Однажды на юбилее училища

«Средь суеты и рутины бумажной в каждой судьбе возникает «Однажды…»

Поселок, где я родился, не был удостоен почетных званий и наград. Несмотря на то, что первые упоминания об этом населенном пункте датируются 1770 годом, знаменитым он так и не стал. Согласно топографической карте 1937 года, эта деревня в Ленинградской области насчитывала 124 двора, в ней находились сельсовет, почта и школа. С тех пор многое изменилось: деревня получила статус поселка городского типа, появились небольшие магазины, где можно было купить всё – от резиновых сапог до буханки хлеба, построили кирпичный завод керамических изделий. Заработала путевая машинная станция, выполняющая работы по ремонту железнодорожных путей.

Мои родители были простыми людьми, родились и выросли в этом поселке, высшего образования не имели. Любили дома собирать компании друзей, часто выпивали. Мама обожала петь, отец хорошо играл на гитаре. Оба мечтали переехать жить в Ленинград, но дальше разговоров эти мечты никуда не продвинулись. За двойки меня никогда не ругали, но предупреждали, что плохой аттестат может испортить дальнейшую жизнь.

Первые испытания случились, когда семья готовилась отпраздновать мой первый десятилетний юбилей. Накануне утром отец отправился за продуктами к праздничному столу, но в магазине ему стало плохо: он потерял сознание и упал. Врачи успели лишь констатировать смерть из-за внезапно оторвавшегося тромба. После этой утраты мама больше никогда не пела, компаний избегала, выглядела плохо, часто жаловалась на боли в сердце. Она больше не хотела жить без своего любимого человека, всё время говорила о своей смерти, но успела устроить мою судьбу.

В поселковой администрации работал её дальний родственник. Мама попросила подготовить какие-то документы для моего внеконкурсного поступления в Военно-морской политехнический институт – филиал Военно-морской академии имени адмирала флота Советского Союза Н. Г. Кузнецова. После сдачи вступительных экзаменов, преодолев все бюрократические препятствия, я стал курсантом. Так что следующие пять лет мне пришлось провести в казарме.

Накануне моего зачисления на электротехнический факультет мамы не стало. Родственники помогли мне справиться с этим горем, собрали вещи, посадили на поезд и пообещали присмотреть за квартирой и могилами родителей.

Только в поезде я осознал, что стал сиротой. Понимание смысла этого горького слова приносило боль. Меня больше никто нигде не ждал и не тревожился: поел я или нет, одет по погоде или снова забыл дома перчатки. Вдруг я почувствовал, как увлажнились глаза и слезы покатились по щекам. Мне стало стыдно за свою слабость. Незаметно для соседей по купе я промокнул неожиданную сырость на лице и пообещал себе никогда не раскисать…

Учеба давалась мне с огромным трудом. Ежедневные изматывающие физические тренировки, изучение неизвестной ранее терминологии и сложных технических наук, военная муштра, огромное количество занятий приносили лишь понимание того, что себе я больше не принадлежу. Мне всё время хотелось есть и вырваться на волю.

Наш класс (взвод) состоял из 25 курсантов, разных и по характеру, и по финансовым возможностям. Мы были вынуждены учиться, жить и видеть друг друга каждый день. Чтобы скрасить однообразные будни, мы много острили и подкалывали соседей по парте, но не могли терпеть подлости и предательства. Семьей мы не стали, но со временем крепко подружились.

Родители сокурсников часто приносили посылки с домашней снедью. Зная, что ко мне никто не приедет, ребята без налета высокомерия делились со мной своими презентами. Я пытался отказываться, но не мог устоять перед пряниками Санкт-Петербургской кондитерской фабрики, облитыми сахарной глазурью. Они были нежными, вкусными, ароматными, совсем не похожими на коврижки, которые продавали в моём поселковом гастрономе.

Первый год обучения мы жили, словно в плену, и смотрели на город через высокий забор института. Лишь на втором курсе нас стали отпускать в увольнение на выходные дни. Расписав поминутно план своего первого свободного дня, я понял, что не успею его реализовать, и решил сосредоточиться на самом главном – поиске девушки, о которой уже несколько лет мечтал…

Ребята предложили купить пиво, посидеть в парке на лавочке. Пиво я не любил. Пить в общественном месте не хотел: мы были одеты по форме, поэтому могли привлечь внимание патруля, дежурившего в общественных местах. Я решил съездить посетить Исаакиевский собор, где никогда раньше не был. Затем отправился в Летний сад. Там я и встретил ту единственную, которую так часто видел во сне.

