ТРИ СОБЫТИЯ ОДНОГО КАМЧАТСКОГО ГОДА

minekadze

 эсминец типа «Татикадзе»

Часто случается так, что события, первоначально казавшиеся заурядными, вдруг масштабируются до параметров большой политики. Одни из них становятся достоянием широкой общественности, другие долгое время не покидают страниц засекреченных документов. Но вся совокупность этих событий позволяет почувствовать дух времени, глубоко проникнуть во взаимосвязь его событий и явлений. Сегодня я хочу рассказать о трех событиях одного камчатского года – 1933-го, которые вначале представлялись малозначительными, но вдруг становились явлениями большой политики.

Февраль несбывшихся авиационных надежд

Начальник Камчатского областного отдела ОГПУ Николай Киселев папку с очередной шифротелеграммой из Хабаровска открывать не спешил. В последнее время оперативная почта редко приносила хорошие новости. В стране не утихал голод, продолжалось раскулачивание, ограниченные финансовые средства Москва в первую очередь направляла на решение задач индустриализации, на стройки второй советской пятилетки. Другие государственные расходы обеспечивались по остаточному принципу.

Приходящие в отдел телеграммы то сообщали об очередных антиправительственных выступлениях и требовали повышения бдительности, то предписывали увеличить сроки носки обмундирования, то извещали о задержках с поставкой продовольствия и приказывали активнее опираться на местные резервы провизии и фуража…

Киселев провел рукой по бородке «а-ля Калинин», скрывавшей шрам, оставшийся в наследство от Первой мировой войны. Вздохнул. Открыл папку. Шифровальщик небрежно положил телеграмму начальными строками вниз. Начальник отдела переворачивать документ не стал. Длительная работа до революции печатником научила его бегло читать перевернутый текст. Лицо Киселева вначале приняло недоуменное выражение, а затем – почти радостное. Торопливо встал из-за стола, вложил в желто-коричневую полевую сумку телеграмму, застегнул длиннополую кавалерийскую шинель. На выходе из здания ОГПУ коротко бросил дежурному: «Иду к Самсонову».

Молодого 32-летнего первого секретаря Организационного бюро Дальневосточного краевого комитета ВКП(б) по Камчатской области Ивана Самсонова незапланированный визит Киселева вначале встревожил, но улыбка на лице чекиста успокоила.

Приятной новостью гость начал делиться с порога: «Получил телеграмму от руководства из Хабаровска. Приказано вам сообщить, Иван Иванович. Москва начинает налаживать с Камчаткой авиационное почтовое сообщение. 17 февраля планируется вылет к нам летчика Михаила Водопьянова. Дней за пять, а то и раньше может добраться».

По тем временам преодолеть расстояние от Москвы до Петропавловска за пять дней казалось достижением невероятным. Особенно если шла речь о регулярном авиасообщении. В 1929 году Петропавловск-Камчатский уже встречал прилетевший из Москвы самолет АНТ-4, имевший собственное название «Страна Советов».

Но тогда речь шла об уникальном, рекордном перелете из СССР в США. И расстояние от столицы до Камчатки «Страна Советов» преодолела почти за три недели. АНТ-4 стартовал из Москвы 23 августа, а приводнился в Авачинской губе только 12 сентября. С Камчатки «Страна Советов» направилась на Алеутские острова.

Теперь полет Михаила Водопьянова мог положить начало регулярным почтовым рейсам на Камчатку. Тестовой полет специально запланировали зимой с ее экстремальными погодными условиями и сложной навигационной обстановкой, чтобы определить возможность всесезонного воздушного сообщения с самой удаленной советской областью.

Выбор правительства на Михаила Водопьянова выпал не случайно. Он уже имел опыт успешного перелета из Москвы в Хабаровск за 41 час на легком транспортном биплане П-5, созданном на базе разработанного в ОКБ Николая Поликарпова самолета-разведчика Р-5. Проложить маршрут на Камчатку предстояло на том же П-5.

Перелет предполагал несколько посадок. Последнюю из них перед Камчаткой запланировали в Николаевске-на-Амуре. График перелета разработали предельно напряженный. Водопьянову и его механику Серегину предстояло проводить в воздухе ежедневно не менее 9 часов. Благополучно прошел только первый участок пути – от Москвы до Свердловска. Дальше начались поломки. Время, потраченное на устранение неисправностей, экипаж старался компенсировать за счет увеличения дальности суточных перелетов, что и привело к трагедии.

