История складывается из наших маленьких жизней и судеб. Временной бег настолько быстр, что мы иногда еле успеваем оглянуться назад, чтобы выхватить мгновение из ускользающего прошлого и запомнить его. Сегодня кажется странным, что до 1996 года на Камчатке существовала проблема телефонной связи с материком, нужно было выстаивать большие очереди в переговорных пунктах и громко кричать «алло», чтобы быть услышанным на другом конце провода, а сегодня даже школьник начальных классов в любое время может позвонить по мобильному телефону своей бабушке, например, в Калининград и пожелать своим детским голоском «спокойной ночи» и неважно, что бабушка будет не очень хорошо слышать, она все равно разберет, что ей проговорило любимое чадо.
Мы забыли, как приходилось ночевать в очередях возле касс аэровокзала, чтобы купить авиабилеты, а сегодня билеты можно заказать, не выходя из квартиры, по интернету.
В начале 60-х годов основным видом передвижения в Корякском автономном округе были собачьи и оленьи упряжки, а самой почетной профессией там считалась профессия каюра. Сейчас любой житель севера умело обращается со снегоходом.
Бесценные свидетельства времени – это наши воспоминания. Иногда эти свидетельства заставляют нас искренне удивляться и с ностальгией переживать какие-то моменты снова и снова.
Книга восьмидесятитрехлетней камчатской журналистки Екатерины Ивановны Дедык (до замужества Наривлич Ёкав Ивановна) «Жизнь прекрасна всегда (судьба чавчувенки)» погружает нас в мир малознакомый и притягательный одновременно. История малочисленных коренных народов Севера и Дальнего Востока просто и талантливо отражена в ее рассказах, читая которые хочется воскликнуть: «Неужели все это было, неужели это было совсем недавно?!»
В этом номере газеты мы начинаем публиковать отдельные рассказы Екатерины Дедык.
Редакционная коллегия газеты «Вести»
Автобиографическая справка (печатается с сокращением)
«Я родилась в 1932 году в тундре во время кочевки недалеко от села Воямполка. До замужества мое имя в паспорте было записано так: Наривлич Ёкав Ивановна. В школе как записали по фамилии отчима, так и осталось. По родному отцу я Чечулина, так что наполовину чавчувенка, напо¬ловину нымыланка. Христианское имя мое – Кате¬рина.
Восемь лет, с 1950 по 1958, я училась в Ленин¬граде. Первые три года – на подготовительном от¬делении. Это равносильно окончанию десятилетки. А затем пять лет вуза. Окончила Ленинградский государственный педагогический институт име¬ни А.И. Герцена, факультет русского языка и ли¬тературы, получила специальность преподавателя родного (корякского) языка и литературы. Хоро¬шую школу прошли мы в северной столице. Наши¬ми преподавателями были известные североведы: Петр Яковлевич Скорик, Татьяна Александровна Молл, Лев Васильевич Беликов.
В 1958 году вернулись с подругой из Ленинграда в Палану, и началась новая жизнь. Подруга устроилась преподавать в школу. А я пошла работать на окруж¬ное радио и стала журналистом. Обзавелась семьей. Стала носить фамилию мужа – Дедык. Один за другим родились у нас четверо сыновей. Сейчас я бабушка семерых внуков. Уже есть внучка и правнучек…».
Моя семья
В тридцатые годы в воямпольской тундре содержали семейные стада. Одно из них принадлежало деду Альвачу. Он был очень добрым, работящим. Его жена, бабушка Кляан была бездет¬ной, поэтому все племянники с семьями жили с ними в одной большой юрте. В стойбище Воямпол¬ки дедушкина семья была многочисленной. Очень много было внуков. Жизнь была похожа на малень¬кое государство, где главным был дед Альвач. Все были при деле, а руководил всеми делами сам дед: мужчины ловили рыбу, следили за оленями, жен¬щины собирали лесные богатства: ягоду, черемшу, кимчигу, сарану, сушили на зиму траву, чтобы оле¬неводы имели всегда сухие стельки для обуви. В общем, работа кипела.
Мой папа Омке (Иван) был очень веселым пар¬нем. Папа из близнецов, родом из Карагинского района. Его брат-близнец Эгылнын, в переводе с ко¬рякского – «волк», прожил дольше, чем папа. Стар¬шая сестра их, Коян, часто мне говорила: «Запом¬ни, племянница, что мы из Карагинского района, из рода Чечулиных». Так что моя родная фамилия – Чечулина, значит, мы из рода береговых коряков-нымылан.
