«Средь суеты и рутины бумажной в каждой судьбе возникает Однажды…»
Мои родители были знакомы с детства, они учились в одной школе, встречались в общей компании и поженились, как только отец вернулся в родной городок после срочной службы в армии. Вскоре мама забеременела мной, толком нигде не училась и всю жизнь трудилась нянечкой в небольшом детском саду рядом с домом. Отец устроился водителем на хлебопекарню, по выходным отдыхал с друзьями в местной общественной бане, увлекался рыбалкой и считал себя абсолютно счастливым человеком.
Наблюдая за своей родней, которой с обеих сторон от родителей было в избытке, я замечала, что все были довольны своей работой и жизнью, даже те двоюродные сестры и тетки, в доме которых нетрезвые мужики распускали руки, никогда не жаловались на свою судьбу. Мне же с рождения хотелось уехать из нашего унылого городка, получить лучшее образование и стать настоящим большим начальником с огромным штатом подчиненных и расторопным личным помощником, который по утрам будет заваривать мне чай с мятой.
Однажды мама спросила о моих планах на жизнь и долго смеялась, услышав задачи на будущее. Такая неожиданная реакция меня обидела, но в то же время раззадорила, для себя я решила, что обязательно добьюсь своих целей.
Приложив все усилия, я смогла успешно окончить школу, сдать государственные экзамены на высокие баллы и бесплатно поступить в экономический университет. Обучение в лучшем вузе краевого центра, получение красного диплома, стажировка в городской администрации приближали мою мечту к реальности.
Спустя несколько месяцев мне предложили постоянную работу в Управлении архитектуры и градостроительства местной администрации с небольшим окладом, но перспективой со временем занять высокую должность и, соответственно, получать достойную зарплату. Сняв комнату в общежитии, я принялась усердно трудиться, однако вместо серьезных поручений меня оправили работать в архив, чтобы привести его в порядок. Открывая подвальное помещение, я думала, что смахну пыль на полках и вернусь в свой экономический отдел, чтобы рассказать коллегам о новых электронных программных продуктах в области проверки достоверности смет расходов на капитальное строительство объектов.
Подвал встретил меня резким запахом плесени и огромными горами папок и разбросанных бумаг. Подойдя поближе к полкам, набитым старыми скоросшивателями и картонными коробками, я заглянула вовнутрь и в одной из них увидела крысу, которая, глядя на меня, вяло дожевывала лист бумаги. От неожиданности я закричала в голос, но упитанный грызун поморщился от моего визга и неохотно выпрыгнул из коробки.
Выключив свет в подвальном помещении, я захлопнула дверь и побежала на второй этаж, чтобы рассказать своей начальнице Марине Юрьевне об ужасе, который испытала в архиве. Немолодая женщина выслушала меня, а потом сказала, что прежде архив размещался на мансардном этаже управления, был образцовым хранителем всех тайн застройки города, но после проведения капительного ремонта кровли здания оказался залитым дождевой водой.
– Марина Юрьевна, как же это случилось? – недоуменно спросила я.
– Да как, как обычно, рабочие сняли старое покрытие на крыше, но не учли продолжительные осадки, дождь лил все выходные дни, прежде чем мы очнулись и поняли, что архив в опасности. Когда я увидела потоки воды, которые лились на документы, думала, что всё пропало, но потом мы свалили коробки в подвал и теперь даже не знаем, какие документы уцелели, – почти равнодушно ответила женщина.
– Давно архив в таком состоянии?
– Дай вспомнить… Этой осенью будет три года.
– Три года?! – не сдерживая возмущений, крикнула я.
– Ну чего ты кричишь? Да, ситуация непростая, но сейчас готовится новый генеральный план города, поэтому нужны архивные данные.
– А что случилось со старым планом? Если я правильно помню из лекции по градостроительному праву, план застройки города разрабатывается один раз и навсегда, а потом в него просто вносят изменения или небольшие корректировки, – иронично заметила я.