На пути от Иркутска к Чите Водопьянов от переутомления потерял сознание, самолет совершил жесткую посадку на лед озера Байкал. Механик погиб на месте, а летчик получил серьезные травмы, которые приковали Водопьянова к госпитальной койке на пять месяцев.

На Камчатке об аварийном завершении экспериментального полета узнали только в марте. В планы правительства о налаживании воздушного сообщения с полуостровом в Петропавловске посвятили всего несколько человек, печать того времени о попытке рекордного перелета Михаила Водопьянова ничего не сообщала, поэтому о катастрофе на Байкале и о том, какое оно имело отношение к Камчатке, жители области не знали решительно ничего.

Неудачный полет на Камчатку заставил советское руководство задуматься о создании машины, способной гарантированно добираться «от Москвы до самых до окраин». И уже в 1936 году экипаж Валерия Чкалова на самолете АНТ-25 без посадки достигнет полуострова. Известно, какое значение придавал налаживанию регулярного воздушного сообщения с тихоокеанскими берегами Иосиф Сталин. Напутствуя Валерия Чкалова, глава Советского Союза еще раз напомнил о важности предстоящей миссии: «Сегодня нам чрезвычайно нужен беспосадочный полет из Москвы в Петропавловск-Камчатский. Я уже говорил с товарищем Блюхером, чтобы он был готов встретить вас на территории своей армии. Одновременно сказал ему о важности перелета, приравняв его по значению к действию двух полевых армий».

Камчатка в условиях растущего напряжения в отношениях между Советским Союзом и Японией все чаще становилась точкой острых конфликтов и противоречий двух стран. Нейтрализация инцидентов, купирование их возможности перерастания в фазу военного противостояния требовала активного, квалифицированного и максимально быстрого подключения Центра.

Одно из происшествий, имевших отчетливый потенциал перерастания в вооруженный конфликт, произошло на Камчатке летом 1933 года. Оно получило название «кроноцкий инцидент».

Выстрелы в июне

Происшествие вновь заставило Николая Киселева нанести незапланированный визит Ивану Самсонову. Только теперь отправиться в обком начальника отдела ОГПУ побудили события совсем другого рода. О них рассказывается в рассекреченной недавно Федеральной службой безопасности России спецсводке № 2 «О действии японских военно-морских судов на участке 60-го Камч[атского] погранотряда ОГПУ ДВК за летний сезон 1933 года».

Документ, подписанный новым начальником регионального органа безопасности Александром Львом, в январе 1934 года направили заместителю полномочного представителя ОГПУ по Дальневосточному краю Сергею Барминскому. К тому времени «кроноцкий инцидент» остался в прошлом, худших из возможных его последствий удалось избежать, но в июне конфликт имел высокую вероятность перерасти в локальное вооруженное противостояние между СССР и Японией.

Взрывоопасную ситуацию обсуждали 17 июня Иван Самсонов, Николай Киселев и дипломатический агент Народного комиссариата иностранных дел в Петропавловске-Камчатском Георгий Тихонов.

Начальник отдела ОГПУ доложил в подробностях о случившемся накануне происшествии.

Инцидент произошел на участке пограничного поста «Кроноки», расположенного на берегу бухты Ольга, вблизи устья одноименной реки.

Утром 16 июня в советские территориальные воды вошла японская промысловая шхуна. Шлюпка, спущенная с нее, около полудня доставила трех японцев на берег в районе так называемой «второй переправы», в 15 километрах северо-восточнее поста «Кроноки». Моряки направились вглубь полуострова. Дальнейшему продвижению японцев помешали пограничники. Рыбаки попытались вернуться к шлюпке, никак не отреагировав на требование красноармейцев остановиться. Пограничникам пришлось открыть огонь. Три рыбака погибли.

Японская сторона впоследствии настаивала на версии, что промысловая шхуна вошла в советские территориальные воды, укрываясь от непогоды. Но такая версия никак не объясняет причин, побудивших рыбаков отправиться вглубь нашей территории. Ранее нелегальные вояжи японцев на камчатские берега, зафиксированные в оперативных документах областного отдела ОГПУ и пограничного отряда, имели цели криминально-утилитарные.

Часто речь шла о контрабанде пушнины. Японцы договаривались с кем-то из местных жителей о встрече в укромном месте на побережье, куда охотники обязались доставить меха. В двадцатые годы японцы расплачивались за пушнину иенами, но позднее, когда в СССР усилился контроль валютных операций, меха обменивались на товары и продовольствие.