По облику дяди Эгылнына можно определить его происхождение. Он был красивым, только ро¬стом не вышел, совсем небольшой. Как братья сохранились, не знаю. Дело в том, что в старину рождение близнецов у коряков и ительменов было очень редким, чуть ли не сверхъестественным. Объясняли, что один близнец не должен жить, по¬тому что он от волка. Наверно, дядю поэтому и на¬звали Волком, Эгылнын по-корякски «волк».
По-русски его звали Василием. Дядя очень огорчался, что брат Омке рано умер:
– Лучше бы я, а не он;
– Не надо, дядя, так говорить, хорошо, что ты живой.
Из пенсии обязательно одарит немного деньга¬ми. Это вот в шестидесятые годы, совсем недавно.
Папа мой был веселым юношей, к нему просто липли девушки. Веселый балагур, красивый парень. Но он обратил внимание на мою маму, совсем еще девчонку, с длинными густыми черными косами, бабушкину любимицу. У них была своя меховая палатка. Маме, наверно, было 16 лет, когда папа взял ее в жены. Находясь в табуне, папа часто внезапно приходил в стойбище к любимой жене Марине.
Дед Альвач над ними подшучивал:
– Омке, ну что ты как угорелый влетаешь в чум, смотри, подпорки с чума уронишь. Никуда не де¬нется твоя Марина.
Мама потом говорила мне:
– Ава (так ласково звала меня мама, и до сих пор иногда меня кличут Авой), когда я вышла замуж, мне так хотелось покататься с горок, где мои подружки резвились.
Потом папа забрал маму в табун. Она уже была на сносях. Еще очень наивная девочка, не знала, что скоро должна рожать. Только поставили юрту, настелили веток, и мама разродилась. Буквально выронила на ветки малышку. Трясущимися руками тетя Ульяна кое-как отрезала пупок. Ульяна – пер¬вая жена моего дяди Трифона. Быстро надели на малютку меховой комбинезон и уложили в полог. Началась радостная суматоха:
– У Омке родилась дочь!
А папе очень хотелось сына.
– Ну, ничего, Омке, потом будет сын, – весело успокаивали молодого отца.
На улице уже женщины разделывали жирного оленя. Быстро сварили кровяной суп, чтобы у ро¬женицы появилось молоко. А сперва тетя Ульяна кормила меня грудью, у нее тоже недавно родился сынок, мой двоюродный брат Эвъяйле.
Потом мы оказались в поселке. Папа стал рабо¬тать в сельском совете, он подучился писать, счи¬тать. Стал грамотным по тем временам человеком. 1932 год – люди стали учиться.
Мама была очень ревнивая, потому что папу очень все любили. Веселый, вечно везде бывал, в общем, на¬верно, любил веселых девушек. Если задержится где-нибудь, утром в избенке начинался домашний театр. Начиналась погоня за папой, а он, ловкий, вокруг сто¬ла с хохотом носится, за ним бежит мама, за мамой бабушка. А я сижу тихо в углу и не могу понять, что это за беготня. Потом объяснения папины:
– Ты знаешь, мы вчера выпили, и мне не хоте¬лось пугать детей.
И вот доверие к отцу закончилось. Теперь я, как хвост, за ним везде: вот идет на работу, и я за ним тоже иду, не отставая. Однажды, видимо, задела ветку у кочки, папа быстро оглянулся и с такой ла¬ской и жалостью произнес:
– Ах ты, моя маленькая, ты давно за мной идешь? Это мама послала?
Придя домой, подробно рассказываю, как папа работал, в общем, была разведчицей. Мама меня отпускала с ним, даже если папе нужно было ехать в какой-нибудь табун.
– Омке, с тобой поедет дочка, – просто говорит мама.
Отец, усмехаясь, соглашается. Вот одну такую поездку никогда не забуду. Картина перед глаза¬ми: мы на лошади, папа привязал меня платком к себе, и мне очень удобно, я его так крепко обхва¬тила. Было лето, тепло, и мы вдвоем по морскому берегу едем. Ветерок, морской шум, на земле кра¬суются разноцветные камни, ракушки. Едем почти молча, только иногда папа проверит, правильно ли я сижу. Вот и дошли до стада. На костре уже что-то в котлах варится, много чайников подвешено.
– Будешь чай пить?
– Нет, – отвечаю, а сама все внимание обращаю на папу.
