ВЕЛИКИЕ ПИСАТЕЛИ ОТЕЧЕСТВА

(Продолжение. Начало «В» от 15.02.2023, от 15.03.2023, от 29.03.2023, от 19.04.2023, от 26.04.2023, от 03.05.2023, от 07.06.2023, от 21.06.2023, от 05.07.2023, от 19.07.2023, от 26.07.2023, от 16.08.2023, от 23.08.2023)

Газета «Вести» продолжает новую рубрику «Великие писатели Отечества». Нашим читателям мы предлагаем ознакомиться с краткой биографией людей, которые существенно повлияли на мировоззрение россиян, воспитание в них чувства прекрасного, сделали русский язык великим и могучим. При этом не будем забывать, что некоторые из них стали предвестниками трех революций в Российской империи, приблизив смутные времена с кровавой круговертью. Великие писатели Отечества составляют часть нашей истории и заслуживают того, чтобы их творчество знали и помнили.

Материалы печатаются по книге «Сто великих писателей», авторы Любовь Калюжная и Геннадий Иванов, издательство «Вече», 2002 год, а также иным источникам.

ostrovskij-u_web

Александр Николаевич Островский

(1823–1886)

Меняются времена, идеи, кумиры, а пьесы несравненного Александра Островского как шли, так и идут на лучших сценах, ничуть не ветшая и не утрачивая нашего живого интереса. В них есть вечная мудрость народной поговорки.

«За Москвой-рекой не живут своим умом, там на всё есть правило и обычай, и каждый человек соображает свои действия с действиями других. К уму Замоскворечье очень мало имеет доверия, а чтит предания…» – писал Островский о своей «малой родине», откуда, собственно, и пришел в большую литературу.

Читая его пьесы (а они читаются как самостоятельные литературные произведения, чего не скажешь о многих других), на ум приходят гениальные строки Евгения Баратынского:

Старательно мы наблюдаем свет,

Старательно людей мы наблюдаем

И чудеса постигнуть уповаем.

Какой же плод науки долгих лет?

Что наконец подсмотрят очи зорки?

Что наконец поймет надменный ум

На высоте всех опытов и дум,

Что? – точный смысл народной поговорки.

Неслучайно Александр Островский часто использовал поговорки в названиях своих драматических произведений: «Не в свои сани не садись», «Не всё коту масленица», «На всякого мудреца довольно простоты» и т. д., показывая в действии их «точный смысл».

Известно, что в каждый ответственный исторический период на мировых сценах возобновляются пьесы Шекспира – в их новом прочтении ищут ответы на вечные вопросы жизни в соответствии со злободневностью. В России именно пьесы Островского остаются актуальными во все времена, помогая в поисках ответа на жизненный вызов.

Островский привнес на сцену поэзию русской жизни, без него не было бы ни Малого театра, ни МХАТа как национальных театров страны. Иван Гончаров писал драматургу, подводя итоги его большой творческой судьбы: «Вы один достроили здание, в основание которого положили краеугольные камни Фонвизин, Грибоедов, Гоголь. Но только после Вас мы, русские, можем с гордостью сказать: у нас есть свой русский, национальный театр. Он, по справедливости, должен называться: «Театр Островского».

Александр Николаевич Островский родился 31 марта (12 апреля) 1823 года в Москве на Малой Ордынке. Отец его, Николай Федорович, был сыном священника и сам окончил Костромскую семинарию, затем Московскую духовную академию, однако стал практиковать как судебный стряпчий, занимаясь имущественными и коммерческими делами. Николай Федорович дослужился до чина титулярного советника, а в 1839 году получил дворянство. Мать, Любовь Ивановна Саввина, дочь пономаря, оставила о себе память как женщина необычайно доброй души и жизнерадостного нрава. К сожалению, она рано ушла из жизни, когда Александру шел всего восьмой год.

Благодаря незаурядной деловитости отца семья, в которой было четверо детей, жила в достатке. В доме имелась богатая библиотека, приглашались хорошие преподаватели, и Александр смог получить прекрасное домашнее образование: знал греческий, латинский, французский, немецкий языки.

Спустя пять лет после смерти матери, отец женился на баронессе Эмилии Андреевне фон Тессин, дочери обрусевшего шведского дворянина. С мачехой детям повезло – она окружила их заботой, привила вкус к музыке, иностранным языкам. Александр, кроме названных, овладел английским, итальянским, испанским языками.

После окончания 1-й Московской гимназии (1840) он поступил в Московский университет на юридическое отделение, но через два года, увлекшись литературой и театром, оставил учебу. По требованию отца вынужден был устроиться чиновником в Совестный суд, затем перешел в Коммерческий суд. Служба не вытравила из него «литературщинку», в это время он изучает драматургию Фонвизина, Грибоедова, Гоголя, читает в подлинниках Шекспира, Мольера, Гольдони, Сервантеса. В набросках его статьи о Диккенсе сохранилась примечательная запись, сделанная в период больших намерений: «Изучение изящных памятников древности, изучение новейших теорий искусства пусть будет приготовлением художнику к священному делу изучения своей родины, пусть с этим запасом входит он в народную жизнь, в её интересы и ожидания».

Островский был европейски образованным человеком, и его патриархальность, народность, столько раз побиваемая русскими западниками, происходила не от недостатка образованности, а являлась сутью его художественного гения.

