(Продолжение. Начало «В» от 15.02.2023, от 15.03.2023, от 29.03.2023, от 19.04.2023, от 26.04.2023, от 03.05.2023, от 07.06.2023, от 21.06.2023, от 05.07.2023, от 19.07.2023, от 26.07.2023, от 16.08.2023, от 23.08.2023, от 30.08.2023, от 05.09.2023, от 13.09.2023, от 25.10.2023, от 20.12.2023, от 28.02.2024; от 06.03.2024; от 20.03.2024; от 24.04.2024)
Газета «Вести» продолжает рубрику «Великие писатели Отечества». Нашим читателям мы предлагаем ознакомиться с краткой биографией людей, которые существенно повлияли на мировоззрение россиян, воспитание в них чувства прекрасного, сделали русский язык великим и могучим. При этом не будем забывать, что некоторые из них стали предвестниками трёх революций в Российской империи, приблизив смутные времена с кровавой круговертью. Великие писатели Отечества составляют часть нашей истории и заслуживают того, чтобы их творчество знали и помнили.
Николай Степанович Гумилёв
(1886–1921)
В 1906 году Гумилёв написал стихотворение «Завещание», на которое не обращают внимания, тем более не обращают внимания на пророческий смысл его, считая, что это еще ранний Гумилёв, что это завещание – своего рода бравада, экзальтированно-романтический этюд и т. п.
Очарован соблазнами жизни,
Не хочу я растаять во мгле,
Не хочу я вернуться к отчизне,
К усыпляющей, мертвой земле.
Пусть высоко на розовой влаге
Вечереющих горных озер
Молодые и старые маги
Кипарисовый сложат костер.
И покорно, склоняясь, положат
На него мой закутанный труп,
Чтоб смотрел я с последнего ложа
С затаенной усмешкою губ.
Так начинается это стихотворение. Всё-таки будем помнить, что слово обладает магической силой, и человек, даже не желая того, может напророчить себе нечто, порой беду. Пастернак говорил молодым поэтам, играющим с темой смерти, что этого делать нельзя, если вы на самом деле хотите жить и творить, слово может всё выстроить по-своему, если оно произнесено.
Так вот здесь произнесено, что поэт не хочет могилы в отчизне – этой могилы и нет. Есть могила его матери в маленьком тверском городке Бежецке, здесь можно положить цветы, поклониться Анне Ивановне, вспомнить стихи самого Гумилёва. Иногда в дни праздника ахматовской поэзии в Бежецке приезжие поэты заказывают на могиле молебен, поминая Ахматову и Гумилёва.
Гумилёва расстреляли без суда и без доказательства вины в 1921 году, и неизвестно где закопали в одной яме с другими расстрелянными.
Обычно говорят о пророческом смысле стихотворения Гумилёва «Рабочий», в котором поэт предсказал якобы свою гибель от рук «рабочего», то есть пролетариата, революции. Но, строго-то говоря, это стихотворение о немецком рабочем, который отливает пулю…
Пуля, им отлитая, просвищет
Над седою вспененной Двиной,
Пуля, им отлитая, отыщет
Грудь мою, она пришла за мной.
Это стихотворение имеет прямое отношение к Первой мировой войне, а не к революции. Хотя всё-таки и это стихотворение надо отнести к пророческим стихам поэта – слово так или иначе исполнилось.
Некоторые говорят, что Гумилёв так увлекся экзотическими странами, конкистадорами, жирафами, озером Чад, «брабантскими манжетами» романтических капитанов, Африкой и Востоком, что не успел сказать о России.
Это и так, и не так. Во-первых, замечательно, что в русской поэзии есть поэт с таким самобытным дарованием, устремленным к дальним странам, – это только обогащает русскую поэзию. Гумилёв родился в Кронштадте в штормовую ночь – ему на роду было написано любить моря. У него дед был морским офицером, дядя – адмиралом.
Во-вторых, конец XIX века, как и конец века XX в искусстве настоятельно требовал каких-то новых форм, тем, прорывов. В Европе многие художники такой прорыв искали в экзотическом материале. Вспомним Гогена или Киплинга… Так что Гумилёв действовал в духе общих поисков в искусстве своего времени.
А в-третьих, Гумилёв много чего сказал и о России. Его книга «Костер» очень русская. Александр Блок на одном из своих сборников сделал такую дарственную надпись: «Дорогому Николаю Степановичу Гумилёву – автору «Костра», читанного не только «днем», когда я «не понимаю» стихов, но и ночью, когда понимаю». Приведем несколько строф из «Костра»:
***
Я ребенком любил большие,
Медом пахнущие луга,
Перелески, травы сухие
И меж трав бычачьи рога.
(Детство)
***
В чащах, в болотах огромных,
У оловянной реки,
В срубах мохнатых и темных
Странные есть мужики.
