«Средь суеты и рутины бумажной в каждой судьбе возникает Однажды…»
Для большинства людей, с которыми мне приходилось знакомиться и общаться, детская пора вызывает радостные и теплые воспоминания. Много раз из чужих уст я слышала истории про семейные торжества, новогодние подарки и сюрпризы, способные дарить детским сердцам настоящее счастье. Однако моя память хранит другие картинки детства. В первые шесть лет моей жизни вместо заботы и любви я видела лишь нетрезвое лицо матери, странные компании в нашей маленькой и вечно грязной квартире на окраине города и ощущала бесконечное чувство голода, которое пыталась утолить всем, что оставалось на липком столе замызганной кухни после продолжительных попоек.
В детский сад я не ходила, иногда побиралась возле продуктового ларька или просила еды у соседей по подъезду. Провожая нетрезвых дружков, мать закрывала входную дверь квартиры на замок, падала на диван и в пьяном угаре засыпала. Пробудить её было сложным занятием, поэтому я старалась вернуться в наш гадюшник до наступления темноты.
Однажды я не смогла попасть в квартиру днем, около часа я долбила руками и ногами по старой, облезлой двери и просила впустить меня вовнутрь. На улице начался дождь, я сильно замерзла и хотела в туалет. В дверной проем я кричала: «Мама!», но вскоре потеряла силы, села на грязную входную тряпку и заплакала в голос.
На мой рев сбежались соседи, кто-то предположил, что меня обидели, кто-то стал ругать нерадивую мать, лишь бабушка с третьего этажа взяла меня за руку и отвела к себе домой. В её маленькой чистенькой квартире пахло цветами, она указала на дверь в туалет и предложила воспользоваться душем. Огромное количество диковинных баночек и тюбиков мгновенно захватили моё внимание. Никогда прежде я не видела, чтобы унитаз и ванна были такого белоснежного цвета, не вдыхала аромат роз, который исходил от мягких полотенец, не держала в руках нежную туалетную бумагу. На мгновение мне показалось, что я очутилась в прекрасном замке, который однажды видела во сне, но стук в дверь вернул меня в реальность. В душ я не полезла, воспользовалась лишь туалетом и еще несколько минут пенила в руках кусочек мыла с запахом фиалок.
Когда я вышла из уборной, бабушка скривилась:
– Надеюсь, ты там ничего не перепачкала?
– Нет, – робко ответила я и посмотрела на стол, на котором красовались фарфоровые чашки и блюдца.
– Как мне надоело такое соседство – вечный шум, гам, крики и ты еще – Маугли, – тыча в меня пальцем, раздраженно сказала соседка.
– Я не Маугли, я Алина, – с трудом сдерживая слезы, ответила я.
– Ладно, Маугли-Алина, садись на пуфик и постарайся ничего не трогать, мне нужно позвонить.
Бабушка стала что-то лихорадочно искать, я присела на мягкую табуретку у входной двери и начала рассматривать картины, которые висели в квартире повсюду.
Пока я увлеченно разглядывала осенние и зимние пейзажи на живописных полотнах, взволнованная женщина нашла записную книжку и принялась досаждать кого-то телефонными разговорами, сути которых я не понимала, но всем сердцем мечтала подольше задержаться в этом неведомом мире ароматов, изобразительного искусства и чистоты. Когда последний телефонный разговор был завершен, соседка посмотрела на меня и сказала:
– Ну вот и всё, твоя бродячая жизнь закончилась, уверена, ты всегда будешь мне благодарна за эту помощь, Маугли-Алина, – она странно улыбнулась и пошла на кухню, мне скомандовала не сходить с места.
Недавние переживания отступили, я согрелась, поняла, что останусь здесь навсегда, и почувствовала, как попала в объятия сна. Мои веки стали тяжелыми, я облокотилась на стену и задремала. Мой сон прервал громкий стук в дверь. На пороге стояли несколько мужчин в голубой форме и женщин, одетых по погоде. Спросонья я не поняла, что хотели от меня эти люди, мужчины стали опрашивать бабушку, женщины – осматривать мою голову. Те и другие всё время фукали и закатывали глаза, потом стали ругаться между собой и вскоре сообщили, что забирают меня в больницу для прохождения лечения. Я попросила уведомить маму о нашей поездке, но дверь в мой дом была заперта наглухо.