Девушка сидела на траве под огромным раскидистым дубом и читала книгу, вскоре к ней присоединилась подружка, которая бегала за мороженым. Без особых предисловий я предложил познакомиться. Магия военно-морской формы, которая к тому времени мне уже порядком надоела, сыграла свою роль. Девушки с удовольствием назвали свои имена и предложили пройтись. Ту, что понравилась мне с первого взгляда, звали Анечкой, подружку – Софьей. Девушки учились в педагогическом институте, обе приехали из небольших городков и мечтали остаться жить в Санкт-Петербурге навсегда.

Анечка оказалась очень веселой и интересной девушкой. Время с ней пролетело незаметно. Проводив девушек до общежития, я предложил встретиться через неделю на том же месте. Софья махнула рукой, сказала, что занята, Анна ответила согласием. Мы с Аней стояли недалеко от общежития под высоким тополем и не могли наговориться. Когда расставались, она поцеловала меня в губы. Никогда прежде я не испытывал такого волнения и возбуждения. Так начался наш роман. Когда была возможность, мы встречались у нашего тополя, целовались и мечтали о будущем. Однажды Аня пригласила меня к себе в общежитие. Не знаю, как ей удалось договориться с вахтершей, но меня пропустили, не задав лишних вопросов. Не успев закрыть за собой дверь, Аня стала жарко целовать меня. Мне стало неловко, ведь в комнату могла вернуться соседка, но моя страстная возлюбленная шепнула, что Софья уехала к родне погостить. Наша первая близость привела меня в неописуемый восторг. Аня была опытнее меня в сексуальных вопросах, но о других мужчинах я расспрашивать не стал. Уходя от своей возлюбленной, я предложил стать моей женой. Анечка рассмеялась, сказала, что это будет зависеть от моего поведения. Я ничего не понял, пожал плечами и отправился в казарму. Меня терзало странное чувство, я не увидел в глазах Анны радости и счастья от моего предложения, но воспоминания о страстных ласках и любовной неге подавляли любые сомнения в искренности моей избранницы.

Мои лучшие друзья Андрей и Максим давно заметили перемены в моём поведении и пытали расспросами о той, которая вскружила мне голову, требуя, чтобы я их познакомил. После нескольких месяцев уговоров я всё же решился представить невесту лучшим друзьям. Ребята пытались произвести впечатление на Анютку, много шутили, говорили комплименты. Анна охотно шла на контакт, вызывая во мне приступы ревности. Я спровадил друзей и решил больше не совершать подобных ошибок. Свою возлюбленную этим балагурам я больше не показывал.

Несколько месяцев мы с Анной встречались у неё в общежитии. Она расспрашивала о моих родных, об учебе, курсантской жизни и после откровенных рассказов всё больше теряла интерес к нашим встречам. Отсутствие у меня всяких перспектив после окончания училища остаться служить в городе-мечте окончательно охладило её отношение ко мне, и она заявила, что хочет расстаться. Поведение Анны показалось нелепым, ведь мы любили друг друга и могли где угодно начать свою жизнь. Она стала обвинять меня во лжи, уверяла, что я нарочно затащил её в постель. Красивая, нежная и страстная невеста на глазах превратилась в злобную женщину, выкрикивавшую гадости перекошенным ртом. Аня упрекнула меня даже в том, что, зная про её мечту жить только в культурной столице страны, я специально собирался отвезти её в какую-то дыру. Спорить было бессмысленно, я оделся и ушел. Друзья сразу обратили внимание на мой угнетенный вид, предложили забыть Аню и сосредоточиться на учебе, поскольку всех впереди ждали серьезные экзамены…

С Анной я больше не виделся. Несколько раз я приходил к нашему тополю, дежурил возле общежития, пытался даже пройти к ней в комнату. Но теперь вахтерша проявляла ранее отсутствовавшее рвение к работе и осуждала мою настойчивость. Я понял, что всё кончено, но еще долго не мог выбросить свою любовь из головы.

