«Средь суеты и рутины бумажной в каждой судьбе возникает Однажды…»
Когда ребенок появляется на свет, ему дают имя, влияющее на характер и судьбу. Зачастую, кроме него, родители придумывают своим чадам прозвища, которыми в порыве нежности называют отпрысков. Кто-то сравнивает свое потомство с животными, птичками, сказочными героями. Мне почему-то досталось прозвище «Ягодка». Такое странное обращение я слышала с самого рождения и рано поняла, что если в доме меня называли по имени, значит, волны родительского возмущения за очередную шалость или непослушание не миновать. Но когда в воздухе слышалось тягучее ЯГОДКА – меня ждали сюрпризы, подарки и приятные разговоры.
Мы жили в небольшом северном городе, где зима, казалось, была бесконечной. Снег начинал сыпать с октября и таял лишь в конце мая. Иногда пушистые ледяные хлопья покрывали первую зелень в начале июня. Даже лето не приносило долгожданного тепла, не говоря об утомительной жаре. Но закаленные дети нашей малой родины гуляли в любую погоду. Иногда холод отступал, превращая наши будни в настоящие праздники. Солнечное тепло в выходные дни заставляло даже взрослых бросать свои дела и наслаждаться лучиками самой любимой звезды северян.
Однажды летом, когда столбик термометра показал плюс восемнадцать градусов по Цельсию, жители соседнего микрорайона соорудили высокую деревянную горку и большую песочницу. Новые конструкции не успели покрасить, поскольку той же ночью в городе зарядил надоедливый мелкий дождь, который продлился несколько дней. Мы с подружками гуляли в беседке и никак не могли дождаться окончания промозглых осадков, чтобы насладиться новыми развлечениями. На третий день унылой погоды я с грустью в голосе сказала родителям, что мечтаю увидеть солнце, чтобы покататься на заветной горочке. Папа вдруг посмотрел на меня и грозно заявил, что запрещает приближаться к этому необструганному деревянному уродству. «Но почему?» – вдруг расхныкалась я. «Потому… Запрещаю, и всё тут», – ответил папа и ушел в свою комнату. Иногда он был немногословен, часто принимал решения, которые не менял и не поддавался уговорам. Но я была его дочкой, поэтому не собиралась отказываться от нового аттракциона.
Утро следующего воскресенья выдалось солнечным и теплым. Я вскочила с кровати и радостно захлопала в ладоши. По субботам мама стирала одежду, готовила еду, а последний день недели посвящала только себе. Она с подружками ходила в общественную баню, где обсуждались все политические новости и распространялись слухи. Потом посещала массажистку и завершала день отдыха в парикмахерском кресле. Иногда она пропадала на несколько часов, но чаще возвращалась с процедур только к вечеру.
Мама накормила нас завтраком и посоветовала надеть на прогулку новый сарафан, купленный еще в апреле. Я с радостью согласилась и предложила помочь ей вывесить на улице белье, постиранное накануне. Мама собрала сумку для бани, набросила на мою шею, словно бусы, веревку с прищепками, схватила таз, поцеловала папу и первая вышла из квартиры. Мне пришлось задержаться в коридоре, потому как хлястики от сандалий никак не хотели застегиваться на голых ногах. Папа терпеливо дождался, пока я обуюсь, потом посмотрел на меня и напомнил о своём запрете. Я поцеловала его в щеку, выскочила из дома и почувствовала долгожданное тепло на улице. Мы с мамой быстро справились с бельем. Она попросила занести пустой таз и веревку с остатками прищепок в дом. Перед расставанием мама попросила потеплее одеться, если солнышко решит спрятаться за тучи. Я выполнила все поручения и отправилась гулять с подружками.
Мы поиграли в резиночки, потом увлеклись прятками, но через час заскучали и отправились в соседний двор к новой горке. Я решила первой скатиться с этой красавицы. Когда я забралась наверх, у меня немного закружилась голова, но спускаться назад по ступенькам было стыдно. Присев поудобнее, я оттолкнулась и покатилась вниз. Внезапно я почувствовала сильное жжение в ногах. Вскрикнув от боли, я схватилась руками за борт горки, но остановиться уже не смогла. Ладони горели, будто побывали в огне. С криками и в слезах я доехала до конца страшного аттракциона. Подружки перепугались и подбежали ко мне. Остановившись, я посмотрела на себя и обнаружила десятки деревянных заноз от необработанных досок, которые воткнулись в мои голые ноги и руки, пока я летела с горы. Кровь брызнула на новый сарафан и перепачкала всё тело. Болела каждая клеточка моей кожи. Но самым страшным стало осознание того, как мне появиться перед папой и сообщить, что нарушила его запрет.
Тем временем на улице резко похолодало. Подружки пошли домой, чтобы набросить теплые вещи. Мне нужно было собраться с духом, чтобы позвонить в дверь своей квартиры. Папа открыл не сразу. Увидев свою ободранную дочь в крови, резко побледнел и тихо спросил: «Каталась с горочки?» Я кивнула и разрыдалась. К моему удивлению, отец вместо ругани нежно обнял меня и сказал: «Бедная моя упрямая Ягодка, заходи, буду тебя лечить». Он набрал полный таз теплой воды, взял иголку от шприца, вату, зеленку и мамины щипчики, посмотрел на меня и предупредил о боли, которая ждала впереди. Тридцать минут превратились в вечность. Какие-то занозы были на поверхности, но большинство впились очень глубоко. Слезы ручьем текли по моим щекам. Папа всё время операции говорил теплые, нежные слова и пообещал рассказать историю еще про одну «ягодку», которая не слушала родителей. Раны прижгли зеленкой, глубокие перевязали бинтами. Когда всё закончилось, он посадил меня на колени, вытер слезы, показал длинный шрам на внутренней стороне своей левой руки и начал рассказ.
