(Продолжение. Начало «В» от 15.02.2023, от 15.03.2023, от 29.03.2023, от 19.04.2023, от 26.04.2023, от 03.05.2023, от 07.06.2023, от 21.06.2023, от 05.07.2023, от 19.07.2023, от 26.07.2023, от 16.08.2023, от 23.08.2023, от 30.08.2023, от 05.09.2023, от 13.09.2023, от 25.10.2023, от 20.12.2023, от 28.02.2024; от 06.03.2024; от 20.03.2024; от 24.04.2024; от 18.06.2024; от 26.06.2024; от 02.07.2024; от 16.07.2024) 

Газета «Вести» продолжает рубрику «Великие писатели Отечества». Нашим читателям мы предлагаем ознакомиться с краткой биографией людей, которые существенно повлияли на мировоззрение россиян, воспитание в них чувства прекрасного, сделали русский язык великим и могучим. При этом не будем забывать, что некоторые из них стали предвестниками трёх революций в Российской империи, приблизив смутные времена с кровавой круговертью. Великие писатели Отечества составляют часть нашей истории и заслуживают того, чтобы их творчество знали и помнили.

Михаил Афанасьевич Булгаков

(1891–1940)

«Как-то ночью в 1919 году, глухой осенью едучи в расхлябанном поезде, при свете свечечки, вставленной в бутылку из-под керосина, написал первый маленький рассказ. В городе, в который затащил меня поезд, отнес рассказ в редакцию газеты. Там его напечатали», – вспоминал Михаил Булгаков в «Автобиографии».

Город этот – Грозный, в то время «белый», куда врач Булгаков приехал из Владикавказа, а рассказ (вернее, эссе) назывался «Грядущие перспективы». Перспективы были неутешительные: «Теперь, когда наша несчастная родина находится на самом дне ямы позора и бедствия, в которую её загнала «великая социальная революция» у многих из нас всё чаще и чаще начинает являться одна и та же мысль… Она проста: а что же будет с нами дальше?.. Безумство двух последних лет толкнуло нас на страшный путь, и нам нет остановки, нет передышки. Мы начали пить чашу наказания и выпьем её до конца…»

Это предсказание мы успели оценить. Неслучайно в знаменитом письме «Правительству СССР» Михаил Булгаков сказал о себе: «…я – МИСТИЧЕСКИЙ ПИСАТЕЛЬ» (выделено Булгаковым). Свои взгляды на роль революции писатель не пересмотрел до конца жизни. Крушение монархии означало для Булгакова крушение самой России.

В 1966 году, через 26 лет после смерти писателя, журнал «Москва» начал публикацию его главного романа «Мастер и Маргарита», и «в белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой» в советскую литературу вошел прокуратор Иудеи Понтий Пилат, при котором на заре христианской эры совершились трагические события на Голгофе, – вошел в тот момент, когда страдал непобедимой головной болью, и эта боль физически передалась впечатлительному читателю. Исцелил от неё прокуратора, а вместе и читателя, Иешуа Га-Ноцри. И при каждом новом прочтении, дойдя до главы «Понтий Пилат», головная боль, как и избавление от неё, будут повторяться. Какая мистическая сила слова и «действенная» метафора! Крайне сдержанная в оценках Анна Ахматова, прочтя роман еще в рукописи, сказала об авторе: «Он гений».

Изначально книга была задумана как «роман о дьяволе». Объявившийся в Москве 1920-х годов Воланд со свитой не особенно удивил читателя. «Специалист по черной магии», каковым он назвался, а публикой принятый за иностранца, Воланд вполне вписывался в компанию и посетителей «Дома Грибоедова», этой ярмарки тщеславия – беллетриста Бескудникова, поэта Двубратского, писательницы Штурман Жорж… («Вы – писатели?» – спросила команду Воланда у входа в дом литераторов вахтерша. – «Безусловно», – с достоинством ответил Коровьев».) и с директором варьете Степой Лиходеевым, и с администратором Варенухой… Вполне инфернальные (адские. – Прим. ред.) фамилии!

Поразительно другое: в стране, где «большинство нашего населения сознательно и давно перестало верить сказкам о Боге», – как утверждал редактор «толстого журнала» Берлиоз, это самое «большинство» настолько заинтересовалось личностью Иешуа Га-Ноцри, что в начале семидесятых Новый Завет, в котором можно было узнать подлинную историю Иисуса Христа, стал одной из самых спрашиваемых книг на черном рынке. В других местах приобрести его было невозможно.

Роман произвел переворот: сначала светский, в сознании советского человека. «Иностранец откинулся на спинку скамейки и спросил, даже привизгнув от любопытства: «Вы – атеисты?!» – «Да, мы – атеисты», – улыбаясь ответил Берлиоз…» Загадочный иностранец удивился: «Но вот какой вопрос меня беспокоит: ежели Бога нет, то, спрашивается, кто же управляет жизнью человеческой и всем вообще распорядком на земле?» – «Сам человек и управляет», – поспешил сердито ответить Бездомный на этот, признаться, не очень ясный вопрос. «Виноват, – мягко отозвался неизвестный, – для того, чтобы управлять, нужно, как-никак, иметь точный план на некоторый хоть сколько-нибудь приличный срок. Позвольте же вас спросить, как же может управлять человек, если он не только лишен возможности составить какой-нибудь план хотя бы на смехотворно короткий срок, ну, лет, скажем, в тысячу, но не может ручаться даже за свой собственный завтрашний день?»

После появления «Мастера и Маргариты», сразу сделавшейся «модной» книгой, называть себя атеистом стало как-то «неприлично». Не то чтобы все немедленно бросились посещать церковь, однако Новый Завет, прочитанный вслед за романом любознательными читателями сначала чисто литературно, потревожил, раскрыл душевные створки.

Так, «роман о дьяволе» напомнил о Боге способом «от противного», что можно выразить строками Есенина: «Но коль черти в душе гнездились – значит, ангелы жили в ней».

Чрезвычайный случай в истории литературы, когда сенсация – а публикация «Мастера и Маргариты» была сенсацией – не умерла на следующий день. Книга, можно сказать, стала «романом века». Жадный интерес к «Мастеру и Маргарите» привел и к публичным мистериям: майские костюмированные балы на Патриарших прудах, приуроченные к дню рождения писателя, всевозможные булгаковские общества, театральная студия на чердаке дома со знаменитой квартирой 302-бис, разукрашенные символами и цитатами из романа стены подъезда…

Удивительно и то, как неуклонно судьба вела писателя к этой главной его книге. Но обо всем по порядку.

Михаил Афанасьевич Булгаков родился 3 (15) мая 1891 года в Киеве и провел там детство и юность. Критика отмечала в стиле Булгакова-писателя яркие поэтические краски, острый малороссийский юмор, «чертовщинку», роднящие его с молодым Гоголем. Любовь к Киеву отразилась во многих произведениях Булгакова. «А Киев! – вспоминал его в Константинополе генерал Чарнота (пьеса «Бег»). – Эх, Киев! – город, красота! Вот так Лавра пылает на горах, а Днепро! Днепро! Неописуемый воздух, неописуемый свет! Травы, сеном пахнет, склоны, долы, на Днепре черторой! (Видимо, Булгаков имеет в виду высокий берег Днепра, изрытый норами землероек. – Прим. ред.)».

Отец писателя, Афанасий Иванович Булгаков, был родом из Орла и происходил из семьи священника. В Орле Афанасий Иванович окончил духовную семинарию, а ко времени рождения Михаила был магистром богословия и профессором Киевской духовной академии по кафедре истории и разбора западных исповеданий. Его диссертация с довольно экстравагантным текстом называлась «Очерки истории методизма», ему принадлежат также работы «Баптизм», «Мормонство», «Идеал общественной жизни в католичестве, реформатстве и протестантизме». Он являлся редким специалистом по демонологии, так что эта тема могла заинтересовать будущего писателя еще в родительском доме. Афанасий Иванович ушел из жизни в 1907 году из-за болезни почек (нефросклероз). Мать, Варвара Михайловна, урожденная Покровская, дочь соборного протоиерея, родилась в городе Карачеве Орловской губернии и до замужества несколько лет работала учительницей.