– Так, молодежь, много слов, иди и работай, а не хочешь – скатертью дорога, но если ты справишься с поставленной задачей – получишь премию, а главное – почет и уважение в нашем коллективе, а может быть, и там, – последнюю фразу женщина проговорила вполголоса и, закатив глаза, показала пальцем в небо.
Другого места службы у меня не было, я глубоко вздохнула и поплелась в подвал. В первый день работы я рассматривала документы и думала, как организовать всё вокруг. Коллеги знали, что меня отправили в архив, но никто не спустился, чтобы предложить свою помощь. Вскоре я подружилась с рабочим по зданию Трофимычем, который установил дополнительные лампы для освещения и несколько масляных калориферов. В помещении стало светло, неприятный запах плесени исчез. Все документы мне пришлось разбирать вручную и разделять их на три фракции: те, что совсем не пострадали; те, которые могли быть восстановлены, и полностью потерявшие изображение. За три месяца кропотливого труда я смогла систематизировать бОльшую часть архива и погрузиться в историю строительства города.
Прежде, когда я гуляла по улицам или ездила по делам на общественном транспорте, отмечала для себя красивые либо уродливые здания и сооружения, но после того как приступила к работе в архиве, стала с интересом к ним присматриваться. Особенно изумляли пояснительные записки к строительству и обустройству основных центральных улиц краевого центра. Простота слов, пропитанная любовью к своему городу, написанная архитекторами и общественными деятелями более семидесяти лет назад, дарили душе нежность. В местной библиотеке я нашла несколько фотоальбомов с изображением старинных зданий, узнала историю появления деревянной застройки центральной части города и поняла, что готова поделиться своими знаниями с начальницей.
Марина Юрьевна, как всегда, была занята. Между телефонными звонками по работе она успевала давать поручения своим детям и проконтролировать местоположение супруга, который по каким-то причинам был нетрудоустроен. Собираясь на какое-то многочасовое совещание, женщина без интереса послушала меня и предложила вернуться к основной работе. Впопыхах она выпалила:
– Послушай меня, генплан – это дело не твоего ума. Ты что думаешь, три недели посидела в подвале и всему научилась? Да люди годами трудятся в градостроительной отрасли, в Москве институты заканчивают, ночами не спят – и то не все знают.
– Три месяца, – с трудом сдерживая слезы, ответила я.
– Что три месяца?
– Я в архиве работаю уже три месяца. Просто мне хотелось быть полезной.
– Тогда иди и работай. Господи, почему приходится всё объяснять?
Женщина схватила роскошную норковую шубу, которая висела в её шкафу, захватила лаковую сумку в цвет бирюзовых сапог и, пробегая мимо секретаря, предупредила, что будет поздно.
Мне ничего не оставалось, как снова вернуться в подвал, чтобы разобрать последнюю огромную коробку с бумагами. Присев на небольшой стул, я стала разглядывать содержимое внутри. Бумаги были в плохом состоянии, текст, написанный чернилами, не поддавался прочтению, чертежи и экспликации прилипли друг к другу. Мне хотелось разделить документы, но слипшиеся листы вдруг порвались, и тогда слезы хлынули их моих глаз. За три месяца моего пребывания в подвале сотрудники Управления не обращались ко мне за помощью, они не нуждались в архивных документах, не искали старых сведений. Моя работа оказалась никому не нужна.
Время шло. Жизнь в малосемейном общежитии мне порядком надоела, соседи по секции постоянно менялись, унося с собой мою бытовую химию и предметы личной гигиены. Скромной заработной платы не хватало на аренду полноценного жилья, жаловаться родителям я не могла, знала, что единственным утешением станет фраза мамы: «Возвращайся домой!». Уважения в коллективе, как обещала Марина Юрьевна, я не обрела, ни с кем толком не общалась, приятели по институту разлетелись по другим городам в поисках лучшей жизни. Главным ухажером оставался семидесятилетний рабочий по зданию Трофимыч, который каждое утро при встрече называл меня Богиней и заваривал чай с шиповником.