Японцы высаживались на наши берега и для поиска полудрагоценных и поделочных камней. До того как Советскому Союзу удалось организовать на Камчатке эффективный пограничный и таможенный контроль, наши южные соседи тоннами вывозили с полуострова агаты, хризолиты, яшму, мраморный оникс… Есть сведения, что японцы в районах выхода рассыпного золота вели незаконную добычу драгоценного металла.

В случае же с «кроноцким инцидентом» так и не существует убедительных объяснений причин, заставивших японцев высадиться на берег, а потом не подчиниться требованиям пограничников. Увы, но в те годы выстрелы и трупы часто сопровождали подобного рода происшествия.

Годом ранее, 4 июля 1932 года, японский миноносец, войдя в советские территориальные воды у западного побережья Камчатки, обстрелял из пулемета пограничный наряд, который нес службу у устья реки Сопочной.

Одно из серьезных вооруженных столкновений произошло на пограничном посту «Хайрюзово», который возглавлял Ефим Захаров, все в том же 1932 году.

Японская шхуна без названия и опознавательных знаков то приближалась, то удалялась от берега. Так продолжалось несколько часов. Для наблюдения за судном начальник поста выставил на берегу часового. Заметив одинокого бойца, японцы высадились на берег и обезоружили часового. Красноармейца иностранцы отвезли на судно, после чего вновь направились к берегу. В этот раз их встретили четыре бойца, вооруженные винтовками, и начальник поста с ручным пулеметом.

Захаров сделал две очереди по приближающемуся баркасу. Мотор на нем заглох. Открыли огонь из винтовок и красноармейцы. Когда волны прибили баркас к берегу, пограничники обнаружили в нем семь трупов. Японцы на шхуне больше не предпринимали пыток высадиться на берег. Подняв якорь, они ушли, захватив с собой плененного бойца. Его удалось вернуть на родину через несколько месяцев.

Но странной и достаточно красноречивой особенностью «кроноцкого инцидента» является максимально быстрая и радикальная реакция на него японской стороны. Миноносец императорского флота «Татикадзе» подошел к месту гибели соотечественников спустя два–три часа после того, как в районе «второй переправы» прозвучали выстрелы. И что еще более примечательно: корабль имел на борту подразделение морской пехоты, что являлось совершенно нехарактерной особенностью боевых кораблей, которые императорский флот направлял в воды, омывавшие Камчатку, согласно официальной версии «для охраны рыболовных участков».

Летом 1933 года у западных и восточных берегов полуострова оперировали четыре японских однотипных миноносца. Кроме «Татикадзе», в состав флотилии, согласно спецсводке ОГПУ, входили «Минекадзе», «Аникадзэ» и «Хакадзэ». Схожести названий удивляться не стоит. Вся серия из построенных 15 эсминцев этого проекта носила поэтические названия ветров, дующих над Японией. «Татикадзе», к примеру, в переводе означает «Ветер, словно взмах меча».

Четыре японских эсминца действовали на огромной акватории, и следует считать большой «удачей», что один из кораблей в нужный час и в нужное время да еще с подразделением морской пехоты оказался в районе инцидента. К активным действиям «Ветер, словно взмах меча» приступил на следующий день.

Вот как описывает дальнейшие события спецсводка (пунктуация, орфография и стилистика документа сохранены):

«17 июня в 14 часов 30 минут к миноносцу подошел катер, взял шлюпку и направился в район 2-й переправы, т.е. к месту происшествия (убийства японцев)… Через несколько времени катер возвратился и миноносец придвинулся ближе к берегу в район КП Кроноки и в 18 часов 10 минут была произведена высадка десанта у КП Кроноки. Техника высадки десанта следующая: с миноносца было спущено на воду три вельбота с 40 – 45 солдатами морской пехоты, при чем первый вельбот имел мотор и вооружен одним станковым пулеметом, последний стоял в боевой готовности укрепленный на вельботе, а второй пулемет (ручной) находился в руках солдат. Остальные же два вельбота шли под веслами. Перед самой высадкой десанта личный состав КП не вступая в бой отступил в глубь (тыл). Оружие, боеприпасы и часть секретной переписки Нач КП были взяты с собой. Дальнейшие действия высадившегося десанта неустановлены.