Сколько времени мне пришлось лечиться в больнице, я не знаю, в детской памяти остались лишь мучительные воспоминания о бесконечных унизительных процедурах и капельницах. Почти сразу мою голову побрили налысо, отчего я чувствовала стыд и холод. Медицинские сестры постоянно мазали меня вонючей мазью, пичкали горькими пилюлями, от которых всё время тошнило, заставляли мыться и чистить зубы каждый день. Другие дети в больнице надо мной смеялись, видя язвы на моем теле, замечая жадность, с которой я уплетала любую еду в столовой, между собой называли дикаркой. Я старалась ни с кем не общаться, после еды и процедур сворачивалась клубком на своей больничной кровати, укрывалась одеялом с головой и мечтала вернуться к той бабушке, в доме которой пахло цветами. Она обещала подарить мне другую жизнь, поэтому я старательно лечилась и ждала встречи с ней, но этой мечте не суждено было исполниться. Когда за окном зарядили дожди, холодный ветер окончательно раздел замерзшие деревья и свинцовое небо больше не пропускало ласковые теплые лучи солнца, старшая медицинская сестра – крупная громогласная женщина, которую я больше всех боялась, принесла мне чужие вещи и скомандовала собираться.
Спорить я не умела, натянула спортивный костюм с чужого плеча и поплелась в коридор, где меня ждала другая полная женщина преклонных лет.
– Здравствуй, милая, – наигранно сказала незнакомка, растянув рот в кривой улыбке, демонстрирующей огромные зубы.
– Здравствуйте, – неуверенно ответила я.
– Меня зовут Надежда Петровна, ты поедешь со мной в новый дом, где тебя все ждут.
Она наклонилась, протянула руки и попыталась меня обнять. Резкий неприятный запах пота вперемешку с духами вызвал у меня рвотный рефлекс, я поморщилась и отвернулась. Женщина, увидев мою реакцию, выпрямилась в полный рост и, с трудом сдерживая гнев, зашипела:
– Быстро в машину, маленькая мерзавка, лысое чудовище! Какое-то Маугли будет здесь еще морду свою кривить. Ну ничего, я тебя быстро научу манерам.
Она открыла входную дверь и, тыча толстым пальцем в коридор, скомандовала выходить. Обвернув штаны на талии вокруг резинки, я переступила порог больницы и села в большую холодную машину, за рулем которой сидел веселый старик. Он всё время курил и долго матерился на коллегу, которая не спешила покидать стационар. Надежда Петровна вернулась и сказала, что долго ждала какие-то документы, лишь шоколадные пятна на её массивном подбородке с редкими седыми волосами выдавали истинную причину задержки.
Спустя час машина привезла меня к серому огромному зданию, в окнах которого виднелись детские лица и зеленые растения. В детском доме, в котором я оказалась, меня никто не ждал, как обещала Надежда Петровна, и никто не любил. Я перестала бродяжничать, но вместе с горячей едой и сносной одеждой в моем рационе появились телесные наказания – расплата за непослушание или плохие отметки, полученные на уроках.
Сначала я ждала маму, верила, что, потеряв меня, она будет искать единственную дочь. Потом надеялась на встречу с бабушкой-соседкой, которая должна была вернуть меня домой, но спустя год перестала просыпаться по ночам от каждого шороха у входной двери общей спальни и бегать к окнам при появлении звука работающего двигателя автомобиля.
Иногда к нам в детский дом приезжали пары, желающие взять на воспитание детей, но предпочтение отдавалось малышам без отклонений в поведении и проблем со здоровьем. Несмотря на то, что моя голова давно обросла волосами, а раны на ногах, шее и теле от укусов паразитов давно зажили, я всё равно оставалась местным Маугли, не нуждавшимся в друзьях, плохо училась, в еде не использовала вилки, любила кушать руками, ненавидела банты и бесконечно болела простудными заболеваниями.
Однажды, когда мне исполнилось десять лет, приехавшая в интернат пожилая пара обратила на меня внимание и предложила стать частью их семьи. Женщина оказалась садисткой, которая получала наслаждение от того, что щипала меня до крови и порола ремнем за использование не тех приборов за столом. В детский дом я вернулась через полгода. Вторая попытка обрести семью тоже оказалась неудачной, поскольку в дом меня взяли для сельскохозяйственного труда, спать оставляли в коровнике, есть заставляли в хлеву. Когда хозяева фермы избавились от теленка, который стал для меня лучшим другом, я снова сбежала в детский дом и слезно умоляла никому меня больше не отдавать.
Вскоре администрацию нашего заведения поменяли, появились новые нянечки, воспитатели, психологи и преподаватели. В здании сделали ремонт, детей стали учить вести домашнее хозяйство. Благодаря переменам и людям, которые оказались рядом со мной, я стала усердней учиться, исправила двойки и поняла, что обожаю живопись, классическую музыку и море, которое видела на картинках, в телевизоре и своих снах.
Со временем я перестала грезить о семье, стала забывать лицо матери и мечтала поскорей стать взрослым человеком, который сам строит свою судьбу. Мне удалось закончить девять классов и поступить в профтехучилище, чтобы получить профессию штукатура-маляра. Я не мечтала связать свою жизнь с этим ремеслом, выбор училища был связан с возможностью проживать в общежитии учебного заведения.
