В ТЕНИ «КРЕМЛЯ» «БЛАУ» НЕ ВИДНО

Часть IV

(Продолжение. Начало «В» от 19.01.2022, 26.01.2022, 02.02.2022)

Еще один заблудившийся самолет

Вечеринка в честь предстоящего наступления, устроенная 19 июня 1942 года командиром XXXX танкового корпуса вермахта генералом Георгом Штумме, на апогей веселья не вышла. За фюрера здравицу провозгласить не успели. Неприятное известие прервало банкет после двух тостов за будущий разгром русских и победное окончание восточной кампании. Вызванный срочно к телефону оберст-лейтенант, вернувшись, доложил, что, вылетевший утром на легком разведывательном самолете физелер-шторьх для изучения театра будущих военных действий начальник оперативного отдела штаба 23-й танковой дивизии, майор Иохим Райхель исчез.

Гибель подготовленного штабного офицера всегда большая потеря, но не само по себе исчезновение майора Райхеля вызвало панику у Георга Штумме и его подчиненных.

Начальник оперативного отдела 23-й дивизии, кроме проведения рекогносцировки, намеревался посетить танковый и пехотный полки соединения и ознакомить их командиров с задачами на предстоящую операцию. Для этого он захватил с собой 11 совершенно секретных документов. В их число входили приказ генерала Штумме подчиненным ему 5-й и 23-й танковым дивизиям на предстоящее наступление с детальной регламентацией предстоящих действий, сформулированных с подчеркнутой немецкой пунктуальностью. Распоряжение в соответствии с требованиями боевых уставов ориентировало командиров соединений в задачах соседей. И прежде всего, 4-й танковой армии, которой предстояло в операции «Блау» нанести первый удар и взломать оборону советского Брянского фронта в полосе 40-й армии РККА.

Взятый в полет Райхелем портфель также содержал аэрофотоснимки, карты масштаба 1:100000 с нанесенными на них расположениями немецких частей, штабов, путями выдвижения к переднему краю и рубежами развертывания. Одним словом, генерал Штумме и его подчиненные имели веские причины паниковать.

Вечером 19 июня, когда офицеры штаба XXXX корпуса лихорадочно пытались отыскать следы пропавшего майора, военный комиссар советской 76-й стрелковой дивизии батальонный комиссар Михаил Русов направил политдонесение командованию 21-й армии, которое сообщало о дневном происшествии в полосе обороны соединения:

«Бойцы 93-го стрелкового полка сегодня огнем из пехотного оружия сбили низколетящий немецкий самолет Ме-109 (комиссар ошибается, сбили физелер-шторьх. – Авт.). Самолет упал в расположении полка. Причем один немецкий летчик разбился, другой оказал сопротивление и был убит бойцами. У летчика изъяты очень ценные оперативные документы немецкого командования.

Самолет был сбит при следующих обстоятельствах:

Днем Ме-109 появился над расположением 1-го батальона, командиром которого товарищ Скорик и военком политрук Савельев, и, вероятно, потеряв ориентировку или намереваясь бомбить или штурмовать, стал снижаться.

Военком батальона политрук Савельев и сержанты-комсомольцы Ахундов, Трегубец и Семенов открыли по нему огонь из винтовки и трех автоматов…»

Судьбы перечисленных в политдонесении младших командиров мне установить не удалось. Командир батальона старший лейтенант Михаил Скорик погибнет 17 июля 1942 года, комиссар – 30 октября того же года. Политрука представят к награждению орденом Отечественной войны I степени, но получить его Виктор Савельев не успеет… Они, скорее всего, так и не узнали о громадной ценности документов, которые им удалось получить.

Портфель майора Райхеля практически без задержек доставят в штаб 21-й армии. Там, переведя первые строчки распоряжения генерала Штумме командирам двух танковых дивизий, в буквальном смысле ахнут. Полученные документы свидетельствовали, что главный удар в летней кампании 1942 года немцы готовятся нанести всё-таки на юге, и до начала наступления остаются, если не считанные часы, то дни.

К такому выводу пришел и главнокомандующий войсками Юго-Западного направления Семен Тимошенко. Ему на стол легли несколько копий перевода документов. Одну из них вместе с оригиналами на транспортном «Дугласе» в сопровождении звена истребителей срочно отправили в Москву.

