Иосиф Александрович Бродский
1940–1996
Иосиф Александрович Бродский – русский и американский поэт, эссеист, драматург и переводчик, педагог.
Лауреат Нобелевской премии по литературе 1987 года, поэт-лауреат США в 1991–1992 годах. Стихи писал преимущественно на русском языке, эссеистику – на английском. Почетный гражданин Санкт-Петербурга (1995).
Иосиф Александрович Бродский родился 24 мая 1940 года в Ленинграде, в еврейской семье. Отец, капитан 3-го ранга ВМФ СССР Александр Иванович Бродский (1903–1984), был военным фотокорреспондентом. Мать, Мария Моисеевна Вольперт (1905–1983), работала бухгалтером. Родная сестра матери – актриса БДТ и Театра им. В. Ф. Комиссаржевской Дора Моисеевна Вольперт.
Раннее детство Иосифа пришлось на годы войны, блокады и послевоенной бедности. В 1942 году после блокадной зимы Мария Моисеевна с Иосифом уехала в эвакуацию в Череповец, вернулись в Ленинград в 1944 году.
В 1954 году Бродский пытался поступить во Второе Балтийское училище (военно-морское училище), но не был принят. В 1955 году – из-за проблем в учебе и необходимости помогать семье – бросил школу и устроился учеником фрезеровщика на завод «Арсенал».
В течение нескольких лет сменил множество занятий. Работал фрезеровщиком, помощником прозектора в морге, истопником в котельной, матросом на маяке. С 1957 по 1961 год был рабочим в геологических экспедициях научно-исследовательского института геологии Арктики. Летом 1961 года в эвенкийском поселке Нелькан в период вынужденного безделья (не было оленей для дальнейшего похода) у него произошел нервный срыв и ему разрешили вернуться в Ленинград.
С 1945 года Бродский страдал невротическими проблемами (фобии, заикание). С 1962 года он состоял на учете в психоневрологическом диспансере с диагнозом «психопатия» («расстройство личности»). В то же время он много, но хаотично читал – в первую очередь поэзию, философскую и религиозную литературу, начал изучать английский и польский языки.
В 1959 году познакомился с Евгением Рейном, Анатолием Найманом, Владимиром Уфляндом, Булатом Окуджавой, Сергеем Довлатовым. В 1959–1960 гг. близко сошелся с молодыми поэтами из «промки» – литературного объединения при Дворце культуры промкооперации (позднее Ленсовета). 14 февраля 1960 года состоялось первое крупное публичное выступление на «турнире поэтов» с участием 19-летнего Бродского в ленинградском Дворце культуры имени Горького.
На рубеже 1960–1961 годов он приобрел известность на ленинградской литературной сцене. В августе 1961 года в Комарово Евгений Рейн познакомил Бродского с Анной Ахматовой. В 1962 году во время поездки в Псков он познакомился с Надеждой Мандельштам, а в 1963 году – с Лидией Чуковской.
С 1960 года Бродский находился в поле внимания ленинградского КГБ в связи с публикациями в самиздатском поэтическом журнале Александра Гинзбурга «Синтаксис». В 1962 году был задержан, а затем ненадолго арестован в связи по делу его друзей Олега Шахматова и Александра Уманского, обвинённых по статье «антисоветская агитация и пропаганда».
В 1962 году Бродский встретил молодую художницу Марину (Марианну) Басманову, дочь художника П. И. Басманова. С этого времени Марианне Басмановой, скрытой под инициалами «М. Б.», посвящались многие произведения поэта. Как писал биограф Бродского Лев Лосев, «стихи, посвящённые „М. Б.“, занимают центральное место в лирике Бродского… потому, что эти стихи и вложенный в них духовный опыт были тем горнилом, в котором выплавилась его поэтическая личность».
8 октября 1967 года у Марианны Басмановой и Иосифа Бродского родился сын, Андрей Осипович Басманов. В 1972–1995 годах М. П. Басманова и И. А. Бродский состояли в переписке.
Эстетические взгляды Бродского формировались в Ленинграде 1940–1950-х годов. Неоклассическая архитектура, сильно пострадавшая во время бомбежек, перспективы городских окраин, вода, множественность отражений – мотивы впечатлений детства и юности – неизменно присутствуют в творчестве поэта.