Я сидела на своем маленьком стуле, горько плакала и осознавала, что никогда не выберусь из своего подвала, чтобы получить должность большого начальника, которым так мечтала стать.
Спустя четверть часа в подвал спустился Трофимыч:
– Моя Богиня, ты здесь? – как всегда игриво, спросил мужчина.
– Тут, Сергей Трофимович, – заплаканным голосом ответила я.
– Королева архива, собирайся домой, синоптики обещают ухудшение погоды, пока доберешься до своей общаги, начнется настоящая пурга, да и Юрьевна вряд ли сегодня вернется.
– Как я поеду, до конца рабочего дня еще несколько часов?
– Молча поедешь, твои, прости господи, коллеги, уже в сапогах стоят на выходе, – ехидно продолжил Трофимыч.
– А мне ничего не сказали, – с грустью в голосе продолжила я.
– Да и черт с ними, собирайся. Ого, да ты до имущества купца Захарова дошла? – удивленно спросил Трофимыч, тыча пальцем на огромную коробку возле моих ног.
– Захаров? Не знаю такого, но бумаг здесь целое море.
– Ну как не знаешь, тот разрушенный сарай, который стоит напротив Управления возле твоей автобусной остановки, с которой ты домой едешь, и есть усадьба Захарова.
– Как усадьба? Этого не может быть. Там же нет окон, сгорела крыша и, по-моему, живут собаки и бомжи.
– Да-да, это он и есть, но ты беги домой, а завтра, если город раскопают от снега, я тебе расскажу всё, что знаю об этой усадьбе и наследнице, которая до сих пор требует свое имущество обратно.
– Сергей Трофимович, я же теперь не усну, расскажите сейчас, – по-детски стала хныкать я.
– Боец, молчать, исполнять команду «Домой!», – резко сказал Трофимыч.
Мне пришлось подчиниться, быстро переодеться и отправиться на остановку. Выйдя на улицу, я почувствовала морозную свежесть. Снег с ветром уже успели замести тропинки, но стихия еще не разыгралась в полную силу. Я дошла до своей автобусной остановки и стала ждать общественный транспорт, но мысли о соседнем сарае не давали мне покоя. Высокий забор закрывал обзор, и я решила подойти поближе, чтобы всё рассмотреть. Рядом с бывшей усадьбой крутилась огромная собака с разноцветными глазами. Желтый чип на ухе и отсутствие ошейника говорили о том, что собака была бездомной, я посмотрела на её морду и вспомнила, что та частенько сидела на остановке, будто ждала своего хозяина или автобуса нужного маршрута. Она никогда не лаяла, не требовала внимания, к окружающим была равнодушна, не отзывалась на подачки, спустя некоторое время просто уходила в сторону усадьбы и снова появлялась на следующий день.
Когда пес меня заметил, подошел поближе и стал смотреть в глаза, будто интересовался целью моего визита. В ответ я растерянно пожала плечами и зачем-то произнесла: «Просто хочу посмотреть». Он немного постоял рядом, отвернулся и пошел по своим делам, словно понял мои слова. Найдя дырку в заборе, я просочилась вовнутрь и увидела руинированное здание с частично уцелевшими декоративными наличниками. Усадьба, судя по всему, когда-то имела два этажа, но многочисленные очаги возгорания сократили второй этаж на добрую половину. Я думала, что сарай пустовал, но вдруг услышала мужское пение, которое исходило из окон, закрытых кусками полиэтилена. Переступая через груды строительного мусора и снега, я смогла приблизиться к зданию, заглянуть в огромную щель и рассмотреть его обитателей.
В небольшой полусгоревшей комнате на полу стояла старая измятая тахта, рядом красовались разномастные кресла с изголовьями в виде ракушек, модными лет двадцать назад, по центру стояли журнальный столик с облезлым лаком и небольшая печь-буржуйка, которой отапливали помещение.
