275 лет исполнилось со дня открытия русской Америки и 25 лет со дня официального похода камчатских парусников к берегам Аляски.
Немного предыстории.
В сентябре 1990 года камчатский крейсерский яхтклуб получил официальное приглашение от губернатора Аляски Брюсса Батэлло посетить самый северный штат Америки и принять участие в праздновании 250-летия со дня открытия русскими мореплавателями самой далекой земли Российской Империи. Приглашение было принято, и в июне 1991 года три камчатских яхты отправились в дальнее плавание. Ниже мы приводим воспоминания участника похода Евгения Панченко. Впервые его воспоминания были опубликованы в Соболевской районной газете «Рассвет» в 1992 году.
Вообще, с открытием Русской Америки у историков возникло много вопросов. Официально считается, что первые русские, которым открылись берега Аляски, были моряки со «Святого Павла» под командованием Алексея Чирикова в 1741 году. Однако значительно раньше берега далекой северной земли (1648 году) увидели члены экспедиции Семена Дежнева. В 1732 году на боте «Святой Гавриил» Михаил Гвоздев достиг побережья Аляски в районе мыса Принца Уэльского. Он определил координаты и нанес на карту несколько сот километров побережья полуострова Сьюарт, затем вернулся в Нижне-Камчатский острог. В 1772 году на Алеутских островах было основано первое торговое русское поселение. С точки зрения истории из этих дат трудно выбрать ту, которая является точкой отсчета со дня открытия русскими первопроходцами Аляски. А последнюю дату, пожалуй, можно взять для исчисления срока для такого понятия, как Русская Америка.
Все в нашей истории непросто. Русская Америка была продана США в октябре 1867 года за 7 миллионов 200 тысяч долларов. Об этой торговой акции рассказывалось много. С одной стороны существует версия о чисто коммерческом характере сделки. По другой версии царское правительство Александра II (царя Освободителя) было вынуждено продать Аляску, иначе ее рано или поздно забрали бы силой Соединенные Штаты Америки, а у России не было сил и возможностей ее защищать. После поражения в Крымской (Восточной) войне международное положение Российской Империи было едва ли не самым худшим, начиная с 1725 года. Кстати, последним губернатором Аляски был князь Дмитрий Максутов, герой обороны Петропавловского порта 1854 года.
Вячеслав СКАЛАЦКИЙ
(Продолжение. Начало в № 106 от 25.05.2016)

Непредвиденные обстоятельства
На вторые сутки, при абсолютно ясном небе, начинает крепчать ветер. Убираем стаксель, рифим грот (уменьшаем площадь паруса) на третью пол¬ку. Курс полный форде¬винд, скорость ветра в порывах до 30 м/сек. В 20:00 сдаем вахту Ветрову и Струначеву. Залезаю в спальный мешок. Минут через 30 зовет Ветров – надо поста¬вить штормовой стаксель и убрать грот. Чертыха¬ясь начинаем с Соколо¬вым облачаться в «непромоканцы». Вылезаем на палубу, там свето¬преставление. Скорость ветра возросла до 40 м/сек., в воздухе – сплош¬ной гул, за кормой взды¬маются десятиметровые валы. О том, чтобы по¬ставить передний парус, уже не может быть и ре¬чи. Ветров двумя руками вцепился в румпель, с трудом удерживая курс, лаг — зашкаливает. Струначев и Соколов спускают грот. В этот момент лопается завалталь, и гик со свис¬том летит с левого борта на правый. Благо, ребята находятся в районе мач¬ты. Какое счастье, что ванты выдержали удар. Соколов одной рукой уцепился за мачту, другой держит Струначева, судорожно сучащего ногами по палубе. Думаю: «Хана, зашибло», но Гена просто не удержался на ногах и не может подняться с мокрой и скользкой палубы. Через мгновенье гик сно¬ва летит на левый борт. Положение критическое. Наконец удается опустить гик на палубу и закре¬пить его.
