«Средь суеты и рутины бумажной в каждой судьбе возникает «Однажды…»
Говорят, каждый настоящий мужчина в жизни должен сделать три дела: посадить дерево, построить дом и воспитать сына. Мой отец за всю свою молодость и учебу в Иркутском военном авиационно-техническом училище высадил такое количество деревьев, что их бы хватило на целый парк, названный его именем. В юности он помогал своему отцу возводить собственный дом. Через год после свадьбы с мамой родился я, его единственный сын. Поэтому к двадцати четырем годам он выполнил все дела настоящего мужчины и по праву гордился этим званием.
Окончив училище авиационных техников с одной четверкой, отец мечтал летать. Он был спортсменом, общественным активистом, прыгал с парашютом и грезил небом. Командование авиационной части, где он служил после окончания училища, разрешило ему в виде исключения экстерном сдать экзамены на летчика с прохождением необходимой летной практики. Через год отец должен был стать летчиком-истребителем. Но с приходом к власти в Советском Союзе Никиты Сергеевича Хрущева вооруженные силы были сокращены на полтора миллиона человек, среди них оказались пятьсот тысяч офицеров. Авиационную часть, где служил отец, сократили. При формировании ракетных войск ему, как обладателю технического образования, предложили остаться на службе в ракетной части либо идти на гражданку. Отец остался на службе, но никогда больше не садился за штурвал самолета, что стало настоящей трагедией для нашей семьи и него самого.
С раннего детства я слышал его разговоры про небо. Когда я был маленьким, он часто подхватывал меня на руки и шел на «боевое задание». Каждый взлет начинался с его слов: «Истребители стоят под открытым небом. Их кабины укрыты брезентом. Экипажи ждут команды!» «По масынам», – картавя, отвечал я. Отец поднимал меня еще выше, ждал, пока я расправлю руки, словно крылья, начинал меня кружить, издавая звуки, похожие на шум мотора самолета. Устав от «полета», мы падали на софу, стоящую в большой комнате. Я заливался смехом, а глаза отца наполнялись тоской.
Когда я пошел в первый класс, стал всё чаще ощущать неприятный запах алкоголя, который источал отец, возвращаясь со службы. В пьяном угаре он снимал свою форму и с остервенеем вытирал об неё ноги. Потом декламировал выдержки из инструкции по воздушному бою истребительной авиации, шатаясь, доходил до софы, падал на неё и засыпал.
Мама собирала вещи отца, разбросанные на полу, и тихонько плакала. Она просила не обижаться на него, объясняя тем, что он хороший, но несчастный человек. Через несколько лет отца перевели служить в небольшой военный городок Украинской Советской Социалистической Республики. Новое место жительства и сослуживцы на время изменили настроение отца, но вскоре он опять стал «топить» свои несбывшиеся мечты в граненом стакане с водкой. В городке мама устроилась работать уборщицей в школу, куда меня отправили учиться. Она мужественно справлялась с постоянной нехваткой денег и пьяными выпадами супруга. В деревне, откуда родители были родом, мама рассказывала об успехах супруга и убеждала многочисленную родню в своем безоблачном счастье.
Юношей я смотрел на небо и не мог понять, что может быть волшебного в этом бескрайнем голубом полотне. Мое сердце больше занимала морская стихия. Волны, готовые поглотить всё, что встретят на своём пути, гладь воды, уходящая за горизонт, отражающая солнечный свет и дарящая бесконечные мечты, не шли ни в какое сравнение с большими тучами, перистыми облаками и прочими малоинтересными явлениями, изучаемыми на уроках природоведения. Самой достойной и красивой одеждой настоящего мужчины я считал форму военно-морских офицеров. Черные как уголь брюки, тужурка и фуражка, украшенная золотистой кокардой с изображением якоря, кортик, белые перчатки приводили меня в восторг. Но отец видел во мне лишь военного летчика.
На все дни рождения отец дарил мне самолетики и солдатиков, одетых в лётную форму. Не дожидаясь моей реакции, он хватал миниатюру воздушного судна и в мельчайших подробностях рассказывал про его строение и особенности, по которым я должен был отличать модели друг от друга. Я пытался поведать отцу о своих мечтах, но мои стремления его не интересовали. Все мои осторожные разговоры о военно-морском училище отец строго пресекал, а потом начинал «включать заезженную пластинку» и поучительным тоном вещать: «Чем опытнее пилот, тем мягче и красивее его посадка. Летчика определяют именно по ней. Сынок, тебе непременно нужно «пощупать» облака». Иногда мне казалось, что я разговаривал с глухим человеком. Вскоре я замкнулся в себе и перестал искать возможность для общения с отцом. При встрече мы сухо здоровались и обменивались дежурными вопросам и ответами по типу: «Как дела?» – «Нормально».