Семен Тимошенко 20 июня сообщал в Ставку по телеграфу: «Не исключена возможность, что противник может узнать о том, что самолет его сбит в расположении наших войск, и может внести кое-какие изменения или отложить по времени. Нам думается, что коренного изменения не последует, поскольку группировки противника, видимо, в основном уже сосредоточены, и направление, избранное им для удара, до сегодняшнего дня являлось выгодным…»

Далее Семен Тимошенко изложил меры, принятые им для укрепления обороны Юго-Западного фронта. Москва молчала. Стартстопный телеграфный аппарат сухо щелкал с частотой взволнованного человеческого пульса, не выдавая ленты. Тимошенко ждал. Он знал, что на том конце провода его сообщение читает Сталин. Наконец барабан дернулся, лента поползла…

… В XXXX танковом корпусе некоторые сведения о майоре Райхеле смогли получить ближе к полуночи. Из 336-й пехотной дивизии сообщили, что примерно в 10 часов 30 минут физелер-шторьх первый раз пролетел над ними. Начинался дождь, ухудшалась видимость, низкая облачность заставляла самолет прижиматься к земле. Он еще несколько раз пролетит над расположением дивизии по разным направлениям.

Пилотировал физелер-шторьх опытный летчик обер-лейтенант Дехант. Он хорошо знал местность, выполнял инструкторские полеты с молодыми коллегами. Нельзя исключать, что офицер в условиях плохой видимости излишне доверился приборам, а полет проходил в районе Курской магнитной аномалии, где компас – прибор ненадежный. В результате физелер-шторьх майора Райхеля постигла та же участь, что и ПР-5 генерала Александра Самохина.

Немецкий самолет после обстрела из автоматов и винтовки вошел носом в болотистый грунт вблизи села Сурково (ныне Белгородская область).

Той же ночью генерал Штумме просит командира неподчиненной ему 336-й пехотной дивизии с утра 20 июня организовать поиск на месте предполагаемой гибели майора Райхеля. Для решения этой задачи выделяют усиленную роту, от которой требуется найти упавший самолет, установить обстоятельства его падения, судьбу офицеров и документов, находившихся при них.

Выйти к месту недавнего происшествия гитлеровцам удается, не привлекая внимания наших войск. Самолет упал на удалении от переднего края советской обороны в овраг, дно которого не просматривалось со стороны позиций 93-го стрелкового полка. Точное место падение физелер-шторьха показал немцам один из советских перебежчиков, перешедших на сторону врага в ночь с 19 на 20 июня.

Вернувшись, командир роты доложил, что офицеров и документов они не обнаружили, с самолета советскими бойцами снято вооружение и навигационное оборудование. Рядом с местом падения найден свежий земляной холмик, вероятнее всего, могила. Командир роты получает новый приказ: с наступлением рассвета вернуться, вскрыть захоронение и, если в нём обнаружатся трупы, забрать их. И эту задачу немцы выполняют незаметно для наших войск. В доставленных трупах опознают майора Райхеля и обер-лейтенанта Деханта. Документов при них не нашли.

Гитлер, узнав о происшествии, приказал отдать под суд генерала Штумме, его начальника штаба и командира 23-й танковой дивизии генерала Ганса Фрайхерра фон Бойнебург-Ленгсфельда.

… Лента ползла. Связисты передавали её Семену Тимошенко частями, не дожидаясь конца передачи. В сухо и монотонно отбитых телеграфом буквах маршал уловил озабоченность Верховного:

«… Возможно, что перехваченный приказ вскрывает лишь один уголок оперативного плана противника. Можно полагать, что аналогичные планы имеются и по другим фронтам. Мы думаем, что немцы постараются что-нибудь выкинуть в день годовщины войны и к этой дате приурочивают свои операции…»

Далее Сталин в основном утвердил предложенный Тимошенко план усиления обороны фронта.

Ободренный ходом состоявшихся переговоров, маршал рискнул попросить у Верховного резервы. Ответ пришел незамедлительно. По тому, как дрогнуло лицо Тимошенко, присутствовавшие при разговоре начальник штаба фронта Иван Баграмян и член военного совета Никита Хрущев поняли, что Сталин раздражен:

«Если бы дивизии продавались на рынке, я бы купил для вас 5–6 дивизий, а их, к сожалению, не продают. Всё. Всего хорошего. Желаю успеха».

Эти слова Сталина дали и продолжают давать основания некоторым исследователям считать и утверждать, что Ставка не поверила документам из портфеля майора Райхеля и не выделила дополнительных резервов Юго-Западному и Брянскому фронтам.

Известный историк Алексей Исаев отмечает: «Ставка и командующие фронтами, полагая, что наступления подготовлены и на других участках фронта (направление главного удара еще не определилось), не сочли возможным произвести крупные перегруппировки сил и средств по итогам анализа информации, содержащейся в захваченных документах».

Далее приводится расстановка сил на советских фронтах к 27 июня 1942 года, призванная доказать, что Ставка не сделала должного вывода после изучения документов из портфеля майора Райхеля.

