«Где-то в Тихом океане ходит баржа с чуваками…»
В жизни всегда есть место подвигам, считал классик советской и мировой литературы Максим Горький. Но, когда я прочел о 67-дневном дрейфе по Охотскому морю Михаила Пичугина, в котором из трех человек выжил только один, мне вспомнилось и другое расхожее выражение: подвиг одного – это часто преступление другого. В этой истории к позитиву можно отнести только действия рыбаков, обнаруживших дрейфующую надувную лодку. Остальным слагаемым трагической истории даст оценку следствие и суд, которых Михаилу Пичугину, судя по всему, не избежать.
Журналисты успели окрестить 67-дневный дрейф рекордным. Но, увы, история мореплавания в Тихом океане знает и более продолжительные скитания по воле волн и ветров, в которых наши соотечественники предстают действительно героями.
И я веду речь не о вынужденном 49-дневном дрейфе четырех советских солдат – младшего сержанта Асхата Зиганшина, рядовых Анатолия Крючковского, Филиппа Поплавского и Ивана Федотова в Тихом океане в 1960-м году на барже «Т-36». Их вынужденное путешествие стало мировой сенсацией. Баржу, на которой находились советские бойцы, вблизи Гавайских островов обнаружил американский корабль. Наголодавшуюся четверку вначале доставили в Лос-Анджелес, а затем переправили в Советский Союз.
Ребята с честью выдержали все выпавшие на их долю испытания. В советском молодежном фольклоре на десятилетия поселилась песенка в стиле рок-н-рола, рассказывающая об океанском приключении четырех солдат: «Где-то в Тихом океане ходит баржа с чуваками, чуваки не унывают, под гармошку рок лабают…» Далее в песне сообщается, что героический квартет схарчил сапоги и гармонь, а «Зиганшин-буги съел письмо от подруги».
Приблизительно такого же сценария придерживается и официальная версия вынужденного путешествия. Правда, некоторые исследователи считают, что провизия у бойцов была. «Баржу оторвало штормом от парохода, на который они перегружали продовольствие», – сообщал в 2006 году приморский журналист Евгений Шолох.
Несколькими годами ранее состоялся еще более удивительный, еще более продолжительный по времени дрейф в северной части Тихого океана – от берегов Азии к Америке и обратно…
Кружки с кипятком вместо бокалов шампанского
Накануне нового 1954-го года моряки побрились, им удалось даже сполоснуться слегка подогретой водой. В полночь по камчатскому времени все выстроились на палубе. После короткой речи Федора Козлова вместо старого, обтрепанного подняли на мачте новый флаг Советского Союза. За счастье и спасение в новом году подняли кружки с кипятком. После праздника вновь потянулись серые и стылые бесконечные дни одной из самых удивительных тихоокеанских одиссей прошлого века. А начиналась она 1 декабря 1953 года и длилась 82 дня!
Катер проекта «ЖС», именуемый в просторечье «жучком», вернулся в родную гавань уже в сумерках. Суденышко имело водоизмещение 30 тонн, высота его бортов составляла 1,93 метра, длина – около 17 метров. Радиостанции на некоторых из «жучков» не устанавливали. Катер, обозначенный в судовых регистрах под номером 257, принадлежал китокомбинату поселка Подгорный, расположенному на океанской стороне острова Парамушир.
Капитан Владимир Мережко и механик Григорий Иванец, жившие в поселке с семьями, сошли на берег. На катере остались почти 50-летний помощник капитана Федор Козлов, помощник механика Сейм Облязов, повар Николай Воронков, матросы Виктор Шлык, Александр Жебровский и Рувим Мирсофаров.
1 декабря погода начала портиться. Открытая всем ветрам бухта поселка Подгорного неважное место для укрытия от штормов. Суда, застигнутые непогодой возле китокомбината, как правило, уходили в Северо-Курильск, расположенный севернее. Исключений решили не делать и в этот раз. Экипаж Ж-257 сколько мог ждал на рейде капитана и механика. Но те не появлялись, а ветер крепчал. Ударил снеговой заряд, и команда катера 2 декабря решила идти в Северо-Курильск самостоятельно.