На тахте лежал мужчина в лисьей шубе, лица его не было видно, только слышно, как он подпевал тому, кто стоял в центре комнаты. Основной певец исполнял песню Михаила Круга «Белый лебедь на пруду», всё время фальшивил и постоянно вытирал слезы на старом, морщинистом лице. Вокалист был одет в костюм с темным отливом, затертую дубленку, меховую кепку и ботинки-казаки (обувь с удлиненными острыми носами). Весь образ певца выдавал в нем достаток, в котором мужчина купался лет тридцать назад. Старая женщина, которой, по всей вероятности, была посвящена песня, сидела на кресле и всё время одобрительно кивала головой. Она, как и певец, выглядела так, словно за окном были девяностые годы прошлого столетия. Высокая кубанка и шуба были из норки орехового цвета, сапоги-ботфорты закрывали колени, лишь побитый молью мех и стертые узкие носы обуви выдавали истинный возраст её одежды. Постояльцы «усадьбы» пили мутную жидкость коричневого цвета, закусывая её хлебом со шпротами. На минуту мне показалось, что я попала в прошлое, но звонок мобильного телефона в моем кармане вернул в реальность. Резко развернувшись, я быстро рванула на остановку, потом схватила телефон и услышала голос мамы:
– Доченька, привет, по радио передавали непогоду у вас в городе. Ты добралась домой?
– Мамуль, не переживай, уже еду.
– До Нового года осталось две недели, когда ты к нам приедешь?
– Я пока не знаю, но постараюсь праздник встретить в кругу семьи.
Мы немного поговорили о родне, я передала привет папе и положила телефон в карман. Загадочный пес вместе со мной посидел на остановке и, когда я села в нужный автобус, отправился, по обыкновению, в сторону особняка.
Непогода бушевала целую ночь. Свирепый ветер играл оконными карнизами, некоторые из них ему удалось оторвать. Залетая в вентиляционные трубы, он выл, словно стая раненых животных, попавших в западню.
Всю ночь я не могла сомкнуть глаз от ветра, грохота и шума, мне казалось, что здание нашего общежития ходит ходуном и вот-вот оторвется от земли. Мне было страшно, я чувствовала беспомощность и одиночество. Под утро я почти уговорила себя вернуться в родной городок и отступиться от мечты. Сон сморил меня, и я уснула, но спустя пару часов будильник на мобильном телефоне уже играл любимую песню музыканта и композитора ДиДюли «Поезд в Барселону».
Приятная, спокойная музыка наполнила звуками гитары мою маленькую скромную комнату, погружая в фантастический мир путешествия в древний испанский город. Я встала с постели и посмотрела в окно, мне хотелось увидеть цветущие апельсиновые деревья и магнолии, навеянные музыкой, но уличные фонари тускло освещали огромные сугробы снега, в которых утонул весь двор. Ветер стих, нужно было пробираться сквозь снежные переметы до работы.
Спустя три часа я добралась до своего подвала и принялась разбирать огромную таинственную коробку. В моих руках оказалась историческая справка о строительстве той самой усадьбы, согласно которой здание было выполнено в стиле, установленном в городе в дореволюционные годы. Здание было построено из бруса американской сосны и канадского кедра. На карнизе усадьбы в качестве украшения имелся деревянный подзор с тонкой ажурной резьбой. На втором этаже южного фасада находилась веранда, опирающаяся на резные деревянные колонны; все окна здания были снабжены резными наличниками, а окно под верандой имело арочное завершение. Хозяина усадьбы звали Петром Захаровым, он был купцом, занимался продажей сахара и покупкой пушнины, тратил много денег на благотворительность, стал меценатом первой школы в городе. После революции в 1917 году избирался в горсовет крестьянских и рабочих депутатов от Союза домовладельцев, но вскоре умер от тяжелой болезни и был похоронен на кладбище защитников Отечества.
Никогда прежде я не слышала об этом человеке, его вкладе в развитие города, не знала, что у нас есть такое мемориальное кладбище. Все вопросы я решила задать Трофимычу, который обещал мне раскрыть много тайн.
– Добро утро, моя Богиня, – дружелюбно приветствовал меня рабочий по зданию.