Пока я постигала нюансы покраски и отделки помещений, решила найти дом, в котором прошло моё детство, и узнать о судьбе матери, но со временем детские воспоминания начисто стерли адрес моего первого места жительства. На все запросы в паспортный стол, органы опеки и министерство внутренних дел приходили одни и те же ответы – я проживала в детском доме и до шестилетнего возраста не имела никаких документов и сведений о своем рождении.
Когда мне исполнилось восемнадцать лет, от государства я, обладающая статусом сироты, получила маленькую квартиру на окраине города и поняла, что стала настоящим взрослым и самостоятельным человеком. На автобусной остановке я увидела объявление о работе и, пройдя небольшое собеседование, стала частью строительной бригады по ремонту квартир, которая состояла из пяти человек разного возраста и происхождения: двоих маляров женского пола, сантехника, электрика и бригадира.
Самый взрослый из нас был Семеныч, в советском прошлом он работал главным инженером какого-то ЖЭКа (жилищно-эксплуатационной конторы), но, когда остался не у дел, решил заняться частным предпринимательством. Набирал толковых мастеров и со временем стал лучшим исполнителем самых необычных и капризных заказов по трансформации обыкновенных хрущевок в евродизайнерское жилье. Своим сотрудникам хорошо платил, но моментально вышвыривал из команды за пьянство. К тому моменту когда Семеныч взял меня к себе, в бригаде сменился не один десяток мастеров. В начале нашего сотрудничества он с опасением смотрел на молоденькую дипломированную сироту, но за усердие и трудолюбие стал относиться ко мне с теплом и прощал недостатки в работе.
Женщины нашего маленького коллектива были значительно старше меня. Белокурая, пышногрудая Юля в год нашего знакомства отметила своё тридцатилетие. Она жила в общежитии, в одиночку воспитывала сына Витьку, постоянно курила и с удовольствием рассказывала все пикантные подробности своих многочисленных мимолетных романов. Рыжеволосая Анна Сергеевна, судя по измотанному виду, давно встретила свой сорокалетний юбилей, но моментально «вспыхивала» и начинала ругаться, если кто-то обращался к ней со словом «женщина», поскольку его считала ругательным для молодой и цветущей девушки, которой она себя считала. Про свою личную жизнь Анна Сергеевна говорила неохотно, но мы знали, что она проживала в двухкомнатной квартире вместе со своей больной теткой преклонных лет.
Сантехник Роман двадцати пяти лет был родом из соседней деревни, мечтал купить роскошную квартиру в центре города, но довольствовался небольшой комнатой, которую снимал у глухой старухи. Павел – наш электрик, был сверстником Юли, но до сих пор жил с мамой, любил приврать, постоянно попадал в какие-то неприятности, но никогда не терял чувства юмора и веселого расположения духа.
Мне хотелось построить отношения с Романом или Павлом, но Юля красноречиво убедила меня не связываться с этими неумехами, отчего я поняла, что любвеобильная коллега успела соблазнить неопытных мужчин еще до моего появления. Пришлось отказаться от романов на работе, оставалось довольствоваться небольшими посиделками, которые наша команда устраивала у меня дома после завершения очередного успешного проекта.
Шумные компании раздражали моих соседей, но как только я побелила и покрасила подъезд, ко мне стали относиться с благодарностью и перестали досаждать нравоучениями о вреде горячительных напитков.
За несколько лет работы в бригаде я смогла сделать в своей квартире неплохой ремонт, купить мебель, оборудовать бытовой техникой. Иногда в моей жизни появлялись мужчины, но вместо любви, заботы и нежности вместе с собой они приносили проблемы или долги, пытались «висеть» на моей шее или приводили пьяных дружков в дом. В моей душе остались жуткие воспоминания пьяных загулов своей матери с мужиками, которые толпились в нашем доме, я не хотела повторять её судьбы, поэтому моментально расставалась с теми, кто воскрешал в сердце детский ужас и страх.
Наш небольшой коллектив смог прекрасно сработаться, зная животную неприязнь Семеныча к людям с похмелья, старались прикрыть злостных нарушителей незыблемого правила. Мы нередко выручали друг друга деньгами, все праздники отмечали вместе, радовались и переживали сообща. Были знакомы с родными, знали многие семейные тайны. Мы были обладателями разных темпераментов и жизненных принципов, но почему-то тянулись друг к другу, прощая слабости и глупости.
Однажды Анна Сергеевна попросила помочь отремонтировать гостиную квартиры своей тетки, Марии Захаровны, с которой жила многие годы. Материалы племянница приобрела заранее, подготовку стен выполнила сама, нашему отряду оставалось зайти на объект, чтобы освежить стены зала немолодых женщин. Семеныч не хотел отпускать всех сразу на эту бесплатную работу, но вскоре сдался и обещал не беспокоить нас несколько дней.