Под голым рангоутом ( отсутствие парусов) скорость 6 узлов. Все четверо приходим в себя в кокпите. Сзади вырас¬тает волна. Яхта начина¬ет приводиться. Тонны воды прокатываются по палубе. Следом за этой волной вырастает новая. Что-то ужасное закрыло собой еще светлеющее небо. Яхту стреми¬тельно бросает в брочинг ( яхта теряет управление). Ветров бессилен что-либо сделать. Он оглядывается назад, а когда поворачивается к нам, глаза его расширены, мы слышим крик: «Му¬жики, п…ц!». Здесь меня впервые охватывает ужас. Огромная масса воды об¬рушивается сверху. Мерт¬вой хваткой вцепились мы друг в друга. До сих пор не могу понять, как нас не вышвырнуло из кокпита. Вода схлынула с палубы, но кокпит полон. Вокруг творится такое, что у меня нет слов, чтобы описать это. Вет¬ров кричит, чтобы я и Соколов быстро спустились вниз – необходимо облегчить корму.
В каюте хаос. С каж¬дой новой волной порции воды через неплотности сдвижного люка потоком льются внутрь. Радио¬станция залита. По телу растекается неприятная слабость, дрожат руки. Через раковину мойки помпой откачиваю воду. В открывшемся на мгно¬вение люке появляется голова Струначева: «Быс¬тро вяжите концы, будем стравливать за корму». Связываем, подаем наверх. Вытравливаем мет¬ров 200 — 300, скорость яхты замедляется, она устойчивей держится на курсе. Так и просидел в «непромоканце», не сом¬кнув глаз до следующей своей вахты.
К утру все успокоилось. Когда в 8 часов сдавали вахту, ветер не превышал 15 м/сек.
А в 9:00 лишились пера руля. Штормом расшатало креп¬ление пятки скега, и перо вместе с осью канули в океанскую пучину. Через гельмпортовую трубу внутрь яхты поступает вода. Разгрузив ахтерпик, устранили течь. Как хорошо, что это случи¬лось не ночью! Однако ситуация критическая. «Тарпон» в 200-х милях к западу от северной око¬нечности острова Ванкувер, до Датч-Харбора, куда дер¬жим путь, 1000 миль.
Решаем следовать в ближайший порт для ре¬монта. Таковым оказы¬вается канадский Порт-Харди на Ванкувере. Ветров и Федоренко при¬ступают к изготовлению аварийного рулевого уп¬равления. В ход идут об¬резки фанеры, спинакер–гик, аутригер, кото¬рым мы ставили на «ба¬бочку» геную на полных курсах. Отныне вахта не на румпеле, а на «веревках», которые проведены в кокпит, через блоки на концах спинакер-гика, за¬крепленного поперек ях¬ты. Под краспицей разви¬вается флаг «дельта», означающий по междуна¬родному своду сигналов «Я управляюсь с трудом, держитесь в стороне от меня». Но читать наш сигнал некому, океан пустынен. Погода, слов¬но извиняясь за причинен¬ные неприятности, благо¬приятствует плаванию.
Через двое суток, рано утрам, швартуемся у борта рыбоприемной шху¬ны в Порт-Харди. Милая представительница имми¬грационной службы, пред¬варительно справившись, нет ли у нас оружия и наркотиков, ставит в пас¬портах штампы. «Прият¬но провести время в Ка¬наде, ребята!». И все. Быстро и, главное, бесплат¬но. Но тут выясняется, что в Порт-Харди нет возможности поднять ях¬ту на слип. Рекомендуют перейти на 25 миль юж¬нее, в местечко Сантула, что на острове Малколм. Не теряя времени, восполь¬зовались советом. Через несколько часов выбира¬ем место для швартовки на причалах Сантулы. Разведываем обстановку. В деревушке несколько подъемников для малых судов. Все они сейчас свободны. Но сегодня суббота, а в понедельник национальный праздник Канады – День незави¬симости, так что три дня для ремонта потеряны.