Когда мне исполнилось пятнадцать лет, отец стал хлопотать о моём поступлении на подготовительные курсы военного авиационного училища. Впервые за долгое время он вернулся домой со службы трезвым, чтобы радостно сообщить мне новость о скором получении нужного направления для моего зачисления в заветную лётную школу. Я не мог поверить своим ушам, ведь я тысячу раз объяснял ему свои планы на жизнь. Обладая таким же упрямым характером, я заявил, что сбегу из дома, но летчиком не стану.
Следующим вечером отец напился сильнее обычного и впервые ударил маму по лицу. Он кричал на неё, обвинял в плохом воспитании сына, говорил, что ненавидит всех нас за то, что мы испортили ему жизнь. Его слова ранили мою душу. За боль, причиненную маме, я чувствовал, как во мне начинают пробиваться ростки ненависти к человеку, которого я когда-то любил всем сердцем.
С тех пор жизнь в доме стала просто невыносимой. Отец пил, устраивал скандалы, требовал моего согласия на учебу в лётном училище. Но я не собирался отступать от своей мечты и не сдавался. Я просил маму развестись с отцом, обещал после поступления в военном-морское училище высылать ей всё жалование, чтобы она никогда не нуждалась в деньгах. Мама грустно улыбалась, гладила меня по голове и говорила, что отец скоро свыкнется с моим решением стать «властителем» морей и океанов, просто нужно немного подождать. Все разговоры про развод она пресекала. Считала, что должна разделить со своим супругом счастливые и горестные дни. Хотя сама понимала, что последних было гораздо больше.
Нашим спасением стали длинные командировки отца. Когда он уезжал, в доме наступала приятная тишина. Через полгода отец перестал яростно скандалить, мне даже показалось, он стал меньше пить, но благословение на поступление в военно-морское училище от него я так и не дождался. Везде и всюду мне помогала мама. За два года до окончания школы я поступил в Ленинградское Нахимовское военно-морское училище. Она не хотела отпускать меня в Северную столицу, боялась, что влажный климат будет губителен для моего здоровья. Но видя радость в моих глазах, пожелала успехов в учебе и перекрестила на прощанье.
Первый год обучения мне дался особенно тяжело. Помимо бешеной нагрузки, унылой ленинградской погоды, сдобренной постоянными осадками, мою душу убивали новости друзей-одноклассников из родного городка. В своих письмах они сообщали, что частенько видели новые синяки на лице мамы, которая продолжала работать в школе уборщицей. Она долго отнекивалась, но перед моим приездом на летние каникулы написала откровенное письмо. В нём мама подробно рассказала, как уличила отца в измене. В кармане его пиджака она случайно нашла любовное письмо женщины, жившей в городе, куда он ездил в командировки. Однако вместо извинений и раскаяний изменник жестоко избил маму, требуя прекратить лазить по его вещам. С тех пор он перестал стесняться своего нового романа и с наслаждением рассказывал своей жене подробности любовных похождений на стороне. Когда она требовала прекратить порочную связь, получала порцию гадких слов и жестоких оплеух по лицу, но теперь была готова подать документы для развода.
Когда я приехал домой, вещей отца уже не было в доме. Вместе с ними исчезло моё новое драповое пальто, которое нравилось отцу, и фотоаппарат – единственный подарок ко дню моего рождения, который не был связан с авиацией. Мама просила меня не огорчаться и предложила отпраздновать нашу встречу с размахом. За ужином она призналась, что отец не ожидал такой решительности вечно затюканной жены. Он зачем-то стал требовать отказаться от развода, шантажировал прекращением общения со мной, потом слезно умолял простить, снова напился и попытался избить маму. Однако хрупкая женщина, уставшая от мужа-тирана, схватила стеклянную вазу, в которой уже много лет не стояли цветы, и врезала мучителю по голове. Отец от неожиданности потерял равновесие и рухнул всей массой тела на пол. Мама помогать ему не стала, потребовала прекратить таскаться в её дом. Промыв рану, он нехотя собрал вещи и окончательно перебрался жить в своей женщине. Я был счастлив, что мама освободилась от этих отношений. Но через время понял, что всё равно скучаю по отцу. Свою угрозу он выполнил и прекратил со мной всякое общение.