Перед самым окончанием института и распределением на новое место службы мы попросили нашего старого и мудрого преподавателя поделиться секретом, как быстро продвинуться на службе? Улыбаясь, он ответил: «Ребята, на военной службе, как и в любви, должно повезти!» Учитывая мой печальный любовный опыт, я совсем приуныл.

Единственным везунчиком нашего выпуска оказался Андрей. Он был уроженцем Ленинграда и проживал в квартире с высокими потолками в центре Санкт-Петербурга. Его отец в звании контр-адмирала командовал дивизией атомных подводных лодок на Северном флоте. Он смог устроить так, чтобы его единственный отпрыск остался служить в Северной столице. Остальных выпускников раскидало по всей стране. На выпускном вечере мы пообещали друг другу непременно собираться на годовщинах нашего выпуска или «любимого» института, который в шутку называли «желтым монастырем» из-за цвета основного корпуса, где мы жили.

Из писем соседки бабы Шуры я узнал, что родственник из поселковой администрации смог приватизировать жилье родителей на себя и лишил меня дома. Учитывая его активное участие в моей судьбе и помощь в установке памятников родным, судиться, спорить и скандалить я не стал. Перед отъездом к месту службы посетил могилы родителей и отправился служить на Камчатку, которая в начале двухтысячных годов уже не была столь привлекательной для заработков, как в советское время.

Яркое солнце, безоблачное синее небо, каменные исполины, доверху укрытые снегом даже летом, нетронутая первозданная природа поразили меня. Что касается архитектуры зданий тех мест, у меня сложилось впечатление, будто их сразу строили для сноса. Серые унылые жилые «коробки», странная нумерация домов, хаотичное расположение улиц наводили на мысль об алкогольном пристрастии строителей и архитекторов того города, куда я был направлен служить. Но выбирать не приходилось, нужно было приспосабливаться и жить дальше.

Англичанам приписывают одну знаменитую поговорку: «Корабельная служба – тяжелая служба, но русские сделали её невыносимой». Эти слова с лихвой подтвердились. Несколько лет моей жизни были отданы кораблям ВМФ. Поскольку семьи я не имел, то квартиру мне не давали. Свое первое жилье я получил только через пять лет службы на корабле.

У меня появилось много друзей среди сослуживцев. Их жены непременно хотели меня женить на своих подругах. Конечно, я встречался с женщинами, иногда даже думал, что увлечен, но решиться связать свою жизнь узами брака еще долго не спешил. Я мечтал о любви, которая должна была захватить мою душу, и не представлял семейную жизнь с женщиной, о которой не мечтал. К тому же для создания настоящей семьи я должен был списаться на берег. Но на службе и в любви мне еще долго не везло.

«Сойти» на берег мне удалось только через шесть лет службы, когда я прошел переаттестацию и перешел служить в пограничные войска. Я получил неплохое назначение на должность в погрануправлении и стал надеяться, что непременно встречу ту единственную половинку, которая наконец-то сделает меня счастливым…

Время шло, но ОНА так и не появилась на горизонте моей судьбы. Я перестал ждать чуда и решил приударить за симпатичной новенькой девушкой из регистратуры военной поликлиники. Миловидная Леля, так я ласково назвал девушку, была из семьи заслуженного рыбака Олега Степановича и учительницы художественной школы Тамары Вячеславовны. Леля закончила местный медицинский колледж и с помощью какой-то родни получила «непыльное» место в поликлинике погранвойск, где можно было подобрать прекрасную партию для жизни. В регистратуре через её руки проходило много молодых военных мужчин, но только на меня она обратила внимание. Мои ухаживания приняла без сопротивления. Когда я впервые её поцеловал, отталкивать не стала. Вскоре мы стали близки. Смешная стеснительная девчонка не тронула мою душу, но в её объятиях мне было хорошо.