Девчата должны были побелить потолки, поклеить обои, мужчины – поправить потекшие краны и заменить освещение в коридоре и ванной. Работу планировали выполнить за сутки.
Перед началом ремонта Анна Сергеевна заметно нервничала и просила не обращать внимания на тяжелый характер Марии Захаровны. Мы хором уговаривали заказчицу не нервничать, напомнили про богатый опыт общения с капризными особами и обещали сделать всё по высшему классу.
В назначенное утро, вооружившись нужными инструментами, мы постучались в дверь квартиры нашей коллеги.
Анна Сергеевна открыла дверь, мы попытались пошутить, но, увидев заплаканный вид женщины и почувствовав напряжение, повисшее в воздухе, молча зашли в гостиную, чтобы оценить фронт работы. Возле окна в кресле сидела Мария Захаровна. Эта маленькая хрупкая бабушка мило улыбалась и производила впечатление душевного человека.
– Здравствуйте, дорогие мои, добро пожаловать в мои апартаменты, – она немного помолчала и добавила, – надеюсь, хотя бы от вас будет толк.
– Тетя Маша, вы опять за старое? – послышалось из ванной.
– Перестань рыдать, неудачница, – всё с той же улыбкой продолжила бабушка.
Все почувствовали неловкость и немного растерялись, но Мария Захаровна встала с кресла, тыкнула костлявым пальцем на небольшую кучу, укрытую тряпкой, и сказала:
– Здесь находятся материалы, мальчики, за мной, покажу вам краны и светильники, которые нужно заменить, и несколько розеток, пришедшие в негодность.
Она сделала первый шаг и, с трудом переваливаясь с ноги на ногу, отправилась в кухню. Худощавая старушка производила впечатление полной развалины, но когда она поравнялась со мной и глянула в мои глаза, на меня смотрела сильная и целеустремленная женщина, которая случайно оказалась заперта в чужом старом теле. Острый взгляд карих глаз пронзил до мурашек. Я растерянно улыбнулась, опустила глаза и приступила к разбору материалов.
– Анька, брысь из ванной, – послышалось из коридора.
– Хватит меня позорить, моим друзьям необязательно знать о том, что вы меня ненавидите, – хлюпая носом, ответила племянница.
– Не-на-ви-ди-те, – писклявым голосом Мария Захаровна передразнила племянницу, – ненависть, милая моя, это слишком сильное чувство, а я так, иногда бываю просто недружелюбна. Хватит болтать, начни уже трудиться, –- подытожила хозяйка.
Анна Сергеевна вернулась в гостиную, вытерла слезы и предложила начать побелку. Мы давно освоили современные методы покраски потолков, которые не оставляли грязных разводов и капель на стенах, но предварительно укрыли пленкой большой посудный шкаф со стеклянными дверцами. Сквозь муть полиэтилена я успела разглядеть медали и грамоты за безупречное служение правосудию, которыми была забита полка шкафа, удивилась огромному количеству столового серебра, хрустальных бокалов и фарфоровой посуды. Пока мы резали и клеили обои, Мария Захаровна всё время была на кухне и с удовольствием общалась с мужчинами, с ними она пыталась быть милой, смеялась над примитивными анекдотами, с трудом сдерживая сухой старческий кашель.
В обеденный перерыв хозяйка квартиры угостила нас чаем и вкусным пирогом с мясом, она благодарила за помощь и выглядела милой бабулей. Только Анна Сергеевна весь день получала порции язвительных замечаний и упреков. К вечеру гостиная приобрела свежий и ухоженный вид, оставалось раскрутить роскошный ковер, свернутый в трубочку, вернуть мебель из соседних комнат и повесить шторы. Мария Захаровна выглядела уставшей и попросила отложить последние штрихи ремонта на следующий день, что мы и сделали.
Завершив преобразование большой и уютной комнаты, наша бригада простилась с загадочной бабушкой и отправилась к Семенычу для обсуждения дальнейшего плана работы. Получив очередной заказ, первым делом я стала расспрашивать Анну Сергеевну о причине таких странных отношений между близкими людьми, в ответ женщина махнула рукой и сказала, что всю жизнь вынуждена терпеть насмешки и упреки родственницы, которая много лет работала судьей и возомнила себя вершительницей судеб. Ответ на вопрос о родителях был лаконичным – отца убили сразу после её рождения, а мама с очередным мужем проживала в Австралии.
Мне хотелось многое узнать, но Юля одернула меня за рукав и попросила не лезть в чужую жизнь. Однако любопытство раздирало мою душу, я усердно искала повод для того, чтобы вернуться в квартиру к таинственной судье. Когда я окончательно отчаялась придумать что-нибудь стоящее, судьба сама подарила мне шанс побывать в гостях у таинственной хозяйки.