19 июня в 10 часов японминоносец вторично производил высадку десанта. Офицеры вместе с солдатами прежде всего осмотрели кусты расположенные около здания КП, затем подошли к зданию КП. Десант пробыл на берегу до позднего времени, поэтому время убытия с берега не установлено.

21 июня в 12 часов с миноносца 3-й раз высаживался десант на трех шлюпках. Высадившимися производился осмотр склада, конюшни, склада с продуктами, оцинкованного сарая, который стоит левее КП и здания КП».

О том, как восприняло население Камчатки «кроноцкий инцидент» и последовавшие за ним события, можно судить по записям Бориса Пийпа в дневнике, который ученый вел во время экспедиции на полуостров в 1933 году:

«Сегодня приходила коллекторша и сообщила пренеприятную новость, что будто бы японцы послали свои миноносцы на Кроноцкий мыс с целью расследовать убийство трех японских рыбаков: случайное было убийство или провокация. Если провокация, то японцы намереваются захватить полуостров, и придется нам, глазея с парохода, помахать камчатским берегам и проплыть мимо, куда-нибудь в Анадырь. Вот будет штука с хреном».

Дневниковая запись Бориса Пийпа датирована 2 июля. К этому времени инцидент удалось урегулировать.

22 июня в бухту Ольга советский катер доставил помощника начальника камчатского пограничного отряда по секретно-оперативной части Александра Сикорского и дипломатического агента НКИД Георгия Тихонова. Японцы с миноносца, находившегося в территориальных водах СССР, выслали навстречу катеру шлюпку с десятью вооруженными морскими пехотинцами и офицером. Узнав через переводчика, что прибыли советские представители, уполномоченные вести переговоры об урегулировании конфликта, вельбот вернулся к кораблю.

Еще через пять дней в бухту Ольга вошла полицейская шхуна «Кинси-мару», на борту которой находился секретарь японского консульства в Петропавловске Нагучи.

Переговоры по урегулированию конфликта проходили в Москве 2 июля. Советская сторона согласилась компенсировать ущерб родственникам погибших. Японцам пообещали, что пограничников, причастных к конфликту, в том числе начальника областного отдела ОГПУ, одновременно возглавлявшего пограничный отряд, Николая Киселева, привлекут к суду.

Представители Страны восходящего солнца составили список советских военнослужащих, которых, по их мнению, следовало наказать. Всех внесенных в него красноармейцев и командиров с Камчатки перевели в другие места для продолжения службы, но уголовному наказанию не подвергали. Видимо, советская сторона полагала, что пограничники действовали в рамках своих полномочий.

Николай Киселев после перевода, возглавил, как принято выражаться на бюрократическом языке, участок с большим объемом работы. Его назначили начальником Ашхабадского пограничного отряда, который вел активную и напряженную борьбу с басмачеством. А в 1935 году Николай Киселев уже командовал Сестрорецким пограничным отрядом. Он прикрывал ленинградское направление и в табели о рангах пограничной охраны того времени значился под номером 1.

Впоследствии генерал Николай Киселев активно участвовал в Великой Отечественной, награжден многими орденами, в том числе редким полководческим орденом Суворова II степени.

После кроноцкого конфликта японцы продолжали высаживаться на камчатские берега. Один из таких случаев произошел 15 июля на мысе Лопатка. Шесть вооруженных пистолетами граждан Страны восходящего солнца, высадившись на побережье со шхуны, которая не имела опознавательных знаков, попытались помешать команде гидрографического судна «Чукча» разгружать пиломатериалы. Потребовалось вмешательство начальника пограничного поста «Лопатка», который выдворил нарушителей с советской территории.

«В это время, – сообщает спецсводка, – на восточной стороне мыса Лопатки стояли в 3-мильной зоне два японминоносца, и шхуна, приняв лодку, ушла к месту стоянки миноносцев».

В 1933 году в водах, омывающих Камчатку, произошел еще один советско-японский инцидент, для разрешения которого пришлось подключиться высшему советскому руководству в лице самого Иосифа Сталина. Есть основания полагать, что Япония пошла на этот конфликт после того, как переговоры вокруг кроноцкого происшествия дали Токио понять, что Москва не намерена обострять межгосударственные отношения и готова пойти на уступки по всем вопросам.

Новый конфликт начинался по достаточно привычному и тривиальному для тех времен сценарию. Советский пограничный наряд, находившийся на траулере «Алексей Пешков» задержал 6 июля японскую браконьерскую шхуну «Котохиро-мару».

Владимир СЛАБУКА

(Окончание следует)