Через три месяца Леля познакомила меня с родителями. На званом ужине суровый отец предупредил: «Если ты поматросишь мою Ольгу и бросишь, я тебя найду и сделаю так, что бабы тебе будут не нужны!». Я улыбнулся и зачем-то ляпнул, что планирую жениться на его дочери…

Всем эта идея понравилась, кроме меня. Когда мы прощались, я видел, как у Лели светились глаза, она поцеловала меня и тихонько шепнула, что любит и станет хорошей женой. В ответ я сказал лишь: «До встречи…»

Выйдя на улицу, я решил немного пройтись. Стал ругать себя за этот нелепый порыв, понимал, что не люблю это девушку, не могу жениться на ней, но мне не хотелось делать ей больно. Всю ночь я не мог заснуть. Только к утру получилось немного вздремнуть. Меня разбудил ранний звонок в дверь. В субботнее утро я никого не ждал, но всё равно поплелся открывать. На пороге стояла Леля и в руках держала огромный пакет. Увидев меня, она радостно поприветствовала, заскочила в дом, словно птичка, и сказала, что от волнения не смогла уснуть всю ночь и решила напечь мне блинов. О любимой начинке не знала, поэтому сделала и с мясом, и с творогом.

Она быстро сняла пальто и отправилась на кухню. Я слышал, как она напевала песенку и гремела тарелками. Мне была приятна её забота, разговор о расставании я решил отложить и зашел в кухню. Под пальто на Леле оказался лишь легкий домашний халат. Когда она потянулась за кружками, коротенький халатик обнажил красивые нежные формы Лели, которые волновали меня. Я понял, что блины могут подождать…

Насытившись друг другом, мы уснули. Проснулся я от того, что Леля смотрит на меня. В её глазах я видел любовь и нежность. Она стала извиняться, что разбудила меня, объясняла, что просто любовалась мной и хотела дышать в такт моему дыханию. Эти слова тронули мою душу, но в ответ я не мог сказать ничего подобного, просто поцеловал и предложил попробовать её стряпню. Леля с легкостью вскочила с постели, напоила меня чаем и заспешила по своим делам. Проводив её, я снова задумался о разговоре про расставание. Мы встретились лишь через три недели, поскольку через два дня меня отправили в служебную командировку.

Леля встречала меня в аэропорту. Увидев меня, она стала прыгать от радости и выкрикивать мое имя. Это было так трогательно и одновременно больно, ведь в разлуке я принял окончательное решение – расстаться. Эта смешная девчонка обвила мою шею, поцеловала и сказала, что безумно скучала, не могла дождаться, чтобы сказать главную новость о своей беременности.

К такому повороту я был совсем не готов, но судьба уже заплела свои кружева. Мне ничего не оставалось, как исполнить обещание, данное когда-то отцу Лели. Свадьбу сыграли через месяц.

Леля действительно оказалась хорошей женой. В моём доме стало очень чисто, вкусно пахло выпечкой и свежестью. Жена любила готовить и с радостью принимала гостей. В компании хорошо пела, уместно шутила. Когда мы с мужиками собирались сходить в баню, никогда не возмущалась, лишь глубоко вздыхала и утром на стол ставила бутылку с минеральной водой. Однажды я сильно промерз на работе, после чего на моем крестце выскочил огромный чирей. Пришлось обратиться за помощью к хирургу, но перевязки делала моя маленькая медицинская сестричка. Мне было неловко, что жена обрабатывает мой зад, но Леля всегда была тактична, в конце перевязки нежно целовала спину и части тела, не затронутые бинтами…

В назначенное время у нас появился сынок, которого назвали в честь моего отца – Романом. Моя жизнь обрела настоящий смысл. Наш мальчик был невероятно похож на меня. Чтобы помочь жене с малышом, я попросил оформить мне продолжительный отпуск. Ночь с женой мы делили пополам. Когда она кормила Ромку грудью, моя душа наполнялась счастьем и восторгом. Конечно, на время пришлось забыть про романтические свидания и ужины при свечах. Но впервые за долгие годы я осознал понятие слова «семья».

Когда Роману исполнилось два года, мне пришло сообщение от моих сокурсников из нашего «желтого монастыря» о праздновании десятилетия выпуска. Встречу организовывал Андрей, сокурсники приглашались с женами. Сначала Леля отказывалась, говорила, что не может оставить Ромашку надолго, предлагала съездить одному. Но я поговорил с родителями Лели и смог убедить их пожить с внуком пару недель.