Для получения высшего образования мне предложили остаться Ленинграде, чтобы получить профессию офицера подводного плавания. Но за два года сырая Северная столица окончательно измотала меня, поэтому я отправился учиться в Севастополь для освоения надводной специальности.
За время обучения я достиг успехов по многим направлениям. У меня появись друзья среди курсантов и уважение преподавателей. Мне захотелось многое рассказать отцу и доказать, что он был не прав, когда всем сердцем противился моей военно-морской профессии. После окончания четвертого курса я решил разыскать отца. Мама сопротивляться не стала и протянула листок с его адресом. Я удивился, откуда у неё был адрес бывшего мужа. Мама смутилась и рассказала, что еще целый год после развода он писал ей нежные письма о любви с просьбой забыть все обиды и начать жизнь сначала. Однажды её сердце дрогнуло. Но когда она узнала, что в новой семье отца родилась дочь, прекратила переписку и сожгла все письма. Когда она рассказывала эту история, в её глазах были слезы. Мне не хотелось доставлять ей боль, поэтому я решил отказаться от встречи с отцом. Но мама грустно улыбнулась и попросила наладить с ним отношения.
Я приехал в гости без предупреждения. К моему удивлению, отец принял меня доброжелательно. Он почти перестал пить и сильно поправился. Сначала я даже не узнал его. Всегда поджарый и моложавый отец за несколько лет разлуки превратился в рыхлого, почти полностью седого мужчину. Он накрыл стол скатертью, угостил чаем с пирожными и сказал, что военно-морская форма мне к лицу.
Он попытался объяснить, что не хотел уходить из семьи, обижать маму и жалел о своей измене. Но я попросил поменять тему разговора и показать фото сестры, которая была в детском саду. Отец немного приободрился, вытащил альбом и с нежностью в голосе стал рассказывать о своём чаде. Мне вдруг стала неприятна и эта тема. Он заметил мой напряженный вид, закрыл альбом и вдруг замолчал на несколько секунд. Потом пристально посмотрел на меня и сказал, что если бы он стал летчиком, всё в жизни сложилось бы иначе. Он откинулся на стуле и продолжил: «Я никогда не забуду свой первый полет. Эйфория – это мягко сказано. Когда я впервые увидел, что отрываюсь от земли, это было смешанное чувство: и свобода, и страх, и интерес, и ни с чем не сравнимое возбуждение. Ты отрываешься и понимаешь, что от тебя уходят все проблемы, которые мучили на земле, какие-то неурядицы. В воздухе ты – другой человек, но мои крылья сломали на взлете. Надеюсь, твоя судьба будет счастливее моей. Служи, сынок, так, чтобы я гордился тобой».
Перед расставанием я рассказал, что наше училище будет участвовать в параде на Красной площади в честь очередной годовщины Великой Октябрьской социалистической революции. Отец вдруг встрепенулся, заметался по дому, потом стукнул себя по лбу, подошел к комоду и достал из него пару форменных теплых белых перчаток. Он торжественно подошел ко мне и со словами: «Возьми теплые перчатки. На тренировках к параду пригодятся. Октябрь в Москве холодный. Вы же будете целый месяц тренироваться и жить в палатках», – вручил их мне. Накопленные обиды, годы скандалов, пьянства и упреков не позволили мне тогда обнять отца. Я взял перчатки, учтиво поблагодарил за подарок и угощения, пожелал отцу здоровья и покинул его дом. Выйдя на улицу, я почувствовал щемящую тоску. Мне захотелось вернуться, чтобы высказать всё то, что копилось годами в сердце. Но к подъезду подошла женщина из его фотоальбома. Она пристально посмотрела на меня, словно мы были знакомы, подошла поближе и решилась начать разговор, но я извинился, сказал, что спешу и отправился на вокзал.
Мама не стала расспрашивать детали нашей встречи с отцом. Её интересовал лишь один вопрос: насколько была красива избранница отца. Я видел её несколько минут, но успел заметить, что в жизни женщина была значительно прекрасней, чем на фотографии. Утонченная красотка была моложе мамы и светилась от счастья. Мне даже было странно, что она могла найти в моём отце. Но расстраивать родного человека я не стал, обнял маму и обманул её. В моём рассказе новая жена отца оказалась толстой несуразной особой. Мама ловила каждое мое слово, потом облегченно вздохнула, сказала, что ей безразлична эта история и, напевая любимый романс, отправилась печь мои любимые пирожки с картошкой.
После той встречи ближе с отцом мы не стали, но иногда писали друг другу письма. Я даже сообщил дату своего выпуска и получения лейтенантских погон. Но он не приехал.