Первые стихотворения Бродского датированы 1956–1957 годами. Одним из решающих толчков стало знакомство с поэзией Бориса Слуцкого. Из современников на Бродского повлияли Евгений Рейн, Глеб Горбовский, Владимир Уфлянд, Станислав Красовицкий. Позднее Бродский называл величайшими поэтами Одена и Цветаеву, за ними следовали Кавафис и Фрост, замыкали личный канон поэта Рильке, Пастернак, Мандельштам и Ахматова.
Первым опубликованным стихотворением Бродского стала «Баллада о маленьком буксире», напечатанная в сокращенном виде в детском журнале «Костёр» (№ 11, 1962).
В 1963 году в газете «Вечерний Ленинград» была опубликована статья «Окололитературный трутень», подписанная Я. Лернером и двумя штатными сотрудниками газеты – Медведевым и Иониным. Бродского обвиняли в «паразитическом образе жизни», «формализме» и «упадочничестве»; приведённые в статье цитаты из произведений Бродского были искажены или скомпилированы.
Выход фельетона стал сигналом к дальнейшим преследованиям и аресту Бродского. В конце декабря 1963 года друзья Бродского с его согласия устроили его на обследование в Московскую психиатрическую больницу им. Кащенко, где поэту был поставлен диагноз «шизоидное расстройство личности».
Продолжающаяся травля и разрыв с Марианной Басмановой приводят Бродского к попытке самоубийства: через несколько дней после выхода из больницы и возвращения в Ленинград Бродский попытался перерезать себе вены.
17 декабря 1963 году правление ленинградского Союза писателей по просьбе прокуратуры согласилось предать Бродского общественному суду и вынесло решение «просить прокурора возбудить против Бродского… уголовное дело». 13 февраля 1964 года Бродский был арестован по обвинению в тунеядстве, 14 февраля в камере перенес сердечный приступ.
В ходе судебного процесса Бродский был подвергнут принудительной психиатрической экспертизе и приговорен к максимально возможному по указу о «тунеядстве» наказанию – пяти годам принудительного труда в отдаленной местности.
Бродский был сослан в Коношский район Архангельской области, где с марта 1964 по октябрь 1965 года жил в деревне Норинская, там устроился разнорабочим в совхоз «Даниловский». Сам поэт утверждал, что ссылка оказалась одним «из лучших периодов моей жизни. Бывали и не хуже, но лучше – пожалуй, не было». Домик, в котором жил Бродский, представлял собой бревенчатый сруб, где почти отсутствовала мебель, но можно было отгородиться от остального мира, думать и творить. В деревне Бродским было написано около 80 стихотворений.
4 сентября 1965 года под давлением общественности (при участии Анны Ахматовой, а также Д. Д. Шостаковича, С. Я. Маршака, К. И. Чуковского, К. Г. Паустовского, А. Т. Твардовского, Ю. П. Германа, К. А. Федина) срок ссылки Бродского был сокращён до полутора лет, и поэт вскоре сумел вернуться в Ленинград.
В октябре 1965 года Бродский по рекомендации Корнея Чуковского и Бориса Вахтина был принят в Группком переводчиков при Ленинградском отделении Союза писателей СССР, что позволило в дальнейшем избежать новых обвинений в тунеядстве. Вместе с тем, произведения Бродского в советской печати были фактически под запретом и за редчайшими исключениями не публиковались, однако его стихи стали набирать популярность за границей.
В 1967 году в Англии вышел неавторизированный сборник переводов «Joseph Brodsky. Elegy to John Donne and Other Poems / Tr. by Nicholas Bethell». В 1970 году в Нью-Йорке вышла «Остановка в пустыне» – первая книга Бродского, составленная под его контролем. Стихотворения и подготовительные материалы к книге тайно вывозились из России или, как в случае с поэмой «Горбунов и Горчаков», пересылались на Запад дипломатической почтой.
10 мая 1972 года Бродского вызвали в ОВИР и поставили перед выбором: немедленная эмиграция или помещение в психиатрическую клинику. Избрав эмиграцию, Бродский пытался оттянуть день отъезда, но власти хотели избавиться от неугодного поэта как можно быстрее – и уже 4 июня 1972 года лишенный советского гражданства Бродский вылетел из Ленинграда по «израильской визе» в Вену.