Знакомимся с дерев¬ней. Основали Сантулу финские переселенцы. Основное занятие жите¬лей – рыбная ловля. Имеется несколько мел¬ких судоремонтных ма¬стерских. На одной из таких верфей и догова¬риваемся о ремонте. На предприятии всего трое работников: хозяин мис¬тер Таркенен, его дочь и наемный рабочий Джон. Наконец во вторник ях¬та на берегу. Все работы поручаются Джону, хо¬зяин уехал на рыбалку. Три дня Джон ходит во¬круг да около, примеряясь, с чего бы начать. Перо руля для легких су¬дов ранее ему делать не приходилось. Мы все нервничаем. Видя такое дело, Ветров решает взять инициативу в свои руки. Работа закипела. Джон на подхвате у Вет¬рова, Тарасова, Федоренко.
В свободное от работы время путешествуем по острову, ходим в гости. В приглашающих недо¬статка нет. В один из дней произошел забав¬ный случай. Пригласили нас в один из домов, в сауну. Мы ее сами про¬топили, сидим, млеем. Из парной в предбанник-раздевалку окошко, Вдруг видим, заходит хозяйка, доволь¬но молодая особа, начинает раздеваться. Юра забеспокоился: «Она, наверно, не знает, что мы здесь».
Среди экипажа нервный смешок: «Там от мужских трусов ступить негде».
Тут открывается дверь, входит девушка, в чем мать родила, и подсажи¬вается к нам на полок. Мужчины в полном смя¬тении. Минут через пять пришли в себя и даже завязали светскую бесе¬ду. После сауны – купание в холодных водах пролива и роскош¬ный ужин у костра. Уз¬нав, что Олег музыкант, хозяева раздобыли ему трубу, и долго еще над ночным островом разли¬вались русские мелодии.
Мы уже знаем, во что обойдется ремонт, у нас нет и половины необходимой суммы. Поиском валюты занят Жилайтис. Он с кем-то связывается по факсу, куда-то звонит. Однако все безрезультат¬но. Огромную помощь нам оказывает Н.Голи¬цын, старший сын князя Голицына, покинувшего Россию во время революции. Никогда бы не по¬думал, что встретим жи¬вую историю нашей стра¬ны в столь глухой дере¬вушке. Деду за 70, од¬нако, он еще очень бод¬рый, много времени зани¬мается общественной ра¬ботой. Наконец, не без помощи Голицына и на¬ших друзей в Датч-Харборе, находим недостающую валюту у «Аламара». Ремонт стоил нам 1700 долларов и это притом, что вся работа была сделана своими руками.
Проведя на Малколме полторы недели, поздней ночью, 10 сентября, покидаем Сантулу. Вспоми¬наю про свой сон. Рас¬сказываю ребятам: «Вот, мол, думал, что сон в ру¬ку, однако, нет, все нор¬мально, идем домой».
В заливе Королевы Шарлотты вода буквально кипит от дельфинов. Их сотни. Почти 4 часа идам в этой «дельфиньей ухе».
И снова вокруг без¬брежный океан. Титов балует нас оладьями. Уп¬летаем их, кто – со сгу¬щенкой, кто – с вареньем, запиваем крепким чаем.

Оверкиль ( переворот)

17 сентября барограф начинает стремительно падать. Бакштаг левого галса позволяет идти по генеральному курсу, но также неумолимо ведет нас прямо в центр цик¬лона. Ночью началось. К утру ветер 40 м/сек. Мы уже знаем, что это такое. Связанные концы вытя¬гиваются за кормой. Ура¬ган длится весь день. За¬тем еще в течение полу¬тора суток дует со ско¬ростью 35 м/сек. Давно уже дрейфуем по воле ветра и волн. О продви¬жении по курсу пока и не думаем. Небрежность в связывании концов обер¬нулась почти полной их потерей. Да, дома таких «веревок» днем с огнем не сыщешь – амери¬канский презент. Претен¬зии предъявлены мне и Титову – узел, который раздался, завязывал кто-то из нас. Проглатываем «пилюлю», хотя каждый в душе уверен, что вино¬ват не он.
Когда ветер стихает до 20 м/сек., ставим штор¬мовой стаксель и зариф¬ленный грот и в крутой бейдевинд начинаем вы¬бираться на норд-норд-вест. Скорость – не более 3 узлов. Яхту то и дело сбивают с курса огром¬ные волны. Постепенно океан успокаивается. Beтер снова попутный, от¬личная скорость, и мыс¬ленно уже прикидываем дату возможного прибы¬тия в Датч-Харбор. До него остается чуть более 300 миль, но 21 числа барограф опять чертит вниз отвесную линию.