Леля купила шикарное платье для ресторана, мы собрали чемодан и отправились на праздник. Всю дорогу она почему-то нервничала, говорила, что зря согласилась на эту поездку. Но мне хотелось съездить на могилу к родителям, где я не был десять лет, повидать своих однокурсников, показать жене лучшие места самого красивого города нашей страны и покушать тех самых ароматных пряников Санкт-Петербургской кондитерской фабрики.

Мы разместились в шикарной гостинице, много гуляли, съездили в родной поселок, где с моего отъезда ничего не изменилось, побывали на могиле у родителей. Прежде Леля не бывала в Санкт-Петербурге. По улицам гуляла открыв рот, сокрушалась, что мне пришлось покинуть такую красоту и уехать к черту на рога. Я смеялся, говорил, что это судьба. Леля восторженно радовалась любым мелочам, соглашалась посетить всё, что я предлагал, не жаловалась на усталость, иногда в шутку жалела, что у неё всего одна пара ног.

Праздничные мероприятия проходили в несколько этапов. Торжественная часть была намечена в здании альма-матер, неофициальная – в ресторане. Впервые за десять лет мы встретились с ребятами в актовом зале нашего «желтого монастыря». Мы разменяли четвертый десяток, потому предполагалось проведение степенной встречи бывших курсантов, но, увидев друг друга, забыв про возраст, мы радовались, словно дети, обнимались, ржали как лошади. Постаревшие преподаватели помнили нас по фамилиям, поздравляли с первой десятилеткой, желали успехов, вручали памятные подарки и значки.

Гуляя по корпусу, мы вспоминали наши деньки, наперебой рассказывали об успехах. Вскоре отправились в ресторан, где нас уже ждали жены.

Леля перед праздником сходила в салон красоты и выглядела сногсшибательно. Все расселись по местам, первый тост звучал из уст организатора Андрея. Располневший, но всё такой же красноречивый, он долго говорил о нашем братстве и долгожданной встрече. Устав от речей, я предложил исполнить наше традиционное троекратное «УРА!!!» и закончить торжественную часть. Все поддержали, праздник начался.

Рядом с Андреем сидела его жена, лицо которой мне показалось знакомым. Она не сводила с меня глаз. Но когда Андрей обратился к ней по имени, вдруг вспомнил, что это та самая Анна, отравившая так много дней моей жизни. Она очень изменилась: цвет волос был другим, роскошное платье подчеркивало стройную фигуру, бриллиантовые украшения искрились от софитов. Анна ничего не ела, всё время молчала и производила впечатление манекена. Моя Леля ухаживала за мной, наполняя тарелку закусками, смеялась над историями сокурсников, предложила тост за детей. От этих слов Анна скривилась, от чего стало понятно, что детей у неё с Андреем не было. Через несколько часов мужики отпросились покурить, некурящие отправились в уборную.

Когда я вышел из туалета, встретил Анну, она остановила меня, чтобы поговорить. Мы отошли в сторонку, и вдруг из холодной статуи она превратилась в огненную женщину. Обвила мою шею и сказала, что всё это время любила только меня. Её горячие губы стали жадно целовать меня. Алкоголь бурлил в крови, страсть захватила меня, я обнял её красивое тело и понял, что она мне не безразлична. Через секунду, опомнившись, я оттолкнул Анну. Она стала умолять выслушать её. Быстро и много говорила о том, что жалеет о браке с Андреем, который способен только поднимать стаканы, мечтает вернуться к тому самому дубу, где впервые встретила меня. Уверяла, что бездарно прожила свою жизнь и готова начать всё сначала. За нас она уже всё придумала. По её плану Андрей должен был помочь перевести меня на службу на Северный флот, потом Анна говорила, о квартире, которую снимет для нас, там мы должны были встречаться несколько раз в неделю…

Я понял, что мне уготовили роль любовника, который будет украшать унылые будни заевшейся особы, уставшей от роскоши и амуров на потолке своей квартиры. Я возмутился, назвал её дрянью. В ответ она рассмеялась и сказала, что дала мне единственный шанс вырваться из камчатской сверхдальней дыры и почувствовать себя настоящим мужчиной рядом с богиней, а не с этой провинциальной дурочкой, с которой живу. Мне стало противно даже от одной мысли, что когда-нибудь прикоснусь к этой женщине. Стерев её помаду со своих губ, я предложил Анне найти себе кобеля в другом месте и отправился за стол. Леля была всё так же весела, но вдруг пристально посмотрела на меня. Никогда прежде я не видел такого ледяного взгляда. Я попытался поцеловать её, она отстранилась и сказала, что нам нужно поговорить, но не на людях, а в номере. До конца вечера я испытывал странное волнение. Перед расставанием мы с друзьями обменялись адресами, телефонами и пообещали созваниваться.