– Сергей Трофимович, доброе утро, вчера я заглянула в этот сарай и увидела людей, которые отдыхали в нем, будто находились у себя дома. Кто эти люди, расскажите мне о купце, его доме и о мемориальном кладбище, – задыхаясь от волнения, затараторила я.
Трофимыч грустно улыбнулся, разлил в чашки крепко заваренный чай, угостил своими любимыми пряниками и рассказал всё, что знал о нашем городе и людях, о которых несправедливо забыли.
Рабочий по зданию оказался сыном главного архитектора города, который участвовал в обустройстве его центральных улиц. Он помнил, как на его глазах «росли» универмаги, административные и театральные здания, памятники и жилые пятиэтажки. Сложный рельеф, грунтовые воды и суровый климат усложняли самую простую стройку, заставляя работать всех на износ. Строительные бригады спешили, руководство страны ждало результатов. Для воплощения самых амбициозных планов было принято решение избавиться от дореволюционной застройки, религиозных объектов и кладбищ, которые стали местом упокоения для тех, кто защищал целостность границ царской России. Первой «под нож» пошла церковь, потом жилой дом губернатора, а следом – кладбище. Старожилы роптали, но не смели вслух противиться решению советских городских властей, они только отрицательно мотали головой, предвещая городу, который варварски уничтожил память предков, горькую судьбу, а его жителям – беды и несчастья. За несколько месяцев спецтехника стерла с лица земли кресты, памятники и ограды, превратив огромный кусок земли в чистое поле.
Комсомольская молодежь видела в этих решениях свободу и начало новой жизни, они радовались широким дорогам и жилым домам, которые появились на месте кладбища и других разрушенных построек.
Сергей Трофимович замолчал, в его глазах я видела слезы, он засунул руку в карман и достал металлический предмет.
– Возьми, дочка, пускай это останется у тебя, – сказал Трофимыч, протягивая предмет, – это пуговица от офицерского мундира.
Красивая ровная пуговица была выполнена из меди и украшена двуглавым орлом. Предвосхищая мой ответ, Трофимыч рассказал, как наблюдал за разрушением кладбища, видел человеческие кости и полуразрушенные доски гробов. Когда бульдозеристы отправились на обед, он вместе с мальчишками подобрался поближе и в земле нашел эту пуговицу, друзья тоже отыскали трофеи и радовались своей добыче. Вот только осознание увиденного, которое пришло значительно позже, саднило душу мужчины всю жизнь.
– А почему усадьба Захарова уцелела? – вдруг спросила я.
– Уцелела? Нет, она не уцелела, её просто тогда не разрушили, как и десяток подобных домов, лишь только потому, что там уже разместились организации и конторы, да и о заслугах самого купца вспомнила кучка активистов – историков.
Потом Трофимыч немного помолчал и продолжил, что много лет деревянная усадьба меняла своих хозяев, теряя свой первоначальный облик, и вот однажды, когда девяностые годы были в разгаре, в администрации города появилась правнучка купца – некая Алла Андреевна Гончар. Энергичная женщина торговала на рынке шубами и шапками, показывала семейные фото и требовала вернуть свое наследство. Многочисленные жалобы летели во все инстанции, но усадьбу женщине не вернули, не нашли доказательства кровного родства, кроме того, здание было в муниципальной собственности, и его не собирались дарить самозванке.
Спустя год переписка с заявительницей была прекращена, но вскоре в доме купца Захарова начался пожар, всё внутреннее убранство было уничтожено, повреждена крыша. Правоохранители пытались привлечь к ответственности псевдородственницу купца, но пожарные заключили, что здание сгорело от замыкания старой проводки. Дом горел несколько раз, вскоре стал вовсе не пригодным для использования, обнесен огромным забором и был настоящим бельмом на глазу в центральной части города.
– А куда теперь пропала наследница? – спросила я.
– Говорят, она иногда бывает в своем «поместье», – улыбаясь, ответил мой собеседник.