Вновь в снастях свис¬тит ветер. Под голым рангоутам пытаемся про¬двигаться по курсу, при этом идем почти поперек волны. Я был на верхней палубе один, когда на пе¬реднем склоне волны, об¬рушивающийся гребень положил яхту мачтой на воду. Все произошло так мгновенно, что я не ус¬пел среагировать рулем. Крен получился более 90 градусов. Страховка удер¬жала меня в кокпите.
В каюте бедлам. Содер¬жимое камбузных ящиков размазано по противопо¬ложному борту. Продви¬гаться данным курсом больше невозможно. При¬меняем испытанную практику: связываем остатки концов и травим их с транца. Анемометр за¬шкаливает за отметкой 40 м/сек. Господи, сколь¬ко же можно, чем мы те¬бя прогневали? Нас несет мимо островов Чирикова. Полагаем укрыться за ними. Но при попытке изменить курс, завали¬вает яхту более чем на 90 градусов вахта Ветро¬ва. Впереди по курсу, в нескольких часах хода, группа скал, выступаю¬щих на поверхность. Нас несет прямо на них. Не¬обходимо изменить курс хотя бы на 5 градусов. Ветрова и Струначева на¬верху сменяют Тарасов и Федоренко.
Забравшись с головой в спальный мешок, пыта¬юсь в форпике отдох¬нуть перед очередной вах¬той. Страшной силы удар сотрясает яхту. Меня с размаху бросает на под¬волок( потолок). Ватный спальник спасает от неминуемой трав¬мы. Взору предстает удручающая картина. По¬до мной уже нет коечно¬го настила, бимсы, под¬держивающие его, слома¬ны. Я сижу среди груды продуктов, парусов и личных вещей. Посреди каюты, стоит Струначев, глаз у него залит кро¬вью.
Из своего «гроба» по¬дает голос Зигмас: «Ре¬бята, перевяжите». У не¬го пробита голова в об¬ласти височной кости. «Где Юра? Его нигде нет», – вопрошает Вик¬тор, держась за бок. Впо¬следствии окажется, что у него сломано ребро. «Что Юра, он в яхте был, как там верхняя вахта?» Ветров выгляды¬вает в люк: «На месте». Как гора с плеч свалилась.
Соколов оказывается погребенным под вещами. В момент переворота (а именно это с нами и про¬изошло, только яхта вер¬нулась на ровный киль через тот же борт, через который переворачива¬лась) он лежал на ниж¬ней койке, привязавшись к стойке, поддерживаю¬щей верхнюю. Пайолы вылетели, следом поле¬тели уложенные под ни¬ми продукты. Затем вы¬ломалась стойка, к кото¬рой привязан Юра. На¬зад все возвращается в обратном порядке: Соко¬лов, на него консервы, затем пайолы, сверху ос¬тальное барахло, послетавшее со всех коек.
Когда яхта стала в ис¬ходное положение, имею¬щаяся в трюме вода ус¬тремилась по борту вниз. Услышав журчанье, боц¬ман кричит: «Вода в лодке». В свою очередь Ветров орет: «Искать пробоину». К счастью, пробоин нет. Но разру¬шения ввергают в уны¬ние. Правда, окончатель¬но картина выяснится позже. Сейчас глубокая ночь. Время переворота зафиксировано точно. Судовые часы остановились в 0 часов 33 минуты 22 сентября.
День не приносит об¬легчения. Волны более 10 метров, ветер за 35 м/сек. Каким-то чудом скалы все-таки остают¬ся справа. На руле си¬дим спиной к носу, гля¬дя на догоняющие яхту волны, это позволяет из¬бегать обрушивающихся гребней.