В такси до гостиницы мы с Лелей ехали молча. В номере она первая начала разговор, заявив, что разводится со мной. Много терпела от меня выходок, никогда не слышала слов любви, чувствовала мой холод, но надеялась, что её любви хватит на двоих. Теперь, когда она увидела мой поцелуй с чужой женой, поняла, что измены терпеть не станет. Мои попытки пересказать диалог с Анной Леля всячески пресекала. Подошла ко мне, влепила крепкую пощечину и сказала, что ненавидит и жалеет, что вышла за меня замуж. Собрала вещи, забрала свой билет и отправилась в аэропорт, я просил не горячиться, утром всё еще раз обсудить. Вместо тихой приятной девчушки передо мной стояла разъяренная фурия, по глазам которой я понял, что сейчас она готова убить, я отошел от двери и выпустил её.

Домой мы вернулись порознь. К моему приезду жена успела вывести вещи. На следующий день в дверь раздался звонок, я подумал, что Леля передумала, поспешил открыть дверь, но на пороге стоял тесть Олег Степанович. Он вошел без приглашения. Выяснять отношения не стал, сказал лишь: «Как мужика я тебя не осуждаю, сам грешен, но как от отца понимания не жди. Оля – единственное мое дитя, мне больно видеть, как она плачет и страдает, не появляйся больше в её жизни, сыну помогать не стоит, у меня есть силы поставить на ноги единственного внука, так что давай по-хорошему оформим развод и забудем, что ты когда-то был в нашей жизни…»

Выдвинув ультиматум, Олег Степанович вышел из квартиры. Я рухнул в кресло и стал размышлять. Когда-то я жалел, что взял в жены нелюбимую женщину, а теперь понимал, что она и есть моя судьба. Мне действительно стало стыдно за свое отношение к ней. На самом деле я ни разу не сказал ей слов любви, не говорил, какая она очаровательная, привлекательная, заботливая и нежная, не благодарил за семью, сына и новым смыслом, которым она наполнила мое существование.

Мой дом без неё опустел, а я снова будто осиротел. Теперь я был уверен, что больше скучаю не по сыну, а по моей маленькой медицинской сестричке, так бережно охранявшей мою жизнь. Я вдруг вспомнил себя в том самом поезде, который навсегда увозил меня из родного поселка, свое одиночество от мысли о потере родителей. Тогда судьба сделала меня сиротой, а теперь я сам разрушил всё то, что было подарено свыше. Мне действительно повезло и на службе, и в любви. Но теперь я почувствовал, как удача покидает меня. Глаза мои увлажнились и по щекам покатись слезы. Но раскисать я не собирался. Решил бороться за свое счастье…

Мне пришлось проявить всю свою фантазию, чтобы снова завоевать доверие жены и её родителей. Научиться говорить нежные слова любви, в которых уже сам испытывал потребность. Не сразу, но Леля простила меня, снова вернув мне свет, тепло и счастье. Несмотря на ту историю, она по-прежнему любила Санкт-Петербург и считала его самым красивым городом нашей страны. Когда друзья предложили собраться на пятнадцатилетие выпуска из «желтого монастыря», она, не колеблясь, отправилась со мной, точно зная, что всем сердцем любима. Однако в ресторане не теряла бдительность и весь вечер не сводила с меня глаз. На празднике я предложил тост за настоящих офицерских жен, готовых разделить все тяготы непростой жизни своих мужей, красивых женщин, ставших любящими и заботливыми мамами, хранительницами семейного очага. Тост понравился всем, кроме одной ухоженной экстравагантной особы, раньше всех покинувшей праздник…

 Ариша ЗИМА