В семье Булгаковых было семеро детей: четыре сестры и три брата. Семейство было дружное, веселое. «У нас в доме интеллектуальные интересы преобладали, – вспоминала сестра писателя Надежда Булгакова-Земская. – Очень много читали. Прекрасно знали литературу. Занимались иностранными языками. И очень любили музыку… наше основное увлечение была всё-таки опера. Например, Михаил, который умел увлекаться, видел «Фауст», свою любимую оперу, 41 раз – гимназистом и студентом».

«Фауст» Гёте подскажет Михаилу Булгакову и основную идею «Мастера и Маргариты», выраженную словами гётевского Мефистофеля: «Я – часть той силы, что вечно хочет зла и вечно совершает благо», которые стали эпиграфом романа, а также имя героини. Не случайно «Мастера и Маргариту» Булгаков называл «своим «Фаустом».

По свидетельству сестры, любимыми писателями молодого Булгакова были Гоголь, Салтыков-Щедрин, Чехов, а из западных – Диккенс. В доме читали и нашумевших в ту пору Горького, Леонида Андреева, Куприна, Бунина.

Несмотря на артистизм натуры и влечение к литературе, Михаил Булгаков избрал профессию врача. Окончив медицинский факультет Киевского университета с отличием в 1916 году, он вступил в Красный Крест и добровольно уехал на юго-западный фронт. Работал в военных госпиталях Западной Украины, затем был переведен в Смоленскую область, служил врачом в селе Никольском, а с сентября 1917 года – в Вяземской городской больнице.

Первая жена Михаила Булгакова Татьяна Николаевна Лаппа, с которой он обвенчался в 1913 году, вспоминала: «Там, в Вязьме, по-моему, он и начал писать; писал только ночами… Я спросила как-то: «Что ты пишешь?» – «Я не хочу тебе читать. Ты очень впечатлительная – скажешь, что я болен…» Знала только название – «Зеленый змий».

По словам Татьяны Николаевны, годы в Никольском и Вязьме были омрачены пристрастием Булгакова к морфию (рассказ «Морфий»). Чувствовал он себя всё хуже и хуже, пока наконец в состоянии крайнего физического и нервного истощения не уехал в Москву, где пытался получить освобождение от военной службы. Привычку к морфию Булгаков преодолел, что почти невероятно и свидетельствует о силе его натуры, а возможно, и о покровительстве судьбы. Болезненный же опыт «расширенного сознания», без сомнения, был задействован в некоторых сценах «Мастера и Маргариты».

Врачебная практика молодого Булгакова нашла отражение в цикле рассказов «Записки юного врача» (1925–1927).

Из-за болезни октябрь 1917 года прошел для Михаила Булгакова почти незамеченным. Вернувшись к нормальной жизни, с начала 1919 года он поселился в Киеве и, как писал в одной из анкет: «…последовательно призывался на службу в качестве врача всеми властями, занимавшими город». Полтора года, проведенные в кошмаре Гражданской войны, дали ему материал для будущего романа «Белая гвардия» и рассказа «Необыкновенные приключения доктора» (1922).

Мобилизованный в Киеве белой армией Деникина, Булгаков был отправлен на Северный Кавказ военврачом. Опубликовав в Грозном свой первый рассказ, он сделал окончательный выбор в пользу литературы.

В 1920–1921 годах, работая во Владикавказском подотделе искусств, Булгаков сочинил «с голодухи», как он выразился, пять пьес: «Самооборона», «Братья Турбины», «Глиняные женихи», «Сыновья муллы», «Парижские коммунары», которые желал бы забыть навсегда. «Как перед истинным Богом скажу, если кто меня спросит, чего я заслуживаю: заслуживаю я каторжных работ… Это за Владикавказ, – писал Булгаков в рассказе «Богема». – … грозный призрак голода постучался в мою скромную квартиру… А вслед за призраком постучался присяжный поверенный Гензулаев… Он меня подстрекнул написать вместе с ним революционную пьесу из туземного быта… Мы её написали в семь с половиной дней, потратив таким образом на полтора дня больше, чем на сотворение мира… Одно могу сказать: если когда-нибудь будет конкурс на самую бессмысленную, бездарную и наглую пьесу, наша получит первую премию… Пьеса прошла три раза (рекорд), и вызывали авторов… я выходил и делал гримасы, чтобы моего лица не узнали на фотографической карточке (сцену снимали при магнии). Благодаря этим гримасам в городе расплылся слух, что я гениальный…» Кавказские впечатления отражены также в повести «Записки на манжетах» (1922–1923).

Булгакова посещали мысли об эмиграции, он даже пытался сесть на один из теплоходов, идущих в Константинополь. Это не удалось, и осенью 1921 года вместе с женой он уехал в Москву. На первых порах работал и секретарем ЛИТО Главполитпросвета, и конферансье в каком-то театрике на окраине… Наконец острое перо помогло ему стать хроникером и фельетонистом некоторых московских газет. В редакции «Гудка» сотрудничал вместе с молодыми Ильфом, Петровым, Катаевым, Бабелем, Олешей. Попав в литературно-журналистскую среду довольно зрелым человеком, держался несколько особняком, называя шумные литературные заседания «балом в лакейской».

Заинтересовалась Михаилом Булгаковым и русская газета «Накануне», издававшаяся в Берлине. «Шлите побольше Булгакова!» – писал оттуда Алексей Толстой московскому сотруднику газеты Э. Миндлину. В литературном приложении к «Накануне» были опубликованы рассказы Булгакова «Похождения Чичикова» (о том, как гоголевские герои обживаются при Советах), «Красная корона», «Чаша жизни» (все – 1922), отрывки из «Записок на манжетах», «Багровый остров. Роман тов. Жюля Верна. С французского на эзоповский перевел Михаил А. Булгаков». По словам писателя, темой его первых рассказов, повестей и фельетонов являлись «бесчисленные уродства нашего быта».

«…Булгаков очаровал всю редакцию светской изысканностью манер, – вспоминал его в ту пору Миндлин. – …Всё – даже недоступные нам гипсово-твердый, ослепительно свежий воротничок и тщательно повязанный галстук… целованье ручек у дам и почти паркетная церемонность поклона, – решительно всё выделяло его из нашей среды. И уж конечно, конечно, его длиннополая меховая шуба, в которой он, полный достоинства, поднимался в редакцию…»

Такой светский антураж, как и знаменитый булгаковский монокль, некоторым казался неуместным фрондерством – на фоне всеобщей разрухи, хотя в этом нетрудно угадать и обостренное чувство достоинства, и предощущение своей причастности истории. Любовь Евгеньевна Белозерская, в 1924 году ставшая второй женой Булгакова, заметила в воспоминаниях: «Мы часто опаздывали и всегда торопились. Иногда бежали за транспортом. Но Михаил Афанасьевич неизменно приговаривал: «Главное – не терять достоинства». Перебирая в памяти прожитые с ним годы, можно сказать, что эта фраза, произносимая иногда по шутливому поводу, и было кредо всей жизни писателя Булгакова».

В дневниках Михаила Булгакова за 1925 год встречается запись «Сегодня в «Гудке» в первый раз с ужасом почувствовал, что я писать фельетонов больше не могу. Физически не могу». Начинался Булгаков-писатель. К тому времени в альманахе «Недра» вышли две его повести. «Дьяволиада» (1924) – сатира на советскую бюрократию, а также «Роковые яйца» (1925) – о научном открытии «луча жизни», который в невежественных руках представителей новой власти становится лучом смерти.