Появляется новая опас¬ность. Если направление и скорость ветра не изменятся, то ночью нас может выбросить на бе¬реговые скалы полуост¬рова Аляска. Рассуждая об этом вслух, подаю мысль об использовании аварийного буя. В ответ тишина. Через некоторое время повторяю свою мысль. Первым не вы¬держал старпом. Он взрывается: «Да что ты заладил: «Буй, буй. Замол¬чи!». Больше про буй не заикаюсь.
Атмосфера в яхте гне¬тущая. Господи, помоги нам! Никто не знает ни одной молитвы, а то бы молились. Как потом признается один из членов экипажа, он мыслен¬но уже попрощался с родными. Видит Бог, мы все были близки к этому. Все-таки и в этот раз судьба была благосклон¬на к нам. Изменившийся ветер позволил укрыться в бухте Чигник и ошвартоваться у причала одно¬именного рыбозавода.
Все понимаем, что в Петропавловск самостоя¬тельно уже не дойти. Администрация завода от¬неслась к нам с участием. Поселили в общежи¬тии для сезонных рабо¬чих, бесплатно кормят в столовой, оказали необ¬ходимую медицинскую по¬мощь пострадавшим, пре¬доставили все необходи¬мое для ремонта. На ях¬те оторван фальшборт по правому борту, по лево¬му – выгнуты стойки леерного ограждения, по¬дорвана рубка в месте сочленения с палубой. Всего дефектная ведо¬мость насчитывает 28 по¬зиций.
С ремонтом управляем¬ся за 3 дня. Под крики провожающих 26-го вече¬ром отходим от причала. Через несколько минут выясняется, что Юра за¬был сдать ключи от об¬щежития. Возвращаемся. Нехорошая примета. Прощай, Чигник! Навряд ли мы когда-нибудь попадем сюда снова.
До Датч-Харбора чет¬веро суток хода. Ровно столько же нам отпуще¬но до очередного цикло¬на. И он таки достал нас за 6 часов до подхода. Ветер стал усиливаться за проливом Унимак, а на траверзе Акутана сви¬стел уже 36 м/сек. Последние мили перед Датч-Харбором прошли в упор¬ной лавировке. Уже в Капитанском заливе с ог¬лушительным хлопком вырвало галсовый угол у подаренного стакселя. Но мы почти у цели. 30 сен¬тября в 23.00 швартуем¬ся на том же месте, ко¬торое покинули 72 дня назад.
Из яхт-клуба пришла радиограмма, запрещаю¬щая переход в Петропав¬ловск своим ходом. Начинаются томительные дни ожидания оказии для возвращения домой. Сталкиваемся за это время с черствостью и бездуши¬ем наших «родных» со¬ветских чиновничьих кру¬гов. Положение усугуб¬лено отсутствием валюты. Некоторое разнообразие в ситуацию вносит прибытие в Датч-Харбор многочисленной делегации из Петропавловска-Камчатского, возглавляемой председателем горсовета А.Б. Вакариным. В составе делегации – ансамбль «Мэнго». Артистов селят в то же общежитие, где проживаем мы. Знакомимся со всеми.
Через 23 дня прохо¬дящий сухогруз «Пестово» забирает 6 членов экипажа «Тарпона» во Владивосток. В Петро¬павловск попадаем 9 ноя¬бря. Старпом, боцман и наш верный «Тарпон» придут домой только в последних числах ноября. В родной порт их доста¬вит траулер «XXVII съезд КПСС».
Так закончилась эта эпопея. За 59 ходовых суток пройдено 6,5 тыся¬чи миль или более
12-ти ты¬сяч километров.
Черт побери, все-таки не так просто уйти от судьбы. Как ни крути, а сон оказался пророчес¬ким! До конца это плава¬ние мы не довели. Жаль. Хотя, если честно, в тот момент мне этого уже и не хотелось.
Когда сегодня меня спрашивают: «Ну что, наверное, до конца жизни наплавался?». Я отвечаю: «С нетерпением жду то¬го дня, когда снова сту¬плю на борт яхты, и на¬полненные ветром паруса понесут за убегающий горизонт».

Этот очерк был написан в 1992 году. На такой высокой ноте закончил я тогда повествование, но как оказалось, не слукавил. Так и носит меня периодически по разным водам до сих пор.