В июле 1972 года Бродский переехал в США и принял пост «приглашённого поэта» (poet-in-residence) в Мичиганском университете в Энн-Арборе, где преподавал с перерывами до 1980 года. С этого момента закончивший в СССР неполные восемь классов средней школы Бродский вел жизнь университетского преподавателя, занимая на протяжении последующих 24 лет профессорские должности в общей сложности в шести американских и британских университетах, в том числе в Колумбийском и Нью-Йоркском.
Бродский перенес четыре инфаркта в 1976, 1985 и 1994 годах. Родители Бродского двенадцать раз подавали заявление с просьбой разрешить им выезд за рубеж с целью повидать сына. Однако даже после того, как он в 1978 году перенес операцию на открытом сердце и стал нуждаться в уходе, его родителям было отказано в выездной визе. Сына они больше не увидели. Мать Бродского умерла в 1983 году, ещё через год отец. Оба раза Бродскому не позволили приехать на похороны. Родителям посвящены его книга «Часть Речи» (1977), стихотворения «Мысль о тебе удаляется, как разжалованная прислуга…» (1985), «Памяти отца: Австралия» (1989), эссе «Полторы комнаты» (1985).
В 1977 году Бродский принял американское гражданство. С 1982 года и до конца жизни преподавал по весенним семестрам в консорциуме «пяти колледжей». В 1990 году Бродский женился на Марии Соццани, итальянской аристократке, русской по материнской линии. В 1993 году у них родилась дочь Анна.
Стихи Бродского и их переводы печатались за пределами СССР с 1964 года, когда его имя стало широко известно благодаря публикации записи суда над поэтом. С момента его приезда на Запад его поэзия регулярно появлялась на страницах изданий русской эмиграции, публиковались переводы стихов Бродского, прежде всего в журналах США и Англии, а в 1973 году выходит книга избранных переводов.
Новые книги стихов на русском вышли только в 1977 году – это «Конец прекрасной эпохи», включивший стихотворения 1964–1971 годов, и «Часть речи», в которую вошли произведения, написанные в 1972–1976 годах: «Натюрморт», «Одному тирану», «Одиссей Телемаку», «Песня невинности, она же опыта», «Письма римскому другу», «Похороны Бобо».
С 1972 года Бродский активно обращался к эссеистике, которую не оставлял до конца жизни. В США вышли три книги его эссе: «Less Than One» («Меньше единицы», 1986), «Watermark» («Набережная неисцелимых», 1992) и «On Grief and Reason» («О скорби и разуме», 1995). Большая часть эссе, вошедших в эти сборники, была написана на английском. Американским Национальным советом литературных критиков сборник «Less Than One» был признан лучшей литературно-критической книгой США за 1986 год.
Также перу Бродского принадлежит и ряд эссе о русской литературе, посвященных творчеству Марины Цветаевой (например, эссе «Об одном стихотворении», посвящённое поэме Цветаевой «Новогоднее»), Анне Ахматовой, Андрея Платонова и других. В них он сочетает литературоведческий анализ и творческое постижение чужого произведения.
10 декабря 1987 года Иосифу Бродскому была присуждена Нобелевская премия по литературе «за всеобъемлющее творчество, проникнутое ясностью мысли и поэтической интенсивностью».
Перу Бродского принадлежат две опубликованные пьесы: «Мрамор» (1982) и «Демократия» (1990–1992). Ему также принадлежат переводы пьес английского драматурга Тома Стоппарда «Розенкранц и Гильденстерн мертвы» и ирландца Брендана Биэна «Говоря о верёвке». Бродский оставил значительное наследие как переводчик мировой поэзии на русский язык. Из переведённых им авторов можно назвать, в частности, Джона Донна, Эндрю Марвелла, Ричарда Уилбера, Еврипида (из «Медеи»), Константиноса Кавафиса, Константы Ильдефонса Галчинского, Чеслава Милоша, Томаса Венцловы. Значительно реже Бродский обращался к переводам на английский. Прежде всего это автопереводы, а также переводы из Мандельштама, Цветаевой, Виславы Шимборской и ряд других.
Незадолго до смерти Бродский увлекся идеей основать в Риме русскую академию. Осенью 1995 года он обратился к мэру Рима с предложением о создании академии, где могли бы учиться и работать художники, писатели и учёные из России. Эта идея была реализована уже после смерти поэта. В 2000 году Фонд стипендий памяти Иосифа Бродского отправил в Рим первого российского поэта-стипендиата, а в 2003 году – первого художника.