Созданная в этом же году блестящая философско-сатирическая повесть «Собачье сердце» опубликована не была (вышла лишь в 1987-м) «Это острый памфлет на современность, – писал о повести всесильный зампред совнаркома Л. Б. Каменев, – печатать ни в коем случае нельзя». Со своей колокольни он был прав. В «Собачьем сердце» Булгаков бросил вызов самой идее революции – социальному равенству, понимаемому как то, что «любая кухарка может управлять государством». Не может, – показал Булгаков. Человек, берущийся не за свое дело и не имеющий к нему способностей, становится разрушителем. «Что такое эта ваша разруха?.. – говорит профессор. – Это вот что: если я, вместо того чтобы оперировать каждый вечер, начну у себя в квартире петь хором, у меня настанет разруха». Добрейший пес Шарик, превращенный в ходе хирургического эксперимента профессором Преображенским в «пролетария Шарикова», едва встав на две конечности, начинает агрессивно посягать на роль «начальника» жизни и чуть не сживает со света своего «папашу» профессора.

Булгаков не верил в возможность революционных (хирургических) преобразований, противопоставляя им путь естественной эволюции. Пережив ужас общения со своим созданием, к этой же мысли приходит и профессор Преображенский: «…зачем нужно искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить, когда угодно! Ведь родила же в Холмогорах мадам Ломоносова этого своего знаменитого… человечество само заботится об этом и, в эволюционном порядке каждый год упорно выделяя из массы всякой мрази, создает десятками выдающихся гениев, украшающих земной шар».

Во время обыска в 1926 году повесть вместе с дневниками писателя была изъята органами ОГПУ.

К слову сказать, знаменитую фразу «рукописи не горят», которую в «Мастере и Маргарите» произносит Воланд, подтвердила сама жизнь. Через два года по ходатайству Горького рукопись «Собачьего сердца» и дневники Булгакову вернули. Дневниковые записи он тут же сжег, и они считались погибшими. В конце восьмидесятых годов Комитет государственной безопасности передал в Центральный государственный архив литературы и искусства машинописную и фотографическую копии дневников писателя. В 1997 году они были изданы отдельной книгой и разъяснили многие темные пятна в биографии и творчестве писателя. Так что нужные рукописи действительно не горят.

В 1925 году в журнале «Россия» вышли две части первого булгаковского романа «Белая гвардия» (полностью был опубликован за границей, у нас – в 1966 году). Максимилиан Волошин, назвавший Булгакова «первым, кто запечатлел душу русской усобицы», писал о романе издателю Н. С. Ангарскому: «Эта вещь представляется мне очень крупной; как дебют начинающего писателя её можно сравнить только с дебютами Достоевского и Толстого».

На основе «Белой гвардии» была создана пьеса «Дни Турбиных», премьера которой состоялась во МХАТе 5 октября 1926 года и вызвала необычайный успех у зрителя. Отсутствие тенденциозности в изображении Гражданской войны дало повод критике обвинить автора в апологии белого движения и назвать его «внутренним эмигрантом». На одном из обсуждений «Театральной политики советской власти» (доклад Луначарского) Маяковский шумел в адрес МХАТа: «…начали с тетей Маней и дядей Ваней и закончили «Белой гвардией»! (Смех) …Мы случайно дали возможность под руку буржуазии Булгакову пискнуть – и пискнул. А дальше мы не дадим. (Голос с места: «Запретить?»). Нет, не запретить. Чего вы добьетесь запрещением? Что эта литература будет разноситься по углам и читаться с таким же удовольствием, как я двести раз читал в переписанном виде стихотворения Есенина…»

«Глашатай революции» предлагал попросту освистать «Дни Турбиных» в театре.

Маяковский не раз был партнером Булгакова по игре в бильярд, но «гражданская война» их взглядов продолжалась до трагического конца поэта. «Если в стихотворении «Буржуй-Нуво» Маяковский говорил, что «Дни Турбиных» написаны на потребу нэпманам, – вспоминала Любовь Белозерская, – то в «Клопе» предсказывается писательская смерть М. А. Булгакова. Плохим пророком был Владимир Владимирович! Булгаков оказался в словаре не умерших, а заново оживших слов…»

Защитило пьесу, как ни парадоксально, имя Сталина, который, судя по протоколам театра, смотрел её семнадцать раз. Вряд ли это объясняется только политическими мотивами. Сталин сам от природы владел даром стихосложения (сохранились его юношеские стихи), и пристальный интерес вождя к литературной жизни страны – а читал он все мало-мальски заметные вещи – был не только идеологического происхождения. Михаила Булгакова он ценил как художника и, возможно, как честного человека, осмелившегося остаться самим собой. Александр Тихонов, хлопотавший на приеме у Сталина за пьесу Эрдмана, передал такие слова вождя: «Эрдман мелко берет… Вот Булгаков!.. Тот здорово берет! Против шерсти берет! Это мне нравится!»

Период с 1925 по 1929 год можно назвать самым благополучным в творческой жизни Булгакова. «Дни Турбиных» поставили Михаила Булгакова в первый ряд драматургов, его пьесы шли в лучших театрах столицы: «Зойкина квартира» (1926) – в Театре Вахтангова (эту пьесу Сталин смотрел восемь раз), в 1928 году на сцене Камерного театра была осуществлена постановка «Багрового острова». Правда, критика его пьес в печати продолжалась. Булгаков собирал все рецензии и вклеивал их в специальный альбом. По его подсчетам, среди них было 298 отрицательных и всего три положительных.

В конце 1920-х годов пьесы Булгакова были сняты с репертуара, а его проза для публикаций считалась «непроходимой». Он был обречен на молчание и несколько раз обращался к ответственным лицам страны с просьбой отпустить его с женой за границу, на что не получил ответов. Наконец в отчаянную минуту, 28 марта 1930 года, Булгаков написал и отослал письмо «Правительству СССР», которое звучит как исповедь писателя. Вот несколько основных положений.

«После того, как все мои произведения были запрещены, среди многих граждан, которым я был известен как писатель, стали раздаваться голоса, подающие мне один и тот же совет.

Сочинить «коммунистическую пьесу» (в кавычках я привожу цитаты), а кроме того, обратиться к Правительству СССР с покаянным письмом, содержащим в себе отказ от прежних моих взглядов, высказанных мною в литературных произведениях, и уверения в том, что отныне я буду работать, как преданный идее коммунизма писатель-попутчик.

Цель: спастись от гонений, нищеты и неизбежной гибели в финале.

Этого совета я не послушался. Навряд ли мне удалось бы предстать перед Правительством СССР в выгодном свете, написав лживое письмо, представляющее собой неопрятный и к тому же наивный политический курбет. Попыток же сочинить коммунистическую пьесу я даже не производил, зная заведомо, что такая пьеса у меня не выйдет.

Созревшее во мне желание прекратить мои писательские мучения заставляет меня обратиться к Правительству СССР с письмом правдивым…

…Борьба с цензурой, какая бы они ни была и при какой бы власти она ни существовала, мой писательской долг, так же как и призывы к свободе печати. Я горячий поклонник этой свободы и полагаю, что если бы кто-нибудь из писателей задумал бы доказывать, что она ему не нужна, он уподобился бы рыбе, публично уверяющей, что ей не нужна вода.

Вот одна из черт моего творчества… Но с первой чертой в связи все остальные, выступающие в моих сатирических повестях: черные и мистические краски (я – МИСТИЧЕСКИЙ ПИСАТЕЛЬ), в которых изображены бесчисленные уродства нашего быта, яд, которым пропитан мой язык, глубокий скептицизм в отношении революционного процесса, происходящего в моей отсталой стране, и противупоставление ему излюбленной и Великой Эволюции, а самое главное – изображение страшных черт моего народа, тех черт, которые задолго до революции вызывали глубочайшие страдания моего учителя М. Е. Салтыкова-Щедрина.