Мы допили чай, я отправилась в свой архив и еще несколько минут рассматривала пуговицу, которая когда-то украшала грудь защитника Отечества. Спустя час Марина Юрьевна пригласила коллектив на совещание, на котором всем раздала задания. Я попросила выслушать меня и предложила внести в новый генеральный план реконструкцию дома купца Захарова. Начальница вопросительно посмотрела на меня и сказала:
– О, Господи, ты-то куда лезешь? Этот сарай наконец-то снесут в следующем году, мне надоело из окон своего кабинета смотреть на эту рухлядь.
– Как же так, ведь здание является памятником истории, там жил прекрасный человек, который любил свой город. Нам нельзя уничтожать свою культуру, это неправильно, – задыхаясь от возмущения, сказала я.
– Неправильно жить в окружении сараев и разрушенных домов, – язвительно ответила женщина.
– А кладбище, которое уничтожено в советское время, это тоже ненужные элементы прошлых столетий?
– Старая сказочка, это тебе наш сумасшедший Трофимыч напел и пуговицу показал? Так вот, этот бред старика, который всё перепутал, обыкновенная выдумка, по генплану города на месте администрации, жилых домов для сотрудников бывшего обкома, дороги, объединяющей два микрорайона, никогда не было никаких кладбищ. Там была пустая свободная земля, на которой великие советские строители создали наше с тобой, будущее. А пуговицу твой старик купил в какой-нибудь лавке старьевщика и рассказывает всем эти небылицы. Надо возвращать тебя в отдел, а то ты там вместе с Трофимычем с ума сойдешь, – заключила начальница.
– Памятник нужно сохранить для наших потомков, – теряя уверенность, сказала я.
– Да нечего там сохранять, сносить всё под корень и дело с концом! – кричала Марина Юрьевна.
Я попыталась возразить, но услышала в свой адрес грубые слова, вышла из кабинета, переоделась и ушла с работы. Дойдя до автобусной остановки, я снова увидела на дежурстве своего знакомого пса. Подойдя к нему поближе, я ласково обратилась к собаке, но горделивый пес даже не повернул голову в мою сторону. Он сидел и смотрел в одну точку и, наверное, думал о чем-то важном. Мне захотелось его погладить, но пес уклонился от моей руки.
– Джеки не любит навязчивых людей, – послышалось в глубине остановки.
Я обернулась и увидела старую женщину в норковой шубе и кубанке на голове. Эта особа вчера сидела в доме купца Захарова. Незнакомка курила и внимательно смотрела на меня.
– Любишь подглядывать? Я тебя узнала, ты вчера приходила домой и пыталась разнюхать обо мне, – хриплым голосом спросила женщина.
– Нет, просто хотела узнать, кто живет в этой усадьбе? – неуверенно ответила я.
– Усадьба… Усадьба давно превратилась в обгоревшие руины, заодно обуглив всю мою жизнь, – делая очередную затяжку, сказала незнакомка и подозвала собаку.
Джеки покорно встал с места и подошел в женщине.
– У тебя заплаканные глаза и уставший вид, хочешь выпить? – спросила женщина.
Всю свою жизнь я боялась навязчивых попрошаек, людей без определенного места жительства, обходила стороной подвалы, не знакомилась с мужчинами на улице и вдруг покорно кивнула головой и пошла вслед за старухой.
Она открыла дверь усадьбы ключом и завела меня в маленькую комнату, которую я вчера пыталась рассмотреть. Хозяйка ловко затопила маленькую буржуйку, из-за кресла достала бутылку с коричневой жидкостью и две хрустальные рюмки, разлила напиток и предложила тост: «С наступающим Новым годом!»
Крепкий напиток ударил в голову, я присела в кресло и стала рассматривать всё вокруг. Внутри усадьба была такая же страшная, как и снаружи, но запах дров, горящих в печке, придавал помещению уют и тепло.
Женщина достала пачку сигарет и снова закурила.
– Вы не боитесь курить в деревянном доме? – спросила я.