Завершая ремонт в очередной квартире, Анна Сергеевна оступилась на стремянке и упала с высоты на спину, потеряв сознание. Мы все перепугались, вызвали скорую помощь, которая приняла решение госпитализировать несчастную женщину в стационар. Наша коллега пришла в себя и попросила присмотреть за теткой. Все стали отнекиваться, утверждать, что всё обойдется, только я попросила передать мне ключи, чтобы навестить старую женщину вечером.
Обследование показало лишь легкую черепно-мозговую травму, но пациентке предложили отлежаться на больничной койке несколько дней. Анна Сергеевна решила отдохнуть от общения с родственницей, я собралась узнать все семейные тайны этой загадочной четы.
Получив все рекомендации по приобретению продуктов, вечером я отправилась к Марии Захаровне. Под громкие звуки криминального сериала та отдыхала в своей комнате и не сразу услышала появление чужого человека в квартире. Пока я разбирала пакеты на кухне, хозяйка квартиры выключила телевизор и вышла из комнаты.
– Привет, – нежно сказала она.
– Здравствуйте, Мария Захаровна, я пришла вас навестить. На работе случился несчастный случай, но всё обошлось, хотя Анне Сергеевне пришлось обратиться в больницу, где её оставили на пару дней для наблюдения.
– Господи, ну что за бедовая баба.
– Вы не переживайте, на время больничного я буду за вами ухаживать.
– Да я уже давно перестала переживать за свою непутевую Аньку, иногда просто жалко эту дуру.
– Ну зачем вы так, Анна Сергеевна – прекрасный специалист и хороший человек, мне кажется, вы несправедливы к племяннице.
– Милое дитя, что ты можешь знать о справедливости? Ты обыкновенная любительница бульварных романов, сопливых мелодрам и заложница своих мечтаний, которым не суждено сбыться. В школе ты училась плохо, мозгов поступить в институт не хватило, на красивой мордашке долго не протянула, и мать отправила тебя работать, чтобы ты не болталась без дела по дому. Свою бездарность ты скоро научишься лечить горячительными напитками и закончишь свою жизнь, как все женщины твоего бесполезного рода. А у моей Ани было роскошное будущее, которое она загубила собственными руками.
Эти колючие слова ранили моё сердце. Всю свою непродолжительную жизнь я пыталась доказать себе, что никогда не стану похожей на свою мать, проживу достойную жизнь, и вдруг от постороннего человека услышала самый страшный прогноз на свое будущее. Я вдруг вспомнила соседскую бабку, которая смогла сплавить меня в детский дом, старую воспитательницу Надежду Петровну, беспощадно наказывающую беззащитных осиротевших детей, приемных матерей, окончательно угробивших веру в заботу и счастье. Выложив продукты на стол, наполненная яростью ко всем обидчицам моей жизни, я повернулась к старухе и выпалила:
– Старая злобная, гнойная гадюка. Ты-то что знаешь о справедливости? Живешь в хоромах и ненавидишь единственного человека, который взялся за тобой ухаживать. Будьте вы все прокляты, лживые проповедники нравственности и добра, которым грош цена!
Мария Захаровна не ожидала услышать такие резкие слова, она попятилась, но потом опомнилась и почему-то извинилась.
– Алиночка, давайте успокоимся, я не хотела вас обидеть, – дрожащим голосом прохрипела женщина, – я просто иногда бываю резкой, но это не со зла.
Мне хотелось немедленно покинуть квартиру этой мерзкой старухи, но, видя её руки, изуродованные подагрой, которыми она с трудом держала чашку, решила остаться, чтобы приготовить ужин.
За столом женщина снова извинилась и сама решила рассказать историю своей семьи.
Мария Захаровна родилась в семье потомственного адвоката, с юных лет она познавала тонкости юриспруденции на коленях отца. Когда маленькая Маша пошла в пятый класс, в семье случилось прибавление, в доме появилась младшая сестра Маргарита, которая с возрастом оказалась равнодушна к знаниям законов. Её манило небо, она мечтала стать стюардессой. Родители потакали всем слабостям младшей дочери и для усовершенствования знаний в иностранных языках оплачивали дорогостоящих репетиторов и международные стажировки. Пока Маша усердно трудилась помощником отца, Марго наслаждалась прелестями заграничной жизни. Возвращаться в Россию молодая красивая девушка не спешила, пыталась получить высшее образование за рубежом, но была вынуждена вернуться домой с разбитым сердцем, отсутствием диплома и беременностью в пять недель.
Именитый адвокат был обеспокоен судьбой любимой дочери, он сумел выдать Марго замуж до появления огромного живота, но не учел, что сын друга, который стал его зятем, оказался любителем азартных игр, веселящего порошка и женщин. Когда на свет появился маленькая Анечка, её документальный отец погиб при невыясненных обстоятельствах. Марго снова начала устраивать свою личную жизнь, оставляя ребенка на попечение старшей сестре.