И, наконец, последние мои черты в погубленных пьесах «Дни Турбиных», «Бег» и в романе «Белая гвардия»: упорное изображение русской интеллигенции как лучшего слоя в нашей стране. В частности, изображение интеллигентско-дворянской семьи, волею непреложной исторической судьбы брошенной в годы гражданской войны в лагерь белой гвардии, в традициях «Войны и мира». Такое изображение вполне естественно для писателя, кровно связанного с интеллигенцией.

Но такого рода изображения приводят к тому, что автор их в СССР, наравне со своими героями, получает – несмотря на свои великие усилия БЕССТРАСТНО СТАТЬ НАД КРАСНЫМИ И БЕЛЫМИ – аттестат белогвардейца-врага, а получив его, как всякий понимает, может считать себя конченым человеком в СССР…

Я прошу Советское Правительство принять во внимание, что я не политический деятель, а литератор, и что всю мою продукцию я отдал советской сцене…

Я прошу принять во внимание, что невозможность писать равносильна для меня погребению заживо…

Я ПРОШУ ПРАВИТЕЛЬСТВО СССР ПРИКАЗАТЬ МНЕ В СРОЧНОМ ПОРЯДКЕ ПОКИНУТЬ ПРЕДЕЛЫ СССР…

Если же и то, что я написал, неубедительно и меня обрекут на пожизненное молчание в СССР, я прошу Советское правительство дать мне работу…

Если меня не назначат режиссером, я прошусь на штатную должность статиста. Если и статистом нельзя – я прошусь на должность рабочего сцены…» (выделено Булгаковым.)

Читая это беспримерное по смелости письмо, на память приходит мысль, высказанная Михаилом Пришвиным. «Может быть, и правда, секрет творческого таланта – в личном поведении автора?»

После «Письма» последовал знаменитый телефонный звонок Сталина на квартиру к Булгакову: «А может быть, правда, пустить вас за границу? Что, мы вам очень надоели?» И затравленный Булгаков сделал неожиданный выбор: «Я очень много думал в последнее время, может ли русский писатель жить вне родины и, мне кажется, что не может». Ему было предоставлено место режиссера МХАТа.

В октябре 1937-го Михаил Булгаков писал Борису Асафьеву: «За семь последних лет я сделал шестнадцать вещей разного жанра, и все они погибли. Такое положение невозможно. В доме у нас полная бесперспективность и мрак». Действительно, из не увидевших сцены пьес и неопубликованных произведений можно составить целый мартиролог (список признанных святых. В данном переносном смысле список великих произведений. – Прим. ред.). Репетировались, но не были доведены до постановки пьеса «Бег» (1927), продолжавшая тему «Белой гвардии», оборонная пьеса «Адам и Ева» (1931), фантастическая комедия «Блаженство» (1934), пьеса-гротеск «Иван Васильевич» (1935), которую сегодня все знают по замечательному фильму «Иван Васильевич меняет профессию», а также заказная пьеса о юности Сталина «Батум» (1939). Драма «Александр Пушкин. Последние дни» (1939) появилась на сцене МХАТа только после смерти Булгакова, как и его инсценировки «Полоумный Журден», «Война и мир» (обе – 1932), «Дон Кихот» (1938) Исключение составили лишь инсценировка «Мертвых душ», поставленная во МХАТе в 1932 году и надолго задержавшаяся в его репертуаре, а также возобновленные по решению правительства в 1932 году «Дни Турбиных». Ни одно из драматургических произведений Булгакова при его жизни опубликовано не было.

Художественно-документальная повесть «Жизнь господина де Мольера» (1933), написанная Булгаковым по предложению Горького для серии «Жизнь замечательных людей», тоже не увидела света, а пьеса «Мольер» в 1936 году прошла на сцене МХАТа всего несколько раз.

Театральный роман с этой труппой исчерпал себя. Булгаков, порвав с МХАТом, перешел на работу в Большой театр либреттистом, а злосчастная судьба драматурга стала темой автобиографического произведения, так и названного – «Театральный роман» (1937). «Сегодня у меня праздник, – сообщал Булгаков в одном из писем 3 октября 1936 года. – Ровно десять лет тому назад совершалась премьера «Турбиных». Сижу у чернильницы и жду, что откроется дверь и появятся Станиславский и Немирович с адресом и подношением… Ценное же подношение будет выражено в большой кастрюле… наполненной той самой кровью, которую они выпили из меня за десять лет». Кстати, первоначальное название «Театрального романа» было вполне погребальным – «Записки покойника».

Кажется невероятным, что Булгаков не только преодолел все эти испытания, находясь в оппозиции и к власти, и к «революционному авангарду» как стилю, и к литературной среде, но при этом имел силы писать «в никуда» свой великий роман «Мастер и Маргарита».

Правда, у Булгакова была Елена Сергеевна, свято верившая в его гениальность и, видимо, посланная ему самой судьбой. Ведь когда два уже немолодых человека порывают каждый со своим устоявшимся семейным бытом, чтобы соединиться на неизвестность, – это любовь.

«За мной, читатель! Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?» – так начинается вторая часть романа «Мастер и Маргарита», подарившего Михаилу Булгакову вечность. Елене Сергеевне предназначено было стать и его вдохновительницей, и прототипом героини. «Она сулила славу, она подгоняла его и вот тут-то стала называть Мастером. Она нетерпеливо дожидалась обещанных уже последних слов о пятом прокураторе Иудеи, нараспев и громко повторяла отдельные фразы, которые ей нравились, и говорила, что в этом романе – её жизнь», – писал автор о Маргарите.

Познакомились Булгаков и Елена Сергеевна в доме у общих знакомых в 1929 году. Она – благополучная жена крупного советского военачальника, к тому же и красавца, он – драматург, терпящий творческое крушение, когда под овации критики одна за другой убирались со сцены его пьесы. «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих. Так поражает молния, так поражает финский нож!» – говорит Мастер в романе, а вот как вспоминает их встречу сама Елена Сергеевна: «Это была быстрая, необычайно быстрая, во всяком случае с моей стороны, любовь на всю жизнь».

Была не только любовь, был скандал с мужем, отцом её двоих сыновей. Был бурный разговор мужа с соперником, при котором, как в настоящих романах, фигурировал даже пистолет (к счастью, не пущенный в ход), был «домашний арест», выдержанный Еленой Сергеевной полтора года… «Но, очевидно, все-таки это была судьба, – вспоминала она много лет спустя. – Потому что когда я первый раз вышла на улицу, я встретила его, и первой фразой, которую он сказал, было: «Я не могу без тебя жить». И я ответила: «И я тоже». И мы решили соединиться, несмотря ни на что. И тогда же он мне сказал: «Дай мне слово, что умирать я буду у тебя на руках»… И я, смеясь, сказала: «Конечно, конечно…» Он сказал: «Я говорю очень серьезно, поклянись». И в результате я поклялась».

Роман, в окончательном варианте названный «Мастер и Маргарита», был начат еще до встречи с Еленой Сергеевной, в 1928 году, и назывался тогда «Черный маг» или «Копыто дьявола». Сюжетная линия о любви Мастера и Маргариты появилась позже – во второй части. Вообще же в романе три самостоятельных сюжетных пласта: Воланд, посетивший Москву и наделавший много шума, Мастер и Маргарита, а также «евангельские главы» о Понтии Пилате и Иешуа Га-Ноцри, – сплавленные творческой волей автора в некое единство, что и по сей день доставляет много хлопот критикам: кто главный герой? Не является ли эта книга апологией дьявола? Каково «исповедание веры» самого Булгакова? и т. д.