– Нет, не боюсь, я уже ничего не боюсь. Раньше боялась одиночества, нищеты, предательства, а теперь не боюсь даже смерти, иногда просто жду её. Это удел молодых – всё время переживать и дергаться: то мужика нет, то он не такой, как надо, то карьеры нет, то занимаешься какой-нибудь никому не нужной ерундой. Кстати, меня зовут Алла Андреевна, а тебя как величать?
Я назвала свое имя и попросила рассказать о себе, предупредив, что знаю о её родстве с хозяином усадьбы.
Женщина немного помолчала и поведала о том, как мечтала быть богатой и успешной, владеть усадьбой знаменитого человека и самой стать настоящей купчихой. Она упивалась рассказом о том периоде жизни, когда ездила в Грецию и Турцию за новым товаром, могла позволить себе самые экзотические блюда, роскошные отели и красивых мужчин. Когда все мечты были исполнены, она решила заняться получением дворянского титула, которые вошли в моду в девяностых годах прошлого столетия, но дворянской крови у её предков обнаружить не удалось. Тогда Алла Андреевна решила пойти другим путем и все свободные деньги направила на приобретение дома купца Захарова, сославшись на их родство. Взятку чиновники взяли, но дом в собственность не передали. Потом в стране начался финансовый кризис, долларовые долги пришлось закрывать остатками товара. Когда деньги окончательно закончились, из жизни исчезли красивые мужчины и друзья. Чиновники перестали отвечать на звонки, пожар уничтожил последние надежды на собственное поместье. Всю боль и горечь потерь она стала топить в бутылке, обретая странное окружение и огромные долги.
Со временем пришлось расстаться с большой квартирой в центре города и переехать в общежитие, которое обещали снести, но планы по реконструкции того района изменились, в полуразрушенном здании сделали скверный ремонт и оставили жителей без надежды на другое имущество.
Алла Андреевна смирилась со своей судьбой, но иногда приходила в дом мечты, чтобы забыть реальность и погрузиться в сладкий мир грез и фантазий.
– А что за мужчины вас окружают? – спросила я.
– Мужчины, – смеясь, ответила она, – это Гриша и Толик.
Григорий, тот, что похож на модника девяностых, в молодости был капитаном рыбодобывающего судна, хорошо зарабатывал, шикарно одевался, но, выйдя на пенсию, спился, потеряв семью и собственный дом. Он был соседом Аллы Андреевны по общежитию, в период борьбы с вредной привычкой выходил петь на площадку перед городским фонтаном, чтобы заработать немного денег на цветы любимой соседке. Обладатель лисьей шубы – Толик, в молодости на заводе лишился правой руки и остался не у дел. Пытался устроить свою судьбу, но не нашел женщину, способную разделить с ним все тяготы жизни. Он проживал со своей старшей сестрой, но частенько захаживал в усадьбу Захарова, поскольку любил подпевать Григорию на городском фонтане.
Я вдруг вспомнила, где видела этого модника прошлого столетия и хозяина рыжей шубы. Они действительно частенько встречались мне на улице в разных местах и в разное время года. Пели оба отвратительно, но очень старались, вкладывая в творчество всю душу.
Женщина снова разлила напиток в рюмки и спросила, что я делаю в этом проклятом городе и о чем мечтаю.
Взяв в руки рюмку, я почему-то ответила, пожав плечами: «Теперь не знаю!»
Раньше у меня действительно был план уехать из своего провинциального городка, получить образование, найти престижную работу, стать большим начальником, но, услышав историю создания города, с которым связывала все свои мечты, я друг поняла, что не могу и не хочу здесь жить и работать.
Алла Андреевна равнодушно посмотрела на меня, осушила рюмку и снова принялась курить. Дрова в печке прогорели, я стала замерзать, поблагодарила хозяйку за гостеприимство и решила вернуться домой. Женщина удерживать меня не стала, махнула мне вслед старой рукой и снова наполнила свой бокал. На входе я встретила Григория с цветами и Толика с пакетом. Мужчины приветствовали меня и громко запели «Я люблю тебя жизнь», популярную советскую песню середины прошлого века, которую когда-то пел Иосиф Кобзон.