В 1973 году вышла первая авторизованная книга переводов поэзии Бродского на английский – «Selected poems» («Избранные стихотворения») в переводах Джорджа Клайна и с предисловием Одена. Второй сборник на английском языке, «A Part of Speech» («Часть речи»), вышла в 1980 году; третий, «To Urania» («К Урании»), – в 1988 году. В 1996 году был опубликован «So Forth» («И так далее») – четвертый сборник стихов на английском языке, подготовленный Бродским. В последние две книги включены как переводы и автопереводы с русского, так и стихотворения, изначально написанные на английском.
В пятисотстраничном собрании англоязычной поэзии Бродского, выпущенном после смерти автора, нет переводов, выполненных без его участия. Но если его эссеистика вызывала в основном положительные критические отклики, то отношение к нему как к поэту в англоязычном мире было далеко не однозначным. По мнению Валентины Полухиной, «парадокс восприятия Бродского в Англии заключается в том, что с ростом репутации Бродского-эссеиста ужесточались атаки на Бродского – поэта и переводчика собственных стихов».
Весной 1995 года Иосиф Бродский перенёс обширный инсульт, полностью восстановиться после которого уже не смог. Он скоропостижно скончался в ночь c 27 на 28 января 1996 года в своем доме в Нью-Йорке. Причина смерти – внезапная остановка сердца вследствие инфаркта.
1 февраля 1996 года в Епископальной приходской церкви Благодати (Grace Church) в Бруклин Хайтс, неподалеку от дома Бродского, прошло отпевание. На следующий день состоялось временное захоронение: тело в гробу, обитом металлом, поместили в склеп на кладбище при храме Святой Троицы (Trinity Church Cemetery), на берегу Гудзона, где оно хранилось до 21 июня 1997 года.
Решение вопроса об окончательном месте упокоения поэта заняло больше года. По словам вдовы Бродского Марии, «идею о похоронах в Венеции высказал один из его друзей. Это город, который, не считая Санкт-Петербурга, Иосиф любил больше всего». 21 июня 1997 года на кладбище Сан-Микеле в Венеции состоялось перезахоронение тела Иосифа Бродского. Место упокоения было отмечено скромным деревянным крестом с именем Joseph Brodsky.
Желание быть похороненным на Сан-Микеле встречается в шуточном послании Бродского 1974 года Андрею Сергееву:
Хотя бесчувственному телу
равно повсюду истлевать,
лишённое родимой глины, оно в аллювии долины
ломбардской гнить не прочь. Понеже
свой континент и черви те же.
Стравинский спит на Сан-Микеле…
Через несколько лет на могиле поэта установили надгробный памятник работы художника Владимира Радунского. На обороте памятника выполнена надпись на латыни – строка из элегии Проперция «Letum non omnia finit» — «Не всё кончается со смертью».
По словам Андрея Ранчина, профессора кафедры истории русской литературы МГУ, «Бродский – единственный современный русский поэт, уже удостоенный почётного титула классика. Литературная канонизация Бродского – явление исключительное. Ни один другой современный русский писатель не удостоился стать героем такого количества мемуарных текстов; никому не было посвящено столько конференций».
Незадолго до смерти Бродский написал письмо в отдел рукописей Российской национальной библиотеки в Петербурге (где хранится архив поэта в основном до 1972 года), в котором попросил закрыть на 50 лет доступ к его дневникам, письмам и семейным документам.
В настоящее время в Санкт-Петербурге функционирует Фонд Литературного музея Иосифа Бродского, основанный с целью открытия музея в бывшей квартире поэта на улице Пестеля. Временная экспозиция «Американский кабинет Иосифа Бродского», включающая вещи из дома поэта в Саут-Хэдли, расположена в музее Анны Ахматовой в Фонтанном доме в Санкт-Петербурге. Официальное открытие Музея-квартиры И. А. Бродского состоялось в мае 2020 года. Действует также Дом-музей Иосифа Бродского в деревне Норинская Архангельской области, где поэт отбывал ссылку в 1964–1965 годах.