Представляется, что ближе всех к разгадке основной мысли романа подошел Петр Палиевский: «Заметим: нигде не прикоснулся Воланд, булгаковский князь тьмы, к тому, кто сознает честь… Но он немедленно просачивается туда, где ему оставлена щель, где отступили, распались и вообразили, что спрятались: к буфетчику с «рыбкой второй свежести» и золотыми десятками в тайниках; к профессору, чуть подзабывшему Гиппократову клятву… Так или иначе, но всё несомненнее выступает мысль: наглецы из компании Воланда играют лишь роли, которые мы сами для них написали… то самое, что другой русский писатель (Василий Розанов. – Прим. ред.) определил как «мы гибнем… от неуважения себя».

Был ли Михаил Булгаков верующим человеком? Ответ можно найти у него самого. 5 января 1925 года Булгаков записал в дневнике: «Когда я бегло проглядел у себя дома вечером номера «Безбожника», был потрясен. Соль не в кощунстве, хотя оно, конечно, безмерно, если говорить о внешней стороне. Соль в идее, её можно доказать документально: Иисуса Христа изображают в виде негодяя и мошенника, именно его. Нетрудно понять, чья это работа. Этому преступлению нет цены».

Возможно, именно в это время и возник замысел романа, который, как мы помним, начинается с того, что поэт Иван Николаевич Понырев, пишущий под псевдонимом Бездомный, обсуждал с редактором журнала Берлиозом свою поэму, где очертил «главное действующее лицо… то есть Иисуса, очень черными красками… Берлиоз же хотел доказать поэту, что главное не в том, каков был Иисус, плох ли, хорош ли, а в том, что Иисуса-то этого, как личности, вовсе не существовало на свете и что все рассказы о нём – простые выдумки…» Тут-то перед ними и возник Воланд со своей шайкой.

Булгаков писал «Мастера и Маргариту» двенадцать лет, последние вставки он диктовал Елене Сергеевне за две недели до смерти и взял с неё клятву, что роман она опубликует.

В сорок восемь лет его настигла та же болезнь, которая в этом же возрасте унесла из жизни отца – нефросклероз. Перед женитьбой Михаил Афанасьевич говорил Елене Сергеевне: «Я буду умирать тяжело». К сожалению, и здесь он оказался пророком. Перед смертью он ослеп, испытывал невыносимые боли, почти потерял речь, но Елена Сергеевна сдержала свою клятву – не отдала его в больницу. Он умер, держа её за руку. Случилось это 10 марта 1940 года. Сдержала она и другую клятву – опубликовала его произведения.

Перед уходом Михаил Афанасьевич успел сделать важные для него распоряжения: послал свою сестру Лелю за Татьяной Николаевной, его первой женой, чтобы попросить у неё прощения (при расставании он сказал ей: «Меня за тебя Бог накажет» и, видимо, помнил это всю жизнь), но её в Москве не оказалось, а также попросил своего друга Павла Сергеевича Попова отслужить по нему панихиду.

Михаил Афанасьевич Булгаков похоронен на Новодевичьем кладбище. До начала пятидесятых годов на его могиле не было ни креста, ни памятника. Елена Сергеевна не раз захаживала в прикладбищенскую мастерскую в поисках надгробной плиты и однажды заметила в яме среди обломков мрамора огромный черный камень. «Что это?» – поинтересовалась она у гранильщиков. – «Да Голгофа». – «Как Голгофа?» Ей объяснили, что на могиле Гоголя стояла Голгофа с крестом, пока к юбилею не поставили новый памятник. Камень этот, по преданию, выбрал в Крыму Иван Аксаков и привез в Москву на лошадях. «Покупаю», – не раздумывая, сказала Елена Сергеевна. Так гоголевская Голгофа стала надгробным памятником Булгакова.

Когда-то Михаил Булгаков писал Павлу Попову, вспоминая Гоголя: «Учитель, укрой меня своей чугунной шинелью». По слову и сбылось.

Интересные факты из жизни М. А. Булгакова

Михаил Афанасьевич Булгаков прожил короткую жизнь (1891–1940), но успел оставить после себя настоящие шедевры русской литературы. И сегодня имя этого писателя является одним из самых известных во всём мире. Произведения Булгакова экранизировались, воспроизводились на сценах театра. Но сам пик популярности и обожания Михаил Булгаков не застал: вся его популярность родилась после кончины в возрасте 48 лет. Скажем ему спасибо за его гениальные произведения и познакомимся с самыми интересными фактами из жизни.

1. Михаил Булгаков родился в семье профессора духовной академии Афанасия Булгакова. Его мать, Варвара Михайловна, преподавала в женской прогимназии. Всего в семье было семь детей, и никто, кроме самого Михаила Булгакова, не пошёл в литературное творчество. Хотя и сам писатель поначалу выбрал профессию врача, как и один из его братьев.
2. Михаил Булгаков отдал учению в медицинском университете 7 лет, затем напросился быть врачом в прифронтовом госпитале, где прослужил несколько месяцев.
3. В военных действиях во время Первой мировой войны писатель не участвовал, так как у него была почечная недостаточность, из-за которой он в 48 лет и умер.
4. В прифронтовом госпитале Михаил Булгаков пристрастился к морфию. Получилось так, что ему пришлось принимать антидифтерийный препарат, потому как он боялся заразиться дифтерией от своих пациентов. Этот препарат вызвал у него аллергическую реакцию, которую он начал «тушить» морфием.
5. Михаил Булгаков не умел обращаться с деньгами, был настоящим транжирой, и завтрашний день его совсем не интересовал. Так, он спокойно тратил последние гроши на такси и рестораны, способен был заложить драгоценности жены в ломбард.
6. Михаил Булгаков был три раза женат. Первая жена – Татьяна Лаппа. Вторая жена – Любовь Белозёрская. Третья жена – Елена Шиловская.
7. В первый раз Булгаков вступил в брак в 1913 году. По воспоминаниям его первой жены Татьяны Николаевны, на свадьбу она не имела возможность купить настоящее подвенечное платье или фату, была одета простенько. А её кольцо и кольцо супруга частенько были в ломбарде.
8. Булгаков с первой женой жили очень бедно, часто им помогали родители, но писатель быстро спускал полученные деньги на что угодно, транжирил без смысла.
9. Татьяна Николаевна, первая жена, беременела от Булгакова не один раз, но шла на аборты. Кстати, сам Михаил Афанасьевич делал своей супруге прерывание беременности. Это было и по причине безденежья, и по причине пристрастия писателя к морфию. Затем Татьяна Николаевна больше не беременела и не могла иметь детей.
10. Булгаков так и не познал все прелести отцовства: все три его жены не дали ему детей.
11. Первая жена пыталась избавить Михаила Афанасьевича от зависимости от морфия, выдавая ему вместо морфия дистиллированную воду, однако это приводило к негодованию со стороны писателя.
12. Писатель описал свою страсть к морфию в цикле рассказов «Записки юного врача» и повести «Морфий».

«Не могу не воздать хвалу тому, кто первый извлек из маковых головок морфий. Истинный благодетель человечества. Боли прекратились через семь минут после укола».

«Первая минута: ощущение прикосновения к шее. Это прикосновение становится теплым и расширяется. Во вторую минуту внезапно проходит холодная волна под ложечкой, а вслед за этим начитается необыкновенное прояснение мыслей и взрыв работоспособности. Абсолютно все неприятные ощущения прекращаются. Это высшая точка проявления духовной силы человека. И если б я не был испорчен медицинским образованием, я бы сказал, что нормально человек может работать только после укола морфием».