На центральном направлении, от Холма до Орла, Москва сосредоточила 36 % стрелковых и кавалерийских, а также 51,6 % танковых соединений. На северо-западном направлении (от Онежского озера до Холма) – 31 % стрелковых и кавалерийских дивизий и 11,1 % танковых соединений. На юго-западном направлении (от Орла до Азовского моря) – 22,6 % стрелковых дивизий и 33,3 % танковых бригад.

Цифры абсолютно достоверные, но, как часто случается, статистика, опираясь на точные данные, объективной картины все-таки не дает. Лукавство в данном случае заключается в том, что Брянский фронт прикрывал как московское, так и воронежское направления. Его пять общевойсковых армий и формирующаяся танковая армия занимали полосу обороны протяженностью 350 километров, от Белева – на севере до Ржавы – на юге.

Мне же кажется, что Ставка в тех условиях сделала всё возможное для усиления южного направления. В июне 1942 года перед ней стояло много сложных задач. Генеральный штаб едва успел закрыть резервами брешь на фронте, образовавшуюся после неудачной Харьковской операции. Погибла в окружении 2-я ударная армия Волховского фронта. Ставка начала накапливать резервы для наступления на ржевском направлении и для очередной попытки деблокировать Ленинград. Она вновь окажется неудачной, но сорвет план захвата гитлеровцами города силами 11-й армии Эриха фон Манштейна, которую перебросят на север после захвата ею Севастополя.

О реакции Ставки на сведения, полученные из портфеля майора Райхеля, в послевоенных мемуарах рассказывает маршал Иван Баграмян, на тот момент начальник штаба Юго-Западного фронта: «Ставка проявила исключительную оперативность. Для срыва ожидающегося наступления на стыке двух наших правофланговых армий (21-й и 28-й.Авт.) она передала с Брянского фронта в наше распоряжение 4-й танковый корпус и потребовала использовать его с севера, а с юга наши танковые корпуса быть готовы в случае перехода в наступление волчанской группировки противника разгромить её фланговыми ударами. В целях усиления нашего фронта срочно по железной дороге перебрасывались на станцию Новый Оскол из резервов Ставки 21-я и 159-я танковые бригады. Командующий ВВС Красной Армии генерал А. А. Новиков и командующий Авиации дальнего действия генерал А. Е. Голованов получили приказ организовать массированный удар авиацией фронта и дальних бомбардировщиков по району сосредоточения противника на стыке 21-й и 28-й армий».

Получил Тимошенко и свежую стрелковую дивизию, о которой просил Сталина.

Левофланговая 40-я армия Брянского фронта под командованием генерала Михаила Парсегова, по которой придется первый удар в операции «Блау», получила две танковые бригады к уже имеющимся двум. Также ей передали две стрелковые бригады. В тылу объединения заняла оборону подчиненная фронту 284-я стрелковая дивизия, усиленная отдельным артиллерийским полком и истребительно-противотанковой артбригадой.

При этом и до усиления армия Парсегова по численности превосходила другие объединения фронта. К моменту описываемых событий в её состав входили 6 стрелковых дивизий, 3 стрелковые бригады, 2 танковые бригады. Их общая численность составляла 80 427 человек. В полосе обороны армии начали развертывание еще две танковые бригады – 115-я и 116-я. С началом операции «Блау» сюда для организации контрудара по прорвавшимся немцам перебросят три танковых корпуса – 4-й, 17-й и 24-й, который выведут из состава Юго-Западного фронта.

Многие считают его передачу накануне операции «Блау» вначале от Голикова к Тимошенко, а потом обратно, ошибкой. Соглашусь, не самое оптимальное решение. Однако следует знать, что и после передачи 24-го ТК Юго-Западному фронту в составе Брянского оставалось громадное количество танков – больше, чем во всей немецкой группе армий. В состав Брянского фронта входило самое мощное на тот момент советское танковое соединение – 1-й ТК, на вооружение которого поступили Т-34, оснащенные новой башней с улучшенным обзором и командирской башенкой. Здесь завершала формирование 5-я танковая армия под командованием генерала Александра Лизюкова в составе трех танковых корпусов.

Но при всем этом следует признать, что Ставка резервов с центрального направления не снимала. Благодаря успешной дезинформационной операции «Кремль», проведенной немцами, советское верховное командование, даже в первые дни наступления немцев на Воронеж, продолжало считать, что главный удар в летней кампании 1942 года противник нанесет на московском направлении.

(Продолжение следует)

Константин КОРОТОВ,

генеральный директор

«Корпорации развития Камчатки»