В 1847 году Островский опубликовал в «Московском городском листке» свой первый литературный опыт под названием «Несостоятельный должник», ставший основой его дебютной комедии «Свои люди – сочтемся» (первоначальное название – «Банкрот»). На даче Михаила Погодина в 1849 году комедию в чтении автора услышал Гоголь и отозвался о ней с большой похвалой. Тем не менее сцены комедия не увидела – она была запрещена цензурой, а сам автор как политически неблагонадежный был отдан под надзор полиции. Постановка этой пьесы осуществилась только через 11 лет.

Молодой Александр Островский, как многие начинающие литераторы того времени, не избежал магии идей «неистового Виссариона». Страстный социалист, убежденный атеист, Виссарион Белинский призывал к радикальным переменам в русской жизни, формируя обличительное литературное направление. Каждое новое поколение считает, что оно призвано переустроить мир, и Островский внес в это свою посильную дань, потому с первых шагов и «приглянулся» цензуре. Вообще, кроме первой пьесы, под цензурным запретом находились: «Семейная картина» – 8 лет, «Доходное место» – 6 лет, «Воспитанница» – 5 лет, «Козьма Захарьич Минин-Сухорук» – 5 лет. Этому немало посодействовала и революционно-демократическая критика, сразу поднявшая талантливого драматурга на щит своих идей.

Обличительное умонастроение молодого Островского сказалось и в других пьесах начального периода: «Семейная картина» (1847), «Свои люди – сочтемся» (1849), «Утро молодого человека» (1850), «Неожиданный случай» (1850), «Бедная невеста» (1851), а позднее – «Не сошлись характерами» (1857).

Если бы драматург ничего больше не написал, он мог бы остаться в истории литературы как законченный мизантроп, поскольку в этих пьесах нет ни привлекательного лица, ни отрадного уголка. Так, в комедии «Свои люди – сочтемся», наиболее значительной из названных пьес, жизнь представлена как торжество всеобщего плутовства и беззакония. Купец Большов ради наживы решается на симуляцию разорения: «Черта ли там по грошам-то наживать! Маханул сразу, да и шабаш». В жертву коммерческим расчетам он готов принести дочь, выдав её за приказчика, согласившегося на роль подставного лица в инсценировке банкротства: «Мое детище: хочу с кашей ем, хочу масло пахтаю». Подхалюзин, подбивший Большова на эту аферу, использует ситуацию в своих интересах. В итоге Большов оказывается в долговой тюрьме, обобранный собственной дочерью.

Перелом во взглядах драматурга произошел примерно в 1852 году. Ушел нигилизм, свойственный молодости, и отлетел дух отрицания. К этому времени Островский сблизился с молодой редакцией журнала «Москвитянин» – Аполлоном Григорьевым, Тертием Филипповым, Борисом Алмазовым, Евгением Эдельсоном и др., объединившимися вокруг издателя журнала Михаила Погодина.

Общественно-литературная позиция «Москвитянина», несмотря на некоторые разногласия, была близка славянофильской: «Дух и направление Москвитятина неизменны. Почтение к Истории, к преданию, вместе с желанием успеха поступательному движению вперед – его правила. Петербургские журналы смотрят больше на Европу, Московитянин – на Россию, сочувствуя, впрочем, Европе» (из объявления о выходе журнала).

Под этой звездой Островским написаны комедии «Не в свои сани не садись» (1852), «Бедность не порок» (1853), «Не так живи, как хочется» (1854). В отличие от предыдущих пьес, они лишены критического пафоса «бичевания пороков». Во время работы над пьесой «Не в свои сани не садись» (1852) Островский писал Михаилу Погодину, что в первых комедиях его взгляд на жизнь теперь ему кажется «молодым и слишком жестоким»: «…пусть лучше русский человек радуется, видя себя на сцене, чем тоскует. Исправители найдутся без нас».

После этих пьес Островского заподозрили в отходе от прогрессивных идей, радикальные критики обвинили его в «ложной идеализации устарелых форм» жизни (Чернышевский), а Н. Ф. Щербина сочинил эпиграмму, рисующую драматурга «квасным патриотом»:

Со взглядом пьяным, взглядом узким,

Приобретенным в погребу,

Себя зовет Шекспиром русским

Гостинодворский Коцебу.

От драматурга требовали односторонности, но по самой своей натуре Александр Островский был человеком эпического склада, принимающим жизнь во всех её проявлениях, к чему, например, так стремился мятежный Александр Блок и что как никто сумел выразить:

Узнаю тебя, жизнь! Принимаю!

И приветствую звоном щита!

Принимаю тебя, неудача,

И удача, тебе мой привет!

В заколдованной области плача,

В тайне смеха – позорного нет!

Принимаю пустынные веси!

И колодцы земных городов!

Осветленный простор поднебесий

И томления рабьих трудов!

Это эпическое мироощущение позволило зрелому Александру Островскому увидеть мир во всей многогранности, безошибочно ощутить многие исторические сдвиги. Представлять его драматургом, обслуживающим ту или иную популярную идею, значит, умалять его творчество. Так, Добролюбов в своей знаменитой статье «Темное царство» рассматривал пьесы Островского только как критику крепостнической России, затхлого купеческого мирка, находя в этом призыв к революционным преобразованиям, тем самым подверстывая его творчество под свою политическую концепцию.

(Продолжение следует)