– Доченька, давай садись, побудем, потом пое¬дем к маме, – очень ласково говорит мне. – Я ничего не хочу, поедем к маме.
Даже не заночевав, вынуждены вернуться.
Тут уж я как разведчица подробно рассказы¬ваю, как на коне ехали, кого встретили в юрте. А маме очень хочется узнать, какие там были тети. А я как взрослая старалась говорить.
– Мама, тетя меня угощала мясом, но мне ничего не хоте¬лось есть. Мне было скучно, я хотела домой.
Вот какой мой папа. Мой сын Марк (Катин отец) очень похож на деда. Тоже любит поболтать, в общем, характер веселого человека. Его жена Марина тоже очень его ревновала, поэтому и разошлись. Гены – ничего не поделаешь.
Папа рано ушел от нас. Я хорошо запомнила его, лежащего в палатке. Бегаю, не понимая о смер¬ти, только подойду, приоткрою закрытое лицо. Ви¬димо, у него было высокое давление, потому что из носа вытекала кровь.
Итак, мы остались одни. О маме-вдове быстро узнали в других стойбищах, и за нами приехал мужчина. Забрал всю семью в Верхнюю Палану-Кочевую. Мужчина оказался извергом, драчуном. Что только мы не испытали от пьяного человека. Мама быстро ушла от него.
А потом появился старичок-эвен по фамилии Наривлич. Каким образом мама согласилась выйти за ста¬рикашку? Его дочь – ровесница маме. Мы были еще малы, не могли противостоять замужеству. Роди¬лись еще дети: Ваня и Валя. Он ничем не помогал, как была мама одинокой, так и осталась.
Переезд в Палану
Наше стойбище – очень красивое место. Та¬кая природа! Тополиные рощи. Тут и там виднеются уютные семейные юрты.
Переезд в Палану произошел в 1939 году. Как-то просыпаемся: мы одни, жителей нет. Оказывается, многие снялись с места. Кто на плотах, кто на ло¬шадях. Все ушли в Палану. Наша семья: бабушка, мама, братишка, новорожденная девочка и я. Мама сказала бабушке, что она знает дорогу в Палану. Собрали скарб: немного продуктов, собаку со ще¬нятами, готовые сухие жерди для палатки, за спи¬ной у мамы висит мешок травяной с лялькой – вот и все.
Сначала идти было очень интересно, часто останавливались на ночлег, подальше от гор, чтобы обзор был хорошим. Иногда нас догоняли люди с обозами на лошадях. Но утром они быстро запря¬гали лошадей и уходили. А мы так и шли пешком. Уже стали уставать, хныкать, поэтому еще засветло останавливались на ночлег. Мама быстро ставила хижину, соединяла жерди, а сверху накрывала их дырявой тканью от старой палатки. Сверху на жер¬ди вешала красный лоскуток.
– Мама, зачем это?
Она отвечала нам: «Чтобы прохожие знали, что мы – советские люди».
Наверное, где-то на собрании слышала об этом. Вот уляжемся в шалаше-вигваме на сухую землю. Я помню, что очень боялась муравьев. Вечером через дырочку в ткани рассматривала красивое небо, все в звездах. Почему-то в пути нас ни разу не застал дождь. Так мы двигались целый месяц. Мы очень устали. Где-то на долгом, крутом подъеме я решила: все, дальше не пойду! Уселась, поджав коленки, у большого березового корня. Мне так хорошо, чуть- чуть дует теплый ветерок. Лес весь в зелени. Я уже почти засыпаю, но слышу мамин ласковый голос:
– Ава, доченька, где ты! Откликнись, а то скоро стемнеет.
Я упорно молчу, потому что мне никуда не хо¬чется идти.
– Ах, вот где ты! Доченька, потерпи. Поднимем¬ся, а потом будет спуск. Ты знаешь, куда мы идем? Там увидите диковинных зверей – свиней.
Ну, все, теперь у меня есть цель, надо идти.
– Мама, скоро дойдем?
– Да, да. Еще чуть-чуть и вы увидите большое село, там много интересного!
– А когда увидим свиней?
– Скоро-скоро. Еще чуть-чуть. Надо пройти бо¬лото, а там мы будем на месте.