В детстве папа жил на юге. В его летний гардероб входил очень простой набор одежды: белые майки, шортики и сандалики. Гуляли мальчишки с раннего утра до позднего вечера. Никогда не обедали и питались тем, что добывали сами. В ход шли зеленые недозревшие фрукты и ягоды, большой удачей были сладкие и спелые дары природы. Маленький сорванец с детства обожал ежевику, внешне напоминающую огромную малину, только темно-синего цвета. Стебли этого кустарника были усеяны крепкими шипами длиной около 3 см, а редкие листочки похожи на папоротник. Все женщины того южного поселка собирали ежевику, чтобы заготовить на зиму компоты. Но эта божественная ягода росла во влажных местах, где часто таились змеи. Поэтому детям было категорически запрещено одним ходить к горным рекам за ягодой. Для сбора урожая взрослые надевали резиновые сапоги (чтобы змеи не прокусили ноги) и брезентовую куртку для защиты от шипов.
Однажды храбрец поспорил с мальчишками, что наберет самую вкусную и спелую ягоду, и, нарушив запрет родителей, отправился в своей летней одежде к горной реке. От неё по склону вниз была уложена труба прямо к старой заброшенной мельнице. Когда-то давно люди построили огромный желоб, чтобы быстрый поток воды крутил лопасти мельницы, а те приводили в действие жернова. Но со временем мельницей перестали пользоваться, а желоб зарос огромными кустами ежевики. Юнец, увидев усыпанные ягодами кусты, решил подобраться к ним поближе. Он залез на желоб, потянулся за самой красивой ягодой, потерял равновесие и рухнул с пятиметровой высоты в густые и колючие заросли. Шипы вонзились в тело, разодрав простую одежду и кожу. С одной стороны, кусты смягчили падение, с другой – превратились в западню, в которой каждое движение причиняло нестерпимую боль. Тогда шестилетний мальчишка закрыл глаза руками и стал выкарабкиваться из колючего плена. Освободившись от смертельных объятий кустов, весь в крови и лохмотьях он отправился домой. Раны были очень глубокими, рассечено было всё тело и голова, волосы окрасились в алый цвет. На палящем солнце кровь быстро запеклась, усугубляя и без того жуткий вид.
Когда изуродованного мальчика увидела его мама, она страшно испугалась и начала плакать. Она не верила, что шипы могли так сильно раскроить маленькое тело ребенка. Наполнив большой эмалированный таз водой, безутешная женщина стала аккуратно обмывать своего сорванца, который больше страдал от маминых слез, ручьем текущих из глаз любимого человека прямо в таз, чем от собственной боли. Вечером отец непослушного ребенка выяснил правду о происшествии. Он не поверил в россказни про безобидную ягоду и решил перестрелять соседских собак, причинивших, по его мнению, увечья ребенку. Зная крутой нрав отца, храбрый мальчик поклялся, что получил травмы от сладкого и запретного лакомства.
«С тех пор моя мама стала называть меня Ягодкой, а когда родилась ты, моя упрямица, мы так стали звать тебя», – подытожил папа. Я обняла его за шею. Мне казалось, я почувствовала его боль и даже на какое-то время позабыла про свою. А потом опомнилась и спросила: «А теперь ты будешь называть меня Буратинкой?» Папа засмеялся и ответил, что сохранит это прозвище в память о своей маме, которая умерла незадолго до моего рождения. Я еще немного посидела на коленях у папы, а когда окончательно успокоилась, предложила попить чай с ватрушками.
Вечером пришлось утешать маму, которая, увидев дочь в бинтах и зеленке, с трудом устояла на ногах. Пока заживали раны, мне пришлось сидеть дома. Во время заточения природа, словно в наказание за непослушание, подарила нашему городку безоблачные и теплые деньки. Когда меня снова выпустили гулять, девчонки во дворе рассказали, что мой папа вместе с другими мужчинами обработал и покрасил горку, придав конструкции глянцевый вид. Я восхищалась красотой деревянной красавицы, но никогда больше не каталась на горках…
Когда я окончила институт, моих родителей не стало. С ними исчезло трогательное прозвище Ягодка, которое я решила воскресить в случае рождения дочери. Но, встретив будущего мужа, так стала называть его. Он приехал к нам на север с Южного берега Крыма и решил выращивать клубнику на мерзлой земле. Природа сжалилась над увлеченным фермером, подарив безоблачное лето и превосходный первый урожай. Вместо цветов мой избранник дарил мне эти вкусные ягоды, ароматом которых пахли его руки. Но через год рассада вымерзла и больше не плодоносила. Несколько раз он пытался «обмануть» природу и вырастить ежевику на краю света, но своенравная Хозяйка севера больше не позволила вторгаться южному романтику на свои простуженные поля. Со временем мой муж оставил растительные эксперименты и нашел себе удачное применение в нашем холодном краю. Но он до сих пор обожает, когда я называю его своей Ягодкой…
Ариша ЗИМА