13. Михаил Афанасьевич смог побороть способом свою зависимость, и главные произведения писателя не были написаны под влиянием морфия.
14. В годы Гражданской войны Михаил Булгаков принимает участие в боевых действиях в качестве врача и сотрудника Красного Креста. Было желание уехать в эмиграцию в то время, но помешала болезнь – брюшной тиф. Ему пришлось остаться во Владикавказе для лечения.
15. После окончания Гражданской войны Михаил Афанасьевич принимает решение оставить медицину и заняться литературной деятельностью. Еще во время войны он попробовал себя в писательстве, а позже в письме своему двоюродному брату он пишет: «Я запоздал на 4 года с тем, что я должен был давно начать делать – писать».
16. В 1921 году будущая знаменитость переезжает в Москву, чтобы начать себя продвигать как писателя. Он устраивается в несколько изданий как фельетонист (тот, кто пишет сатирические заметки, очерки и статьи). А спустя два года становится членом Всероссийского союза писателей.
17. Вскоре он встречает Любовь Белозёрскую и быстро разводится с первой женой, которой пришлось с ним пережить худшие годы его существования.
18. Любовь Белозёрская тоже сыграла огромную роль в жизни писателя. Она стала для него настоящей музой, правда, скоротечной. Вторая жена помогала Булгакову в творчестве, переводила для него с французского языка книги Мольера. Кроме того, известно, что она писала произведения под диктовку. А еще он посвятил ей известную повесть «Собачье сердце», роман «Белая гвардия» и пьесу «Кабала святош».
19. Идиллия просуществовала совсем недолго: яркая Любовь Белозёрская, любительница сплетен и мужского обожания, частенько била по самолюбию писателя. Так, их телефон в доме висел прямо над письменным столом, и жена Булгакова обожала болтать по телефону без умолку, чем мешала деятельности молодого автора. Михаил Афанасьевич начал просто ругаться с женой, высказав, что ему приходится писать урывками. На что жена отчеканила:

–Но ты же не Достоевский!

20. На самом же деле, пусть Булгаков и был просто Булгаковым, известность его всё равно росла. В журнале были напечатаны первая и вторая части романа «Белая гвардия». Кстати, в романе он описал один настоящий дом, который в то время существовал. И он придумал одну деталь, что под этим домом находится клад. Читатели так поверили этому, что почти разобрали строение, из-за чего пострадали жители этого дома.
21. Выходит отдельная книга «Дьяволиада». Во МХАТе идет пьеса «Дни Турбиных». Пьеса имеет антисоветское содержание, но ее не снимали с репертуара, так как она нравилась Сталину.
22. Булгаков страстно влюбляется в Елену Сергеевну Шиловскую, которая позже становится его третьей женой. Поначалу у них ничего не может завязаться, так как Елена Сергеевна является супругой высокопоставленного чиновника, который ей категорически не разрешает видеться с писателем. Но даже через год чувства не остывают, и молодые люди всё-таки добиваются того, чтобы быть вместе.
23. Елена Сергеевна становится настоящей опорой писателю, очень ему во всём помогает, печатает под диктовку его произведения. Её поддержка помогает Булгакову выдерживать весь гнев судьбы.
24. Михаил Булгаков не дружил с властями, сильно критиковался публикой, имел сотни отрицательных рецензий. При жизни он не имел признания и популярности, которые получил после смерти.
25. В 30-е годы писателя не публикуют, и он уже в отчаянии обращается к власти, чтобы ему или дали возможность уехать из страны, или позволили трудиться во МХАТе. Сталин лично звонит Булгакову, чтобы предложить обратиться во МХАТ, чтобы продолжать там работать. Проработал он в театре 6 лет.
26. После МХАТа Булгаков идет работать в Большой театр переводчиком и либреттистом. Однако уже совсем скоро он теряет зрение из-за своей болезни – гипертонического нефросклероза. Этой же болезнью в свое время страдал его отец, поэтому писатель понимал, какая участь его ждет.
27. Состояние здоровья не остановило Михаила Афанасьевича, он продолжает работать над главным романом «Мастер и Маргарита», диктует финальную часть своей жене. Он хочет, «чтобы помнили».
28. Роман выходит в свет благодаря стараниям Елены Булгаковой в 1966 году, спустя 26 лет после смерти писателя. Работал писатель над романом с 1929 по 1940 год. В образе Маргариты – сама Елена Сергеевна.
29. Самое интересное, что в романе кот Бегемот будто свидетельствует о том, что писатель был кошатником. На деле всё наоборот – котов Булгаков не любил. А прототипом Бегемота стал некогда любимый пес Бутон, которого писатель когда-то нашел на улице.
30. Скончался Михаил Афанасьевич Булгаков в возрасте 48 лет, 10 марта 1940 года. Тело было кремировано, а прах захоронен на Новодевичьем кладбище. Елена Сергеевна сделала так, чтобы на могилу покойного мужа поставили камень (Голгофу), который ранее стоял на могиле Гоголя. Булгаков очень хорошо относился к Гоголю, и вдова посчитала, что такой символический камень пришелся бы по душе Михаилу Афанасьевичу.

Национальная библиотека Беларуси

Женщина в любви. Елена Булгакова

Елена Сергеевна Булгакова (в девичестве Нюрберг) была третьей женой Михаила Афанасьевича Булгакова, русского писателя, автора романов «Собачье сердце», «Мастер и Маргарита» и других.

Елена Нюрберг родилась в Риге 2 ноября 1893 года. Её отец, Сергей Маркович Нюренберг, был лютеранином, но принял православное крещение, чтобы жениться на любимой девушке Александре, отец которой был священником. В молодости был учителем, потом стал податным инспектором, увлекался журналистикой, печатался в рижских газетах. Мать, Александра Александровна Горская, занималась домашним хозяйством и воспитанием четверых детей. Елена и её сестра Ольга учились в Рижской классической русской школе. По воскресеньям семья посещала православную церковь.

В 1915-м Нюрберги переехали в Москву. Елена, чтобы помогать отцу, научилась печатать на машинке и была секретарем отца, перепечатывала его труды по налоговым вопросам.

В июне 1918 года Елена на похоронах известного актера Мамонта Дальского познакомилась с его сыном офицером Красной Армии Георгием Неёловым. Юрий рассказал своей новой знакомой трагичную и ужасную историю гибели отца: артист спешил на встречу с Шаляпиным и поехал на подножке трамвая, сорвался и упал под колеса. В декабре 1918-го Елена Нюрберг и Георгий Неёлов обвенчались в церкви. Неёлов был заместителем начальника штаба Западного фронта, а начальником штаба был Евгений Шиловский из исконных тамбовских дворян. Предки Евгения Александровича себя именовали с ударением на первом слоге, чтобы их не путали с поляками.

В 1921 году между Шиловским и Еленой начался бурный роман. Любовь Шиловского была настолько сильной, что он отбил жену у младшего по званию. Елена получила у Патриарха разрешение на расторжение церковного брака и вышла замуж за Шиловского.

У Евгения и Елены Шиловских родились двое сыновей – Женя и Сергей. Шиловского, как заслуженного красного командира, назначили начальником штаба Московского военного округа. Семья поселилась в доме для высокопоставленных военных. Соседями Шиловских были Тухачевский, Уборевич, Гамарник, блестящие, яркие люди. Обитатели этого дома вели жизнь невероятно благополучную по меркам того времени. У них была прислуга, у двух сыновей – няня немка.

Елена умела интуитивно понимать чувства и внутреннее состояние людей и легко выстраивала коммуникации с любым человеком. Рассказывали, что с водителем такси, которого она видела в первый в жизни, начинала общаться так, словно много лет знакомы. Так же свободно она общалась с писателями, артистами и музыкантами.

Елена была очень красивой женщиной, любила красивые вещи – духи, косметику, хорошую обувь и особенно меха. Те, кто знал Елену Сергеевну, вспоминали её шубы – как она небрежно скидывала их, и как мужчины смотрели только на неё. Современник вспоминал, что, когда Елена Сергеевна входила в гостиную, дамы вздрагивали и спешили отвлечь внимание своих мужей.