«Жучок» шел вслепую. Плотная пелена снега не позволяла из рубки разглядеть даже бака суденышка, не то что берегов острова. Ориентируясь по компасу, держали курс на север. А тут еще в довесок ко всем бедам у катера вскоре после начала перехода отказалась работать помпа, охлаждающая пресной водой двигатель. Козлов предложил Облязову использовать забортную воду, но тот уперся: «Двигатель запорем! Будем помпу ремонтировать». С ней провозились два часа.
Шторм к тому времени совсем осатанел. Ветер погнал катер в океан. Слабенький дизель «жучка» не мог справиться с титаническим напором волн. Топлива на катере оставалось в обрез еще в Подгорном. Ж-257 после завершения сезона промысла китов готовили к стоянке на берегу, а потому запасы солярки на судне не пополняли.
С наступлением ночи двигатель пришлось заглушить. Экипаж нес вахту в рубке на руле, не имевшем ни электропривода, ни гидроусиления, по 20 минут – больше руки не выдерживали. Моряки старались держать катер носом к волне. Её удар по борту мог опрокинуть «жучок».
Шторм длился четверо суток. Экипаж катера, смертельно уставший, уже расстался с надеждой увидеть спокойное море. Но утро пятого дня порадовало команду появлением неяркого красноватого зимнего солнца, к восходящим лучам которого волны и ветер продолжали гнать катер. Моряки не знали, где они находятся. На борту имелись карта и лоция прибрежных вод Парамушира, да еще компас. Однако пользы посреди океана они принести не могли. О том, что катер находится вдали от берегов, команде Ж-257 подсказало отсутствие морских птиц.
Парус, сшитый из одеял
Свалившуюся на них беду команда встретила мужественно. Сразу после шторма моряки установили позади рубки парус, сшитый из одеял, приспособив под мачту багор. За время трехмесячной одиссеи ветер несколько раз срывал его. Но всякий раз команда не позволяла унести парус в море. Моряки его чинили и возвращали на прежнее место. Парус для экипажа символизировал надежду на возвращение домой.
Несколько раз волны разбивали руль. Моряки, пока еще оставались силы, ремонтировали его, ныряя в ледяную воду. Но одной ненастной ночью руль заклинило, и команда, как ни старалась, не могла его заставить слушаться штурвала.
В 82-дневной одиссее экипаж проявлял удивительную смекалку и находчивость. Команда сумела наладить обогрев кубрика и получение пресной воды. Идею системы отопления подсказал Сейм Облязов. Он рассказал, как у них на Каспии решали эту задачу: кирпич обливают нефтью, кладут в жаровню, и от кирпича долго исходит тепло. На катере в ход пошли матерчатые шланги – дюриты. Их, обваляв в тертых белилах и пропитав остатками солярки из танков, клали в алюминиевую миску и ставили в печь. Потом в ход пошло всё, что могло гореть: мебель, обшивка катера, личные вещи…
В основу опреснителя воды, изготовленного из огнетушителя «Богатырь», положили процесс дистилляции, хорошо известный всем самогонщикам. Получить пригодную для питья воду удалось только с третьего раза, после того, как создатель опреснителя Александр Жебровский сообразил, что для дистилляции требуется медленный подогрев огнетушителя. В полученную дистиллированную воду добавляли немного морской, чтобы окончательно не испортить желудки.
Труднее всего приходилось с продовольствием. На борту имелся недельный запас продуктов, основу которого составлял сушеный картофель. Но экипаж с первого дня одиссеи ввел режим строгой экономии, поэтому провизии хватило до 15 января. Через пять дней после того, как закончились продукты, катеру стала попадаться морская капуста, сорванная штормами. Она и стала единственным продуктом питания экипажа в оставшиеся дни одиссеи.