С юных лет Мария Захаровна пыталась привить маленькой племяннице любовь к юриспруденции, однако та мечтала стать популярной певицей. Со временем партнеры и мужья Марго менялись словно перчатки, но для дочери она не жалела денег, оплачивала все дополнительные курсы по вокалу и участие в различных конкурсах, но не спешила забирать дочь к себе.
После окончания школы перед Аней встал выбор будущей профессии. В семье адвоката и судьи, которым стала Мария Захаровна после двадцати лет профессионального стажа, не было места среднестатистической певичке, поэтому Аню отправили учиться в лучшую юридическую академию. Долгими зимними вечерами именитые юристы прочили своему чаду роскошное будущее, дедушка ратовал за адвокатуру, тетка настаивала начать карьеру в суде общей юрисдикции. Лишь молодая студентка не собиралась получать эту скучную и такую неинтересную профессию. С горем пополам окончив два года обучения, она собрала свои вещи и тайком уехала жить к матери, которая очередной раз пыталась обрести свое счастье в Финляндии. Новый отчим не собирался содержать взбалмошную дочь своей супруги и выдвинул ультиматум, в котором Марго должна была сделать выбор между мужем и дочерью.
Недолго думая, Марго позвонила старшей сестре с просьбой забрать чадо к себе. После долгих переговоров и скандалов Аня вернулась домой. Она пыталась получить профессию музыканта, но отсутствие усидчивости и трудолюбия не позволили завершить хотя бы один курс профессионального обучения. Потом девушка училась на менеджера туристической отрасли, спустя год поняла, что выбрала не то направление, пыталась освоить экономические и бухгалтерские дисциплины, но к тридцати годам решила заняться флористикой.
Дедушка одолжил ей денег на открытие бизнеса, но вскоре умер, так и не узнав, что внучка «прогорела» на поставках цветов, оставшись с огромными долгами за аренду помещений и зарплату сотрудников. Потом заболела бабушка Ани, которую пришлось лечить долгие годы, истратив все накопления разом. После её смерти Марго начала судиться за наследство родителей, так и не вспомнив, что все обязательства по воспитанию единственной дочери взяла на себя родня.
Чтобы избежать публичного скандала, огромную квартиру родителей пришлось продать, отдать часть денег младшей сестре, которая собиралась переезжать жить в Грецию. Оставшихся денег не хватило, чтобы купить две отдельные квартиры, поэтому тетка с племянницей приобрели одно общее жилье, которое до сих пор делили на двоих.
– А почему вы не вышли замуж, отчего Анна Сергеевна всегда одна? – вдруг спросила я.
Пожилая женщина глубоко вздохнула, грустно улыбнулась и ответила, что эталоном мужчины всегда считала своего отца, но так и не встретила человека даже близко похожего на него. С возрастом образ спутника жизни менялся, но в итоге оказался фантастическим. Она мечтала о сильном, уверенном в себе мужчине, который способен на поступок и готов самоотверженно бороться за счастье и стать каменной стеной на пути всех невзгод, в то же время избраннику надлежало подчиняться воле суровой судьи, постоянно идти на компромиссы, быть податливым и послушным паинькой.
Когда Мария Захаровна строила карьеру, было не до детей, а когда пришла старость, поняла, что вынуждена коротать свои дни с племянницей, которая, по её мнению, бездарно распорядилась своей судьбой.
Про личную жизнь Анны Сергеевны тетка почти ничего не сказала, упомянула, что та в амурных делах такая же бестолковая, как и мать. Она пыталась построить семью несколько раз, но после очередного аборта осталась бесплодной женщиной, потерявшей надежды на свое счастье.
Так, две родные по крови, но чужие по духу женщины были вынуждены доживать свои унылые будни в компании друг друга…
– Мария Захаровна, но ведь кроме Анны Сергеевны у вас нет никого, зачем же вы изводите её своими постоянными уколами? – спросила я.
– Мне до сих пор обидно, что, появившись в такой толковой известной семье, моя племянница выбрала путь маляра. Все двери для неё были открыты, но лень и дурь уничтожили все возможности, оставив один удел – мазать красками стены и потолок, – ответила женщина.
– А где сейчас живет ваша сестра?
– Последняя открытка пришла из Австралии, надеюсь, хотя бы там эта особа счастлива, но общаться с ней у меня нет никакого желания, – подытожила Мария Захаровна.
Мне не хотелось на такой грустной ноте расставаться, но темень за окном заставила подумать о дороге домой.
Женщина, словно услышав мои мысли, предложила остаться с ночевкой.
– Ты знаешь, я давно так откровенно ни с кем не говорила, – сказала Мария Захаровна, – иногда мне хочется узнать, о чем думает Анька, но, видя её натруженные руки без маникюра, злость наполняет душу и гадости сами льются из моих уст.