Со стороны Елена казалась счастливой, сама же она признавалась сестре, что «мне иногда кажется, что мне еще чего-то надо». В одном из писем она писала сестре Ольге Бокшанской: «Женя занят почти целый день, малыши с няней всё время на воздухе, и я остаюсь одна со своими мыслями, выдумками, фантазиями, неистраченными силами. И я или (в плохом настроении) сажусь на диван и думаю, думаю без конца, или – когда солнце светит на улице и в моей душе – брожу одна по улицам». В феврале 1929 года Елену Сергеевну добрые знакомые пригласили в гости. Ей не хотелось идти, но её заинтриговали обещанием, что у них будет знаменитый Булгаков. Елене Сергеевне очень нравились произведения Булгакова, и она согласилась пойти в гости. Их посадили рядом. Из письма брату: «Сидели мы рядом… у меня развязались какие-то завязочки на рукаве… я сказала, чтобы он завязал мне. И он потом уверял всегда, что тут и было колдовство, тут-то я его и привязала на всю жизнь».

Через день они поехали кататься на лыжах. И завязался роман. Михаил Афанасьевич писал ей уморительные записочки, рисовал карикатуры, вырезал из газет фотографии, переклеивал их и комбинировал со смешными комментариями. Булгаков замечательно рассказывал анекдоты и веселил её.

Однажды, получив небольшой аванс, Михаил Афанасьевич позвал Елену Сергеевну выпить с ним по кружке пива, из закуски было только сваренное яйцо. Булгаков любил розыгрыши и умел пошутить, ей было интересно и весело с ним. Позже в романе он опишет встречу Мастера и Маргариты: «Любовь выскочила перед нами, как из-под земли выскакивает убийца в переулке, и поразила нас сразу обоих! Так поражает молния, так поражает финский нож!»

Елена Сергеевна так описывала своё состояние в то время: «Я была просто женой генерал-лейтенанта Шиловского, прекрасного, благороднейшего человека. Это была, что называется, счастливая семья: муж, занимающий высокое положение, двое прекрасных сыновей. Но когда я встретила Булгакова… я поняла, что это моя судьба, несмотря на безумно трудную трагедию разрыва. Я пошла на всё это, потому что без Булгакова для меня не было ни смысла жизни, ни оправдания её…» У Михаила Булгакова в то время был один из худших периодов жизни. Его пьесы «Багровый остров» и «Зойкина квартира» фактически запретили, его не печатали, ему отказывали в любой работе. И со стороны связь жены командарма и бедного писателя выглядела как абсолютное безумие. Шиловский узнал о романе жены с Булгаковым лишь два года спустя и пригрозил жене, что не отдаст ей детей, потребовав, чтобы она больше не встречалась с любовником. Елена Шиловская пообещала мужу, что не будет подходить к телефону, получать от кого-либо письма и выходить одна на улицу. 25 февраля 1931 года Михаил Булгаков и Елена Шиловская попрощались, казалось бы, навсегда. Они не виделись 20 месяцев. Летом 1932 года в ресторане «Метрополь» Елена Сергеевна встретилась с Булгаковым. Они поняли, что любят друг друга. Елена с сыновьями уехала и написала мужу письмо с просьбой дать ей развод. Шиловский был благородным, умным и честным человеком. Он понял, что у Елены и Булгакова не интрижка, а любовь, и отпустил жену. Шиловский написал письмо родителям Елены, в мягкий тонах объяснив ситуацию. Позже он счастливо женился на дочери Алексея Толстого и стал прототипом Рощина в романе «Хождение по мукам». 4 октября 1932 года Булгаков должен был присутствовать на репетиции во МХАТе, где ставили его пьесу «Дни Турбиных». Он написал режиссеру записку с просьбой отпустить его на венчание в загсе. С тех пор Елена Сергеевна говорила: «Мы обвенчались в загсе». Старший сын Женя по договоренности остался с Евгением Александровичем, а младший, Сергей, жил с матерью и Булгаковым. С обоими детьми у Михаила Афанасьевича были прекрасные отношения.

Но однажды, по воспоминаниям Елены Сергеевны, произошел такой случай с Сережей. Булгаков начал рассуждать о том, что в жизни надо уметь рисковать и в качестве примера привел Елену: «Вот смотрите на маму вашу, она жила очень хорошо с вашим папой, но рискнула, пошла ко мне, бедняку, и вот поглядите, как сейчас нам хорошо…» На что Сережа, помешивая ложечкой кофе, задумчиво сказал: «Подожди, мама ведь может рискнуть еще раз». Булгаков покраснел и не знал, что ответить. Два или три месяца Булгаковы жили в одной квартире со второй женой Булгакова. Потом он снял для Белозерской другую квартиру, отремонтировал за свои средства и сначала даже её оплачивал.

В феврале 1934-го Булгаков получил квартиру в Нащокинском переулке. В гости к ним приходили Качалов, Ахматова, Раневская, Эрдман. В начале вечера был стол-фуршет, затем писателя просили почитать написанное накануне. Гости редко покидали их гостеприимный дом раньше пяти или шести утра. Булгаков говорил: «У нас лучший трактир в Москве».

Это был счастливый брак. Елена правила рукописи, перепечатывала их на машинке, вела переговоры с издательствами и театрами. Елена вела дневник, который является драгоценным источником сведений не только о Булгакове, но и о литературной и театральной жизни Москвы 1930-х годов. За стенами счастья Булгаковых обстановка становилась всё страшнее и опасней. Надежда Мандельштам вспоминала, как просила у знакомых денег для арестованного мужа, и упоминает, что Елена Сергеевна Булгакова заплакала и сунула ей в руку всё содержимое своей сумочки.

Осенью 1939 года у Булгакова начались проблемы со зрением и резко ухудшилось самочувствие. Врачи обнаружили неизлечимую болезнь почек. Полгода длилось его угасание. Последние дни он был в бреду, практически ослеп. 10 марта 1940 года Булгаков скончался. Перед смертью Елена Сергеевна дала ему обещание, что она добьется того, чтобы все его произведения были напечатаны. И на долгие десятилетия это стало главной целью её жизни. Вдова бережно заботилась о сохранении архива мужа: редкие фотографии, незаконченный роман, рассказы, повести и очерки.

Михаил Афанасьевич умер и, к счастью, не узнал, что всего через год его «верная и вечная любовь» будет с другим мужчиной. Рядом с ней появился знаменитый в то время поэт Владимир Луговской, «советский Киплинг».

(Справка «Вестей»: Владимир Александрович Луговской (18 июня (1 июля) 1901 года, Москва – 5 июня 1957 года, Ялта) – русский советский поэт, журналист, военный корреспондент. Автор слов для хора «Вставайте, люди русские!» из знаменитого кинофильма «Александр Невский» (1938). В 1918 году Владимир окончил Первую гимназию и поступил в Московский университет. Вскоре он прервал учебу и уехал на Западный фронт, где служил в полевом госпитале. В 1930 году вступил в РАПП, стал членом редколлегии журнала «ЛОКАФ». Дружил с Николаем Тихоновым, Александром Фадеевым, Павлом Антокольским. В последние годы жизни, уже в период «оттепели», создал сборники стихотворений «Солнцеворот», «Синяя весна», книгу поэм «Середина века».)

Луговской называл Елену Инфантой. Он был моложе Булгаковой на восемь лет.