Выйдет такой в бездорожье,
Где разбежался ковыль,
Слушает крики Стрибожьи,
Чуя старинную быль.
(Мужик)
***
Крест над церковью взнесен,
Символ власти ясной, Отеческой,
И гудит малиновый звон
Речью мудрою, человеческой.
(Городок)
Гумилёв стремился сказать о своей Родине полнее и пронзительнее, но признавал, что его дарование в другом. В стихотворении «Стокгольм» он об этом скажет:
И понял, что я заблудился навеки
В слепых переходах пространств и времен,
А где-то струятся родимые реки,
К которым мне путь навсегда запрещен.
Это уже зрелый Гумилёв говорит, всё понимающий о себе, о своём творчестве.
Читатель, который знает и любит стихи Гумилёва, уже и не вспоминает ни о каких литературных течениях начала XX века, о литературных спорах, он, может быть, уже и забыл, что такое акмеизм, который проповедовал Гумилёв, он просто любит лучшие стихи поэта, он живет, дышит этими стихами, это его золотой запас души. На вопрос самого Гумилёва: «Что делать нам с бессмертными стихами?» – он отвечает: «Любить!» Можно дополнить: и издавать.
Читатель, который только открывает поэзию Гумилёва, найдет при желании много статей и об акмеизме, и о спорах, прочитает статью А. Блока «Без божества, без вдохновенья», узнает биографию поэта, откроет для себя непростые отношения двух поэтов, мужа и жены, Ахматовой и Гумилёва, прочитает «Письма о русской поэзии» Николая Степановича, его прозу, статьи, может быть, даже прочитает драмы. Самое главное, чтобы поэт «зацепил» человека, чтобы душа потянулась к высокому поэтическому миру. А это могут сделать только сами стихи. Слава богу, после многих десятилетий запрета сейчас вышли и выходят новые и новые издания Гумилёва. С очень хорошими предисловиями, так что есть возможность не только насладиться стихами, но углубиться в художественный мир поэта.
Вот, например, какие глубины видит исследователь и автор предисловия к прекрасному трехтомнику Гумилёва, изданному издательством «Художественная литература» в 1991 году, Н. А. Богомолов в стихотворении «Память»: «Стихотворение заканчивается явлением неведомого странника с закрытым лицом:
Предо мной предстанет, мне неведом,
Путник, скрыв лицо; но все пойму,
Видя льва, стремящегося следом,
И орла, летящего к нему.
Крикну я… но разве кто поможет,
Чтоб моя душа не умерла?
Только змеи сбрасывают кожи,
Мы меняем души, не тела.
Кто этот путник? Ахматова отвечала однозначно: Смерть. Современный комментатор также однозначен: Христос. А можно найти еще одну параллель – Заратустра. И еще можно добавить, что, согласно магическим концепциям, лев и орел в животном мире соответствовали Солнцу в мире природном… Гумилёв намеренно неоднозначен, намеренно уходит от простой расшифровки. «Путник» – и то, и другое, и третье, и еще нечто, и еще, и еще. Ряд этот принципиально нескончаем, его можно длить и длить».
Так что читатель в стихах Гумилёва может найти глубины необычайные.
Закончить слово о поэте хочется несколькими стихотворениями из тех, которые называются шедеврами:
Жираф
Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далёко, далёко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.
Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.
Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.
Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.
И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав…
Ты плачешь? Послушай… далёко, на озере Чад,
Изысканный бродит жираф.
Слово
В оный день, когда над миром новым
Бог склонял лицо Свое, тогда
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города.
И орел не взмахивал крылами,
Звезды жались в ужасе к луне,
Если, точно розовое пламя,
Слово проплывало в вышине
А для низкой жизни были числа,
Как домашний, подъяремный скот,
Потому что все оттенки смысла
Умное число передает.
Патриарх седой, себе под руку
Покоривший и добро, и зло,
Не решаясь обратиться к звуку,
Тростью на песке чертил число.
Но забыли мы, что осиянно
Только слово средь земных тревог
И в Евангелии от Иоанна
Сказано, что Слово – это Бог.
Мы ему поставили пределом
Скудные пределы естества.
И, как пчелы в улье опустелом,
Дурно пахнут мертвые слова.
Капитаны
На полярных морях и на южных,
По изгибам зеленых зыбей,
Меж базальтовых скал и жемчужных
Шелестят паруса кораблей.
Быстрокрылых ведут капитаны,
Открыватели новых земель,
Для кого не страшны ураганы,
Кто изведал мальстремы и мель.
Чья не пылью затерянных хартий, –
Солью моря пропитана грудь,
Кто иглой на разорванной карте
Отмечает свой дерзостный путь
И, взойдя на трепещущий мостик,
Вспоминает покинутый порт,
Отряхая ударами трости
Клочья пены с высоких ботфорт,
Или, бунт на борту обнаружив,
Из-за пояса рвет пистолет,
Так что сыпется золото с кружев,
С розоватых брабантских манжет.