Наконец через месяц добрались до Паланы. Нас уже собирались искать. В Палане сначала посели¬ли в палатках. Начался какой-то мор, многие дети погибли. Сестреночка грудная тоже умерла, а брата положили лечиться. Мама забрала его из больницы, потому что он там ничего не ел. Принесла «скелет» домой. Еле выходили. Об этой эпидемии почему-то я нигде после не читала. Что за болезнь появилась у переселенцев? Коренные дети в Палане не болели. Болели переселившиеся. Очень многие семьи тогда потеряли своих детей.
Гроза
Летом жители поселков перекочевывают на свои летники. Рядом с Паланой неког¬да был очень удобный летник. Место возле скал. Была там небольшая горка, а к ней как будто были приклеены скалы. На горе когда-то долго остава¬лось небольшое, округлой формы место, как буд¬то место специально для жилища. С этой горы все окрест видно, как на картине. Красивое место, и река, еще полноводная, со всеми речушками. Даль¬ше горы, горы.
Там рядом с другими жителями мама постави¬ла нашу палатку. Все лето заготавливали рыбу, а к осени, к школе все покидали это место.
Наступила осень. Все ушли: спешили к школе. А мы, как всегда, задержались. Мама сказала:
– Дети, поживем пока здесь, отсюда будете хо¬дить в школу.
Так и сделали. Хорошо, что до Паланы рукой по¬дать. Но коварная скалистая тропа проходила пря¬мо над обрывом. Крутой берег, а внизу полная, глу¬боководная река бурлила прямо в низовьях горы.
В ненастье тропа становилась очень скользкой. Когда идешь в кожаных торбазиках, то нечем но¬гой зацепиться: подошвы гладкие, как лыжи. Вот по этой тропе мы в начале осени ходили в школу. Надо было очень рано вставать, чтобы успеть к на¬чалу уроков. Однажды мама сказала бабушке:
– Мама, сегодня поведу тебя с лялькой в Палану, а потом приду за детьми.
Так решили. Мама с бабушкой и грудным ре¬бенком ушли в Палану. А мы с братом после школы вернулись назад, стали ждать маму. Уже стало вече¬реть. Ваня решил:
– Ава, пойдем в Палану!
– Нет, мама велела никуда не ходить, а дожи¬даться ее, – говорю.
Очень быстро стало темнеть. Тут уж начал ка¬нючить упрямец-братец:
– Тогда пойду один!
Ну, думаю, что решит – исполнит. Тогда и я на¬чала собирать котомку нехитрых вещиц и согласи¬лась – пойдем! Только дошли до тропы, такой ура¬ган поднялся, все потемнело, гром, молния. Дождь льет как из ведра. Мигом намочились до ниточки. Но шли. В торбазиках летних скользим по камени¬стой тропке. Хватаемся за траву, но упорно идем. Совсем стемнело, гром, ливень. И тут вдруг на сча¬стье навстречу нам – дядя Кихляп. Он шел на лет¬ник по своим делам.
– Дети! Что вы тут делаете? Почему одни?!
Ваня сказал:
– Мы без мамы. Она ушла, обещала прийти за нами, а я не хочу оставаться в палатке.
– Ну, давайте, держитесь за меня, сейчас дойдем до села.
А мама в это время в темноте в грозу шла из Па¬ланы за нами. Она шла по другой дороге, ближе к домам. Случайно встретились, а могли бы и разми¬нуться. Мы расплакались.
– Зачем ты нас оставила в палатке?
Она, конечно, пожурила нас, а дядя успокаивал:
– Ничего, Марина, все в порядке.
Мама ободряла нас:
– Сейчас бабушка обрадуется, она очень вол¬нуется.
Мы дошли до дома мокрые, но счастливые. Очень благодарили дядю Нутанкавава за помощь. Бабушка нас встретила со словами:
– Это, конечно, упрямец Иван затеял все это.
– Да, мама! Я не хотела, а он решил один уйти.
Вроде бы небольшая история, но когда вспоми¬наю, мне становится так страшно! А что, если бы скатились со скользкой тропинки в обрыв, где про¬текала глубокая река? Не знаю, что было бы с нами. А мама? Наверно, она с ума сошла бы, ища нас в темноте. Есть в жизни счастливые случайности. Ну, вот дядя Кихляп мог бы в дождь дома оставаться, но он пошел в грозу на летник. Все же есть Божень¬кины старания, он все видит и помогает. Так мы вернулись с летника. Бабушка потом, когда успо¬коилась, сказала маме:
– Марина, никогда не совершай необдуманных действий.
Она все поняла по-своему, но смысл тот же: «Есть силы, которые нам всегда помогают в тяже¬лые моменты жизни».