– Но ведь у неё кроме вас тоже никого нет, а вместо тепла и заботы она вынуждена слушать упреки. Может, ей тоже трудно, ведь ничего страшней одиночества в мире нет.
– О, маленький философ, откуда тебе знать про одиночество, страшней которого ничего нет на свете? – с улыбкой спросила моя собеседница.
Я опустила глаза и рассказала бабушке историю своей жизни. Мне казалось, душевные раны и боль давно зажили в моем сердце, но, воскрешая воспоминания детства, слезы невольно катились по моим щекам. Бабушка молча слушала мой рассказ, тихонько плакала и в знак сожаления всё время мотала головой.
Когда я замолчала, на кухне наступила тишина. Я хотела начать разговор на другую тему, попыталась пошутить, но Мария Захаровна прервала меня и задумчиво сказала:
– Алина-Маугли, я ведь уже слышала такое сочетание имени и главного персонажа книги Киплинга, – женщина потерла виски и, пристально посмотрев на меня, сказала, – Господи, этого не может быть!
Пожимая плечами, я сидела на табуретке и не знала, что сказать. Бабушка стала мять полотенце, лежавшее рядом, она хватала воздух губами и не знала с чего начать, потом собралась и выпалила:
– Дело в том, что я всегда была принципиальным судьей, никогда не шла на компромиссы с собственной совестью и влиятельными людьми, за что в конце концов и поплатилась, досрочно завершив карьеру. Я гордилась собой и тем, что мне никогда не бывало стыдно за свои решения, мне не снились кошмары, не преследовала бессонница, но на моей совести есть несколько историй, которые тяжким грузом лежат на душе. В своих мыслях я убеждена, что поступила верно, но почему-то сердце шепчет иное.
Я не могла понять, о чем говорит Мария Захаровна, но, почувствовав легкое волнение, схожее с тем, что охватывает перед уколом в процедурном кабинете, перебивать не стала и затаила дыхание.
Собеседница, недолго помолчав, рассказала, что однажды к ней в производство поступило гражданское дело органа опеки и попечительства о лишении родительских прав молодой женщины, которая вела аморальный образ жизни. На суде многочисленные свидетели утверждали, что постоянно видели маленькую девочку Маугли по имени Алина на улице. Она не ходила в детский сад, была искусана паразитами, ела всякую гадость и нуждалась в тепле и заботе. На процессе мать рыдала в голос, утверждала, что опомнилась, устроилась на работу уборщицей, умоляла вернуть ей смысл жизни. Сетовала на свое несчастное происхождение и сиротскую судьбу. Однако защитники детей настаивали на своем решении, они объясняли, что нерадивая мать так голосит, потому как лишилась детского государственного пособия, которое уходило на веселье.
Судья видела раскаяние матери, но, не поверив в него, лишила женщину родительских прав. В душе служитель Фемиды знала, что, разлучив такую мать с ребенком, она поступила правильно, ведь пьяница должна была понести наказание, а уличное дитя – обрести заботу и счастье. Вот только такая уверенность пошатнулась, когда Мария Захаровна узнала о самоубийстве безутешной матери. В день, когда было объявлено судьбоносное решение, обезумевшая от горя женщина спрыгнула с крыши самого высокого здания нашего города. Алкоголя в крови погибшей судебно-медицинская экспертиза не выявила. Этот поступок она совершила на трезвую голову…
Долгие годы Мария Захаровна успокаивала себя мыслями о том, что не виновата в смерти женщины, ведь та могла исправиться, со временем доказать обществу и суду свою благонадежность и восстановиться в правах, но червячок сомнений всё равно разъедал душу, задавая один и тот же вопрос: «А если бы?..»
На кухне снова повисла тишина. Теперь я понимала, почему мама никогда меня не искала, а соседская бабушка, которая активней всех принимала участие в процессе, исчезла навсегда. Мне понадобилось много лет, чтобы избавиться от разрушительной ненависти к женщине, которой, оказывается, много лет не было в живых. Я закрыла руками лицо и заплакала.
– Не плачь, милая, у прошлого нет сослагательного наклонения, всё уже случилось, остается принять решение, как жить дальше, – нежным голосом сказала Мария Захаровна.
Сейчас мне сложно вспомнить, чем закончился тот вечер, но после этого разговора в квартире с чужим человеком в моей жизни произошли перемены. Бывшая судья помогла отыскать копию решения суда, в котором были указаны данные моей матери. Я смогла найти дом, в котором родилась и прожила первые шесть лет своей жизни, разузнала о судьбе старушки, с легкостью отправившей меня в детский дом. С возрастом я перестала винить эту женщину во всех своих бедах, но, узнав от соседей некоторые нюансы её безрадостной и одинокой жизни в психоневрологическом диспансере, испытала ощущение сродни с отмщением.