Пусть безумствует море и хлещет,
Гребни волн поднялись в небеса,
Ни один пред грозой не трепещет,
Ни один не свернет паруса.
Разве трусам даны эти руки,
Этот острый, уверенный взгляд
Что умеет на вражьи фелуки
Неожиданно бросить фрегат,
Меткой пулей, острогой железной
Настигать исполинских китов
И приметить в ночи многозвездной
Охранительный свет маяков?
Шестое чувство
Прекрасно в нас влюбленное вино
И добрый хлеб, что в печь для нас садится,
И женщина, которою дано,
Сперва измучившись, нам насладиться.
Но что нам делать с розовой зарей
Над холодеющими небесами,
Где тишина и неземной покой,
Что делать нам с бессмертными стихами?
Ни съесть, ни выпить, ни поцеловать.
Мгновение бежит неудержимо,
И мы ломаем руки, но опять
Осуждены идти всё мимо, мимо.
Как мальчик, игры позабыв свои,
Следит порой за девичьим купаньем
И, ничего не зная о любви,
Всё ж мучится таинственным желаньем;
Как некогда в разросшихся хвощах
Ревела от сознания бессилья
Тварь скользкая, почуя на плечах
Еще не появившиеся крылья, –
Так век за веком – скоро ли, Господь? –
Под скальпелем природы и искусства
Кричит наш дух, изнемогает плоть,
Рождая орган для шестого чувства.
Интересные факты о Николае Гумилёве
Однажды юный гимназист Гумилёв хотел произвести впечатление на девушку. В её девичьем альбоме на вопрос «Ваша любимая еда» он хвастливо написал «канандер». Это не очень очевидно, но будущий поэт имел в виду сыр камамбер. Когда девушка обнаружила ошибку, Гумилёв, сгорая от стыда, судорожно строил планы, как бы всё исправить: выкрасть этот злосчастный альбом, поджечь дом девушки, сбежать в другую страну. В итоге порвал с ней все отношения и больше не встречался.
Три раза влюблённый Николай Гумилёв получал отказы Анны Ахматовой, после чего шёл топиться или травиться. Но его, к счастью, каждый раз спасали. «Это был для меня вопрос жизни и смерти». Когда он получил долгожданное согласие Анны на свадьбу, родственники к ним не приехали – устали от их бурных и непонятных отношений.
Впервые Николай Гумилёв поехал в Африку после первого отказа Анны Ахматовой. Видимо, чтобы доказать, что достоин быть рядом с поэтессой. Но уже в браке Николай увлекся путешествиями и экспедициями, вел африканский дневник и надолго оставлял свою семью тосковать дома. В итоге пара все 8 лет брака прожила практически отдельно.
Николай боролся с собой, но не мог победить «блаженную леность души». Он любил валяться на диване, читать «Мир приключений», чего очень стыдился и потому прятал книгу под подушку. На видное же место он клал «Критику чистого разума» и «Одиссею», которые «ни при какой погоде не читал».
Осип Мандельштам научил маленького Льва Гумилёва фразе: «Мой папа поэт, а мама истеричка», – которую тот радостно декламировал. Осип с Анной любили друг над другом пошутить, поэтому Анна лишь рассмеялась, а Николай из-за этого расстроился.
Многие поэты Серебряного века во время Первой мировой войны слагали стихи о защитниках Родины, но сами на фронт не уезжали. Николай Гумилёв же записался добровольцем в армию и вернулся кавалером Георгиевского креста. Вместе с ним на фронт ушел его брат Дмитрий Гумилёв, который был контужен в бою.
После войны Анна Ахматова и Николай Гумилёв окончательно расстались. Через два дня после их официального развода Николай женился на Анне Энгельгардт, дочери литератора Николая Энгельгардта (в их дом перед дуэлью заходил Александр Пушкин). Современники не стесняясь называли её «Анной Второй».
У Николая с Анной родилась дочь Елена, чья жизнь закончилась трагически. Вся семья Энгельгардтов погибла во время блокады Ленинграда в 1942 году от голода, лишившись продуктовых карточек.
Гумилёв был приверженцем монархии и не принял большевистский переворот. Поэт не уехал из страны в уверенности, что его «не тронут», что имя его спасет. Но 3 августа 1921 года Гумилёва арестовали по подозрению в заговорщической деятельности по свержению советского строя. 25 августа его расстреляли недалеко от Петербурга. В 1992 году Николая Гумилёва реабилитировали, признав дело сфабрикованным.
Анна Ахматова винила себя в смерти Николая, ведь после войны он вернулся в Россию, чтобы помириться с ней, и получил отказ. Анна пережила репрессии и блокаду Ленинграда и до своей смерти называла себя вдовой Николая Гумилёва, собирая и сохраняя его записи.
bookvoed.ru