22 мая 2015 года, к 75-летнему юбилею со дня рождения поэта, выпущены почтовая марка «И. А. Бродский (1940–1996), поэт» и конверт с изображением Дома-музея в Норинской.
ruwiki.ru
Цикл стихотворений «Часть речи»
Ниоткуда с любовью, надцатого мартобря,
дорогой, уважаемый, милая, но неважно
даже кто, ибо черт лица, говоря
откровенно, не вспомнить, уже не ваш, но
и ничей верный друг вас приветствует с одного
из пяти континентов, держащегося на ковбоях;
я любил тебя больше, чем ангелов и самого,
и поэтому дальше теперь от тебя, чем от них обоих;
поздно ночью, в уснувшей долине, на самом дне,
в городке, занесенном снегом по ручку двери,
извиваясь ночью на простыне —
как не сказано ниже по крайней мере —
я взбиваю подушку мычащим «ты»
за морями, которым конца и края,
в темноте всем телом твои черты,
как безумное зеркало повторяя.
1975–1976
Север крошит металл, но щадит стекло.
Учит гортань проговаривать впусти.
Холод меня воспитал и вложил перо
в пальцы, чтоб их согреть в горсти.
Замерзая, я вижу, как за моря
солнце садится и никого кругом.
То ли по льду каблук скользит, то ли сама земля
закругляется под каблуком.
И в гортани моей, где положен смех,
или речь, или горячий чай,
все отчетливей раздается снег
и чернеет, что твой Седов, прощай.
1975–1976
***
Узнаю этот ветер, налетающий на траву,
под него ложащуюся, точно под татарву.
Узнаю этот лист, в придорожную грязь
падающий, как обагренный князь.
Растекаясь широкой стрелой по косой скуле
деревянного дома в чужой земле,
что гуся по полету, осень в стекле внизу
узнает по лицу слезу.
И, глаза закатывая к потолку,
я не слово о номер забыл говорю полку,
но кайсацкое имя язык во рту
шевелит в ночи, как ярлык в Орду.
1975
***
Это — ряд наблюдений. В углу — тепло.
Взгляд оставляет на вещи след.
Вода представляет собой стекло.
Человек страшней, чем его скелет.
Зимний вечер с вином в нигде.
Веранда под натиском ивняка.
Тело покоится на локте,
как морена вне ледника.
Через тыщу лет из-за штор моллюск
извлекут с проступившем сквозь бахрому
оттиском «доброй ночи» уст,
не имевших сказать кому.
1975–1976
***
Потому что каблук оставляет следы — зима.
В деревянных вещах замерзая в поле,
по прохожим себя узнают дома.
Что сказать ввечеру о грядущем, коли
воспоминанья в ночной тиши
о тепле твоих — пропуск — когда уснула,
тело отбрасывает от души
на стену, точно тень от стула
на стену ввечеру свеча,
и под скатертью стянутым к лесу небом
над силосной башней, натертый крылом грача
не отбелишь воздух колючим снегом.
1975–1976
***
Деревянный лаокоон, сбросив на время гору с
плеч, подставляет их под огромную тучу. С мыса
налетают порывы резкого ветра. Голос
старается удержать слова, взвизгнув, в пределах смысла.
Низвергается дождь: перекрученные канаты
хлещут спины холмов, точно лопатки в бане.
Средизимнее море шевелится за огрызками колоннады,
как соленый язык за выбитыми зубами.
Одичавшее сердце все еще бьется за два.
Каждый охотник знает, где сидят фазаны, — в лужице под лежачим.
За сегодняшним днем стоит неподвижно завтра,
как сказуемое за подлежащим.
1975–1976
***
Я родился и вырос в балтийских болотах, подле
серых цинковых волн, всегда набегавших по две,
и отсюда — все рифмы, отсюда тот блеклый голос,
вьющийся между ними, как мокрый волос,
если вьется вообще. Облокотясь на локоть,
раковина ушная в них различит не рокот,
но хлопки полотна, ставень, ладоней, чайник,
кипящий на керосинке, максимум — крики чаек.
В этих плоских краях то и хранит от фальши
сердце, что скрыться негде и видно дальше.
Это только для звука пространство всегда помеха:
глаз не посетует на недостаток эха.
1975
***
Что касается звезд, то они всегда.
То есть, если одна, то за ней другая.
Только так оттуда и можно смотреть сюда:
вечером, после восьми, мигая.
Небо выглядит лучше без них. Хотя
освоение космоса лучше, если
с ними. Но именно не сходя
с места, на голой веранде, в кресле.
Как сказал, половину лица в тени
пряча, пилот одного снаряда,
жизни, видимо, нету нигде, и ни
на одной из них не задержишь взгляда.
1975