Александр Жебровский под влиянием рассказов Джека Лондона, герои которого, побеждая голод, питались ремнями из сыромятной кожи, попытался поджарить яловые сапоги. Их незадолго до 1 декабря моряк обменял у пограничников на литр спирта. Джек Лондон, однако, не поделился рецептом приготовления кожи, и Александру пришлось изобретать его самому. Он порезал сапоги в соломку и поджарил их на солидоле. Лапша из сапог, прошедших химическую обработку, в пищу оказалась непригодной…
До берегов Америки оставалось несколько миль
Власти Парамушира поиск катера начали только 10 декабря. Директор китокомбината Леонид Редькин о том, что Ж-257 не пришел в Северо-Курильск, знал уже на следующий день после исчезновения «жучка», но о происшествии никому не сообщил. Ограничился отправкой вдоль побережья второго катера. Тот, дойдя до Северо-Курильска, вернулся ни с чем.
Тревогу забили в расположенной в поселке Подгорном комендатуре 60-го пограничного отряда после того, как директор китокомбината не смог внятно объяснить исчезновение Ж-257. Только тогда Леонид Редькин, потерявший семью в катастрофическом цунами ноября 1952 года, сообщил о пропаже судна во Владивосток, где находился трест, которому подчинялся китокомбинат. Начались поиски катера, но к тому времени волны успели унести его далеко в океан, в направлении Америки.
Впоследствии окажется, что Ж-257 не дошел до Нового Света всего несколько миль. У берегов Америки катер едва не выбросило на какой-то остров. Но ветер изменился, и «жучок» начал дрейфовать в обратном направлении – к Азии.
Долгие дни одиссеи ослабевшие моряки коротали за игрой в домино, пересказывали прочитанные когда-то книги… Особой популярностью пользовались подшивки газеты «Водный транспорт», которые аккуратно вел капитан катера. Еще на борту имелся баян, но никто из членов экипажа не мог на нём играть. И съесть его никто не догадался. Схарчить гармонь, и то, по непроверенным сведениям, смогла только команда Зиганшина, во время своего вынужденного путешествия на барже.
Надежды на спасение экипаж Ж-257 не терял даже после того, как в первых числах февраля катер из полосы теплого течения, омывающего берега США и Канады, вынесло в холодные воды. В них «жучок» начал обмерзать. Команда, пока хватало сил, выходила скалывать лед. Но к последним дням одиссеи без посторонней помощи могли передвигаться только Виктор Шлык и Александр Жебровский.
Труднее всего приходилось самому старшему по возрасту из членов экипажа – повару Николаю Воронкову. Незадолго до спасения он, чувствуя себя совсем плохо, подозвал Жебровского, с отцом которого повар дружил. Заставив Николая наклониться к нему, Николай, превозмогая слабость, устало и обреченного зашептал: «Я к утру, наверное, умру… Тело не выбрасывайте… Когда поймете, что умер, порежьте на куски и варите в морской воде… Вы молодые, должны жить… Мою волю-завещание запиши, я распишусь…».
Жебровский отшутился, пообещав, что если они и умрут, то только на берегу, от смертельной дозы коньяка…
«Камчадал» приходит на помощь
Стойкость экипажа Ж-257 поражает. Все шестеро в невероятно экстремальных условиях смогли сохранить человечность. Выдержка и взаимовыручка не оставили моряков до самого последнего дня. Когда у них из съестного ничего, кроме питьевой воды, не оставалась. Восемь её столовых ложек на день выдавали только тяжелобольным, по четыре – тем, кто мог двигаться…
Появление 20 февраля в снежней пелене контура траулера на катере восприняли как галлюцинацию. Но силуэт судна не исчезал. На самом траулере «Камчадал», заметив полузатонувший, обросший глыбами льда катер, тоже поначалу растерялись. К тому времени поиски Ж-257 завершились. Катер и его экипаж записали в погибшие и почти забыли…
С борта «Камчадала» признаков жизни на полузатопленном катере не заметили. Никто на «жучке» не отреагировал на поданную траулером сирену. Её на катере тоже посчитали галлюцинацией, только звуковой. Но на «Камчадале решили твердо убедиться, что на «жучке» никого в живых не осталось. Траулер подошел к катеру вплотную. Тут способные передвигаться Козлов, Шлык и Жебровский поняли, что судно реально. Они вышли на палубу катера. Моряки «Камчадала» заметили три фигуры.