Учебу я окончил успешно. Мне удалось получить распределение на Тихоокеанский флот. Моей мечтой стала служба на крейсере.
Перед направлением к месту службы я съездил повидаться к маме. Она радостно встретила меня и сильно огорчилась моей «ссылке». Я успокаивал маму, убеждал, что получил счастливый билет, и предложил ей вскоре переехать жить на край земли. После моих слов мама перестала плакать и заявила, что никогда не покинет эту благодатную землю, согретую солнцем.
Добраться с Украины до города Владивостока можно было лишь с промежуточными пересадками. Транзитный авиабилет продавался военнослужащим без указания конкретного посадочного места в самолете. С таким билетом пассажир имел право идти на подсадку в том случае, если на борту было свободное место. При его отсутствии в аэропорту можно было застрять на несколько дней, но при этом получить место в гостинице, так как ожидание могло затянуться надолго. Если наплыв офицеров был огромным, то гарантированное место в гостинице оставалось пустым звуком.
В тот год в киевском аэропорту Жуляны очередь на посадку из выпускников военно-морских и сухопутных училищ составила около 60 человек. Предпочтение отдавалось семейным офицерам с маленькими детьми на руках. Зал ожидания, комната матери и ребенка в аэропорту были забиты до отказа. В этом аду, заполненном детским криками, говором людей, запахом еды, было невозможно находиться. Я решил найти другой путь, чтобы попасть на нужный рейс.
За несколько дней безуспешного получения свободного места я изучил план аэропорта, места контрольно-пропускных пунктов для личного состава экипажей самолетов, специальных помещений для прохождения инструктажа перед вылетом.
Дождавшись запланированного отлета нужного мне рейса, я отправился на контрольно-пропускной пункт, чтобы найти свой экипаж и попробовать договориться попасть на борт авиалайнера.
Увидев молодого офицера в черной форме, стюардессы стали кокетничать и хихикать. «Куда же летят такие роскошные красавицы?» – выкрикнул я. «Далеко!» – хором ответили девчата в голубой форме. «Девушки, милые, мне срочно нужно с вами», – продолжил я. Красотки засмеялись и продолжили свой путь. Лишь одна девушка задержалась и подошла ко мне. Она представилась Ольгой и с участием в голосе спросила: «Что случилось?» Включив всё своё обаяние, я в красках рассказал про транзитный билет, отсутствие свободных мест и срочную необходимость прибыть во Владивосток для прохождения службы. Девушка внимательно выслушала меня и попросила подождать несколько минут.
Ольга вернулась в автобус, который привез экипаж на контрольно-пропускной пункт, и через пять минут вернулась под ручку с высоким седым возрастным мужчиной в красивой форме. Подойдя ко мне, мужчина протянул руку и представился Николаем Васильевичем, командиром авиалайнера (пассажирского самолета ТУ-154). «Сынок, зачем ты летишь во Владик?» – спросил он. «Служить на крейсере, название которого я пока не знаю», – ответил я. «Мой сын служит на крейсере «Адмирал Зозуля» в Североморске. Я помогу тебе вырваться из Киева. Но тебе придется просидеть четыре часа на небольшом откидном стульчике в нашей кабине. А прибыв в Барнаул, думаю, мы сможет отыскать тебе местечко в салоне самолета». За годы учебы я забыл слово «комфорт», поэтому с легкостью переносил любые неудобства. Подхватив небольшой чемодан, я отправился вслед за Николаем Васильевичем.
Вместе с экипажем нас подвезли к первому трапу, расположенному рядом с кабиной летчиков, по которому мы поднялись в самолет. Мой чемодан поставили в шкафчик, предназначенный для членов экипажа, и усадили на откидное кресло в кабине самолета. Из вежливости бортинженер спросил, какое военное училище я окончил и по какой специальности. Мой ответ, что окончил я Черноморское высшее военно-морское училище и теперь являюсь специалистом по ракетному вооружению надводных кораблей, заставил его произнести глубокомысленное: «Вот это да…» Что, видимо, свидетельствовало об уважении всего экипажа к ракетам надводного флота и, полагаю, лично ко мне. Перед взлетом командир авиалайнера сказал старшей бортпроводнице, уже знакомой мне Ольге, чтобы она сделала мне кофе, как для него. По вкусу я понял, что в чашку с ароматным напитком была добавлена ложечка уссурийского или рижского бальзама либо коньяка.