В окнах квартиры, где жила наша с мамой странная семья, виднелись цветущие растения и белоснежный тюль, была слышна классическая музыка. Мне хотелось разузнать, кому досталось наше скромное жилище, но постучаться в свою дверь я не решилась. Соседка сверху, которая помнила трагическую судьбу прежних жильцов, рассказала, что сначала квартира долго пустовала, потом несколько лет в ней жили подвальные кошки и коты. После пожара, который устроили местные хулиганы, городские власти обратили внимание на муниципальное жилье, привели квартиру в божеский вид и передали её в пользование матери-одиночке с маленькой дочкой на руках, которая выросла в прекрасную девушку, увлекающуюся игрой на пианино. Новые соседи зажили тихо и скромно, не досаждая окружающим, но даже в таких условиях есть те, кто ненавидели занятия молодой пианистки на этом шумном инструменте.
Выслушав эту историю, я грустно улыбнулась, представила, как прошло бы моё детство, если бы… но потом вспомнила слова Марии Захаровны о прошлом, в котором нет сослагательного наклонения, и вернулась в свою уютную и любимую квартиру.
Получив информацию о матери, побывав на её могиле с покосившимся крестом и полустертыми буквами на нем, я вдруг решила, что должна изменить свою жизнь навсегда. Прежде мое сердце душили обида и боль, жила небольшая надежда на встречу с единственным родным человеком, но теперь, освободившись от лишнего груза, я была готова для будущих свершений. Вот только природная трусливость и неуверенность в себе были плохими подсказчиками, я снова захандрила и не знала, что делать дальше. На помощь пришла суровая, но теперь уже близкая Мария Захаровна. За время моих поисков, встреч и переживаний она всегда была рядом, чем безумно удивляла Анну Сергеевну, которая так и не научилась общаться со своей волевой теткой.
Пожилая женщина помогала справиться со всеми потрясениями, с которыми мне пришлось столкнуться, и предложила начать обучение в юридической академии. Эта сумасбродная идея казалась мне настоящим бредом. В школе я училась плохо, усидчивостью не обладала, к знаниям была равнодушна. Мария Захаровна обещала мне помочь и всем сердцем старалась убедить меня в необходимости обучения юридическим дисциплинам, однако судьба распорядилась иначе.
Однажды наш прораб взялся за ремонт очередной квартиры, но свалился с воспалением легким. Вопросы по отделке помещений, выбору материалов и согласованию всех финансовых нюансов он поручил мне. Я пыталась отказаться, утверждала, что Анна Сергеевна и Юля обладали внушительным опытом и лучшими коммуникабельными свойствами, но вместо согласия Семеныч, захлебываясь от кашля, только рассмеялся.
– Алиночка, если за дело возьмется наша любвеобильная Юлечка, то вместо обоев вы будете обсуждать цвет нижнего белья заказчика, ну а если за дело возьмется Анютка, то ремонт затянется на годы, поскольку наша фантазерка вечно витает в облаках. Ты собранная, внимательная к мелочам мастерица и хороший переговорщик. Я на тебя надеюсь.
Так я впервые в жизни сама выступила в роли координатора целого проекта и переживала, что заказчик будет придираться ко мне, но вместо сложностей и проблем встретила будущего мужа, и ремонт его квартиры завершала в качестве новой хозяйки освеженного жилья.
Моим избранником стал руководитель небольшого строительного магазина, который после развода пытался начать жизнь с чистого листа.
Почти сразу мы понравились друг другу и вскоре решили не расставаться. В юридическую академию я не поступила, но ушла из строительной бригады, чтобы помочь супругу, как тогда говорили, раскрутить свой бизнес, который ему пришлось разделить с бывшей женой. Коллектив магазина скептически относился к роману директора с маляршей, но мои знания и опыт, доброжелательность и приветливый характер растопили лёд новых коллег.
Семеныч долго сокрушался, что сам отдал лучшего специалиста в чужие руки, но при встрече искренне радовался моему преображению и успехам на работе. Спустя несколько лет я родила доченьку и по просьбе супруга назвала её Соней – в честь свекрови, которая умерла до нашего знакомства.
Мария Захаровна, узнав о пополнении в моей семье, передала через Анну Сергеевну трогательное письмо с поздравлениями и пожеланиями безграничного счастья, вместо послесловия было написано: «Никогда не сдавайся!». Той же осенью бывшей суровой судьи не стало, она умерла во сне с легкой улыбкой на лице. Я не знаю, о чем она думала в последние минуты свой жизни, но мне кажется, именно мои успехи позволили Марии Захаровне со спокойной душой уснуть навсегда.
Когда на свет появилась наша вторая дочь, я дала ей имя Машенька – в честь необычной женщины, которая несколько раз меняла мою судьбу. Надеюсь, вместе с именем моя девочка получит лучшие качества души и сердца своей суровой, но справедливой тезки.
Ариша ЗИМА,
член Союза писателей России