Подняться на борт траулера самостоятельно никто из команды катера не смог. Моряков переносили на руках. Весил каждый из них не более 30 килограммов. Все китобои остались живы. Камчатские врачи каждого из них выхаживали по месяцу.
Капитан траулера «Камчадал» Станислав Медведев, вернувшись в Петропавловск-Камчатский, составил для капитана порта рапорт. Текст его сохранился:
«При следовании с промысла в порт 20.II.54 года при ветре норд-ост 7-8 баллов, море 6 баллов, в снеге видимость 5 кабельтовых до 1 мили, в районе мыса Поворотный, счисление 52° 5 северной широты и 158° 5 восточной долготы, в 11 часов 40 минут судового времени слева по борту была обнаружена плавающая единица, неподходящая по силуэту ни под какой вид судна. Подошли ближе для уточнения. Определили катер «ЖС» с парусом на мачте, идущий полным ветром, без признаков жизни.
Дали серию сигналов тифоном. На сигнал вышли три человека на палубу, также дали сиреной сигнал и одну зеленую ракету…
Убедившись, что люди находятся в крайнем истощении и принять буксир не могут, сделали циркуляцию и, выйдя с наветренной стороны лагом, стали работать переменными ходами, приближаясь к катеру, держа его перпендикулярно корпусу судна. Боцман Вирясов и матрос Карлсон выпрыгнули на катер, приняли выброску с ваером… За время работы на катере судно от него сдрейфовало. Продолжая работать переменными ходами, подошли к катеру в прежнее положение. Приняли команду катера – шесть человек – на борт. Потравив буксира 250 метров, дали полный ход и легли на прежний курс, следуя в порт…»
В одной из книг довелось прочитать, что судьба участников 82-дневной эпопеи сложилась трагически: «кто-то спился, кто-то повесился». У меня несколько другие сведения о дальнейшей жизни моряков. Все шестеро были награждены орденами, в том числе Федор Козлов – орденом Ленина. Большинство моряков продолжали трудиться в Подгорном, пока комбинат не закрылся. Жебровский перебрался во Владивосток, где еще долгие годы ходил в море на зверобойных судах, затем возглавил команду пассажирского катера.
Несчастливый «жучок»
На Ж-257 остался только Виктор Шлык. Его, несмотря на молодость, назначили помощником капитана катера, который после ремонта в Петропавловске-Камчатском вернулся в Подгорный. К рубке «жучка» прикрепили латунную табличку с текстом указа Президиума Верховного Совета СССР о награждении экипажа катера орденами за мужество и героизм.
Комсомольские функционеры в 1961 году организовали встречу экипажа Ж-257 и квартета Асхата Зиганшина на каком-то молодежном празднике во Владивостоке. Дружбы между сторонами не случилось. То ли разница в возрасте сказалась, то ли ревновали к славе друг друга… Зиганшин и его товарищи получили поздравления от тогдашнего советского лидера Никиты Хрущева, Тура Хейердала, Эрнеста Хемингуэя. Вся четверка стали почетными жителями Сан-Франциско.
Слава экипажа Ж-257 не перешагнула границ СССР. Им посвятили очерк в «Комсомольской правде». В издательстве «Советский писатель» вышла небольшая повесть Александра Борщаговского «Пропали без вести». Со временем о 82-дневном дрейфе, главная уникальность которого состоит в том, что все его участники выжили, забыли. Но за эту удачу океан сурово отомстил и катеру, и его новому экипажу.
Судьба уготовила Ж-257 тяжелую жизнь. Еще до описываемых событий катер едва не погиб во время катастрофического цунами в ночь с 4 на 5 ноября 1952 года.
А затонул Ж-257 при таинственных и невыясненных обстоятельствах у мыса Васильева на южной оконечности острова Парамушир 18 декабря 1961 года. Вместе с катером погиб и его экипаж. Изуродованные тела моряков океан выбросил на берег…
Владимир СЛАБУКА