Мужчины были явно навеселе и продолжили свой праздник жизни в компании лучшей подруги.
Добравшись домой, я снова обнаружила пропажу туалетной бумаги, зубной пасты и геля для душа, захотела поругаться с новыми соседями, но, услышав крики за стенкой, не решилась на скандал. Мысли кружились в голове, я достала старинную пуговицу и снова почувствовала душевную боль за тех, чья память была стерта с лица земли. В голове кружились слова начальницы о моем ничтожном месте в истории города и ненужных усилий для решения глобальных задач. Я поняла, что соскучилась по родителям, нуждалась в общении с близкими людьми и устала от своего подвала.
Утром следующего дня я написала заявление об увольнении. Марина Юрьевна покрутила пальцем у виска и назвала меня глупой выскочкой, за время моей работы она так и не удосужилась спуститься в подвал, чтобы лично увидеть плоды моего кропотливого труда, но меня это больше не ранило. Она заставила отработать положенные две недели и отпустила меня без сожаления.
Только Трофимыч просил одуматься, умолял отозвать заявление, верил, что я обязана остаться жить в городе, чтобы изменить его историю, но я не собиралась брать на себя такую ответственность и, вручив лучшему рабочему по зданию подарок, отправилась в общагу за своими вещами, чтобы вернуться домой.
Перед отъездом я навестила Аллу Андреевну и её друзей. Эта странная компания поставила елку в углу своей комнаты, нарядила её старыми игрушками и мишурой. Женщина обрадовалась подаркам, даже Джеки, увидев меня, завилял хвостом. Я поздравила всех с наступающим Новым годом и предупредила, что в следующем году городские власти решили снести остатки усадьбы, стерев её с лица земли. В ответ я услышала только смех всех обитателей дома купца Захарова.
– Милая, этого не будет никогда, мы будем за него бороться до последнего вздоха, – шутя, ответила Алла Андреевна.
В ответ я пожала плечами и отправилась на автовокзал. По телефону я предупредила родителей, что возвращаюсь домой навсегда, но свои вещи попросила перевезти папу в январе на своей машине, поскольку оплатила общежитие вперед.
Дома меня встречали как настоящую королеву. Стол был завален морепродуктами и овощами, спальня украшена еловыми ветками. До Нового года оставалось несколько дней, но ощущение праздника дарило душе восторг. Я посетила местный музей, который во время учебы в школе обходила стороной, побывала в парке знаменитого егеря, почитала надписи на мемориальных табличках, установленных на фасадах жилых зданий, гуляла по улицам своего небольшого городка и чувствовала настоящую радость в сердце. Накануне праздничного застолья у меня зазвонил телефон. Экран показывал незнакомый номер, но я решила ответить.
Приятный мужской голос представился, рассказал, что знает о моем вкладе в восстановление архива строительства города, поругал городскую архитектуру за равнодушное отношение к работе и предложил должность в краевом министерстве строительства.
– Сегодня четверг и последний рабочий день в этом году. Вы можете ничего не говорить, всё хорошенько обдумать и дать мне ответ уже в следующем году. Впереди много планов и проблем, но поверьте, вы не пожалеете, – сказал мужчина.
Я положила трубку телефона в карман пальто и вдруг нащупала старинную пуговицу с изображением двуглавого орла, которую не смогла найти, когда впопыхах собиралась домой.
Для принятия решения мне понадобилось несколько минут, я перезвонила будущему начальнику и согласилась вернуться в город, с которым снова решила связать свою судьбу. Родители отговаривать меня не стали, за праздничным столом пожелали успехов во всех начинаниях. Я благодарила родных людей за теплые слова, но понимала, что с таким историческим наследием краевого центра одной удачи будет недостаточно, для его процветания должно случиться настоящее чудо, в которое так хочется верить, особенно на Новый год.
Ариша ЗИМА,
член Союза писателей России