ТУ-154 оторвался от земли в назначенные 22 часа 00 минут. Никогда прежде я не бывал в кабине самолета. Помимо огромного количества всевозможных приборов, я восхитился видом из кабины. Сидя на одном месте, можно было увидеть, что происходит вокруг. Сначала ты тонешь в огнях полосы, потом города, а после погружаешься в мир облаков и звезд. Тебе кажется, будто, протянув руку, ты сможешь их потрогать. Николай Васильевич, заметив восхищенное выражение моего лица, усмехнулся и сказал, что так всегда бывает в первый раз, но даже к звездам со временем привыкаешь. Я вдруг вспомнил отца. Мне впервые стало его искренне жаль. Увидев однажды эти чудеса, всем сердцем обожая небо, сложно остаться счастливым, лишившись всего.
Через час управление самолетом перевели в режим «автопилот», экипаж, кроме бортинженера, погрузился в сон. Несмотря на то, что продолжительная нервная суета в аэропорту меня изрядно утомила, сомкнуть глаза я не смог. Незнакомые ранее ощущения, волнение, воспоминания об отце, о том, как холодно с ним простился, не давали покоя. Лишь перед посадкой я немного вздремнул.
Большая часть пассажиров вышла в промежуточном аэропорту города Барнаул, и мне смогли зарезервировать место в салоне. Из Барнаула до Владивостока я уже летел в салоне вместе с остальными пассажирами.
При выходе из самолета командир подошел ко мне, пожал руку и пожелал удачи, второй пилот и бортинженер проделали то же самое. Пассажиры смотрели на меня удивленно. В их глазах читалось: «Чего это вдруг салаге лейтенанту была оказана такая честь?» Город Артем, где располагался аэропорт, встретил меня духотой и липким туманом.
Я получил распределение на крейсер «Варяг», базирующийся в бухте Абрек залива Стрелок в поселке Тихоокеанский (ныне город Фокино), в ста километрах к северу от Владивостока. Через два года я отправился в свой первый отпуск, чтобы навестить родителей. Мне хотелось повидаться с отцом, рассказать о своих ощущениях и постараться сблизиться с ним. Я купил подарки и без предупреждения отправился к отцу домой.
Всю дорогу я планировал свою речь, подбирал нужные слова и с волнением в сердце постучал в нужную дверь. Я не мог дождаться, когда она распахнется, и, услышав скрежет замка, затаил дыхание. Дверь открыла жена отца. Я радостно поприветствовал женщину и попросил позвать родителя. Она равнодушно посмотрела на меня и сообщала, что похоронила его год назад. Сначала я не поверил своим ушам, но женщина продолжила и объяснила, что сразу после нашей встречи её муж захандрил, потом впал в депрессию и пережил первый инфаркт. Третий сердечный приступ стал роковым. На вопрос, почему она скрыла эту трагедию от нас, женщина сообщила, что не обязана общаться со мной – сыном, предавшим своего отца. Я хотел возмутиться, но в коридор вышла девочка лет пяти и, посмотрев на мою форму, с восхищением в голосе сказала: «Какой красивый дядя!» «Вернись к себе», – вдруг раздраженно скомандовала женщина и расплакалась. Малышка спорить не стала и покорно вернулась в комнату. Я попросил указать место захоронения отца. Она подняла заплаканные глаза, язвительно процедила: «Тебе и твоей мамаше там делать нечего», – и потребовала убраться из квартиры. Мне оставалось лишь оставить пакеты с подарками на полу и уйти из дома. Этот приступ ревности к бывшей жене и сыну выглядел безобразно. Поступок обиженной женщины был низким и отвратительным. Но я всё же разыскал могилу отца, чтобы рассказать ему, как близко видел звезды и смог «пощупать» облака. Теперь я понимал его боль и сожалел о нашей размолвке, но изменить уже ничего не мог…
Когда родился мой сын, которого я назвал в честь отца, мама согласилась переехать жить на край земли. Она больше не вышла замуж и посвятила себя внуку, который наотрез отказался стать военным. К авиации он был равнодушен, морская стихия им рассматривалась лишь в сочетании с отдыхом. С раннего детства сынок увлекался конструкторами, потом его захватили информационные технологии. Я всегда старался слушать своего ребенка и стал для него не просто отцом, наставником, но и очень близким человеком. Как и мой отец, я высадил огромное количество деревьев, своей маме построил дом, но в отличие от родителя собственными усилиями воспитал прекрасного сына и достойного мужчину.
Никогда мне не приходило в голову ломать убеждения ребенка. Я научился разбираться в тонкостях его профессии. Но в тайне мечтаю о внуке, которого увлеку морем…
Ариша ЗИМА