Елена Сергеевна с Луговским поссорилась и назло ему закрутила роман с Александром Фадеевым. Оба любовника вдовы были красивы и пользовались большим успехом у женщин, оба занимали очень высокое положение в официальной советской литературной иерархии. И оба много и страшно пили. И оба трусы, удивительные трусы при яркой мускульной внешности…

22 июня началась война, а 27 июня Луговского откомандировали работать во фронтовой газете. Эшелон, в котором он ехал на фронт, разбомбили. Луговской чудом остался жив и с горсткой других уцелевших кое-как добирался до Пскова. Снова ехать в сторону фронта он был не в силах: у него дрожали руки, он заикался, у него была непрерывная рвота, он был невыносим в общении. Сейчас бы это назвали «посттравматический синдром», но тогда подобных слов не знали. И будь Луговской менее знаменит, его, скорее всего, расстреляли бы как труса. В эти дни происходит его разрыв с Еленой Булгаковой. Точная причина неизвестна, но это и неважно. Елена Сергеевна некоторое время подрабатывала печатанием на машинке и переводами с французского в Союзе писателей. В то время первым секретарем Союза писателей был Александр Фадеев. У них завязался роман, несмотря на то, что Фадеев был женат на знаменитой актрисе МХАТа Ангелине Степановой.

В конце лета 1941 года Александр Фадеев был направлен на передовую. Обстановка на фронте произвела на него примерно такое же впечатление, как и на Луговского. Вернувшись, он добрался до квартиры самого близкого для него человека – Елены Сергеевны – и буквально рухнул в жуткое многодневное пьянство. Его, члена ЦК, руководителя Союза писателей, работника Информбюро, разыскивала вся Москва. Когда он наконец протрезвел, ему пришлось писать две объяснительные записки в комиссию партконтроля при ЦК партии, два поразительных документа – пример того, как в то время ломали людей. Всю ответственность за свое пьянство он перекладывал на «вдову антисоветского писателя». Самое поразительное, что позже он возобновил свои отношения с «вдовой антисоветского писателя». Возможно, она не знала о его эпистолярных упражнениях. А может быть, и знала, но простила. Между тем немцы приближались к Москве, и Фадееву было поручено организовать эвакуацию писателей в безопасный Ташкент. Ему самому полагается лучшее купе в спальном вагоне. Он отдал его Елене Сергеевне. В ночь на 14 октября 1941 года он в последний раз пришел к ней перед её отъездом.

На следующий день за Булгаковой заехал Евгений Шиловский, чтобы отвезти её с младшим сыном Сергеем на вокзал. Их старший сын Женя был офицером и уже воевал на фронте. На вокзале Елену Сергеевну уже ждал Александр Фадеев. В этом же поезде в эвакуацию ехал Владимир Луговской, война для него кончилась. Трое её мужчин встретились здесь, на вокзале. Луговской, мучительно ревновавший, вынужден был наблюдать, как его бывшая возлюбленная прощалась с Фадеевым. Позже он рассказал об этом в своих стихах.

Одиннадцать дней тащится по стране поезд, битком набитый писателями, режиссерами, поэтами и звездами кино, гениями и бездарностями, стукачами и их жертвами. В Ташкенте Елене Сергеевне для проживания была предоставлена балахана (деревянная надстройка над основным домом. Подниматься туда надо было по наружной лестнице). Она сразу деятельно начала обустраивать новое жилище. Пошила чехлы для матрасов, развешала на стенах малоприличные карикатуры Эйзенштейна, изображающие ташкентский быт. В спальне в угол она поставила шкаф, на полках этого шкафа – книги и рукописи Михаила Булгакова. Достав где-то банку яркой красной краски, она собственноручно выкрасила облупившийся столик в саду под старой шелковицей. В тени этого дерева она принимала гостей, разливала чай и вела беседы. Жизнь была голодной и нищей. Чтобы как-то существовать, Елена Сергеевна, как и многие другие, продавала на местном рынке привезенные из Москвы вещи. Луговской в эвакуацию приехал с сестрой и умирающей матерью. Елена Булгакова, прелестная, благоухающая духами, помогала ухаживать за ней и вызывалась делать любую работу, даже самую тяжелую и грубую. В апреле 1942 года мать Луговского умерла, и они начали жить одной семьей. Елена Сергеевна снова печатала, правила рукописи, давала советы. Жизнь была спокойной и почти счастливой, насколько это было возможно в кошмарных бытовых условиях и постоянном страхе за воевавшего старшего сына.

Луговской называл её женой. Она же называла себя вдовой Булгакова. Он писал о ней: «Но ты мудрей и лучше всех на свете, с пустяшной хитростью и беспокойством, беспомощностью, гордостью, полетом». Елена Сергеевна записывала сны, в которых ей являлся Михаил Булгаков: «Всё так, как ты любил, как ты хотел всегда. Бедная обстановка, простой деревянный стол, свеча горит, на коленях у меня кошка. Кругом тишина, я одна. Это так редко бывает… Сегодня я видела тебя во сне. У тебя были такие глаза, как бывали всегда, когда ты диктовал мне: громадные, голубые, сияющие, смотрящие через меня на что-то, видное одному тебе. Они были даже еще больше и еще ярче, чем в жизни. Наверно, такие они у тебя сейчас».

Весной 1943 года Елене Сергеевне пришло письмо из Москвы с сообщением о восстановлении спектакля «Александр Пушкин». Её вызвали для консультаций. В комнате Елены Сергеевны в балахане потом поселилась Анна Ахматова и написала об этом стихотворение «Хозяйка».

Елена Сергеевна написала Луговскому в Ташкент письмо о том, что именно в Москве она дома: здесь её друзья, дорогие для неё вещи, здесь она знает, что она – Булгакова.

Следующие 15 лет ей пришлось зарабатывать переводами с французского. Перевела Жюля Верна, Густава Эмара, книгу Андре Моруа «Ления, или Жизнь Жорж Санд».

В 1948 году умерла любимая сестра Ольга Бокшанская. В 1957 году произошла еще одна, по признанию, самая страшная трагедия её жизни. В возрасте всего 35 лет её старший сын Евгений умер от нефросклероза.

Жизнь Елены Сергеевны протекала среди фотографий ушедших, писем, газет. В коридоре висел плакат «Водка – враг, сберкасса – друг!», который Булгаков когда-то снял с забора и принес в дом. В спальне над кроватью икона, а под кроватью долгие годы она хранила часть булгаковского архива. После смерти Сталина Елена Сергеевна встретилась с Твардовским, главным редактором журнала, и передала ему рукопись «Мастера и Маргариты». Вскоре тот ей перезвонил, сказал, что Булгаков гений, но опубликовать «Мастера и Маргариту» он не может. Были изданы «Жизнь господина де Мольера», «Театральный роман» и «Белая гвардия».

Неожиданно для Елены Константин Симонов, верный друг и соратник, придумал блестящий ход: он дал на прочтение роман «Мастер и Маргарита» главному редактору журнала «Москва» Евгению Поповкину, который знал, что неизлечимо болен и потому уже ничего не боялся. Поповкин прочитал роман и решился на публикацию. Первая часть «Мастера и Маргариты» вышла в ноябре 1966 года, вторая – в январе 1967 года.

Многие хотели познакомиться с вдовой Булгакова и восхищались ею. Владимир Лакшин, замглавреда «Нового мира», рассказывал, как должен был обсудить с Еленой Сергеевной какие-то вопросы и позвонил ей домой. Она обещала приехать. Он прикинул расстояние, сообразил, что её надо ждать минут через сорок, и был готов увидеть сгорбленную старушку. И тут она появилась на пороге его кабинета: нарядная, с безукоризненной прической, в шляпке с вуалеткой. Он потрясенно поинтересовался, как она сюда добралась. На что получил ответ: «На метле!»

Целью жизни Елены Сергеевны было, чтобы гениальные романы Булгакова были изданы и обрели своего читателя. Она выполнила свое предназначение и сдержала слово, данное мужу. Она говорила о времени своего брака с Михаилом Афанасьевичем: «Это была самая светлая жизнь, какую только можно себе выбрать, самая счастливая. Счастливее женщины, какой я тогда была, не было».

proza.ru