«Средь суеты и рутины бумажной в каждой судьбе возникает Однажды…»

Моя мама всю жизнь куда-то спешила. Она родилась семимесячным ребёнком, с детства не могла усидеть на месте, в юности увлекалась подвижными видами спорта, в обыкновенной жизни передвигалась только бегом. Учиться мама не любила, хорошие отметки в школе получала благодаря спортивным достижениям. Не обращая внимания на характер дочери, родители мамы мечтали получить в доме ещё одного учителя истории, которыми сами являлись, но неусидчивое чадо с треском провалило вступительные испытания в институт. Быть иждивенкой мама не хотела, поэтому после неудачных экзаменов отправилась работать помощником пионервожатого в детский спортивный лагерь. Там она влюбилась в повара по имени Семён, который был старше мамы на пять лет, от него забеременела и вскоре после свадьбы родила моего брата, которому дала имя Алексей.

Маленький ребёнок изменил жизнь суматошной мамы, но не стал объединяющим звеном между абсолютно разными людьми. Через три года совместной жизни молодая семья распалась. Спокойный, уравновешенный Семён, устав от домашних скандалов и претензий супруги по поводу скучной и неинтересной жизни, увлёкся другой женщиной и ушёл из дома. Новой избранницей повара оказалась воспитательница детского сада, куда ходил маленький Лёша. Любовница была старше Семёна на десять лет, жила в частном доме, который достался ей от бабушки, была обладательницей тихого голоса и покладистого характера.

Поступок Семёна сильно ранил маму. После развода она решила стереть из памяти всё, что было связано с неудачным браком, и решилась на смену места жительства. Родители пытались успокоить своенравную дочь, просили не спешить с переездом, но уязвлённая женщина, собрав небольшие пожитки, уехала из родного города.

Сложности, с которыми пришлось столкнуться одинокой женщине без жилья, образования и профессии на чужбине, с ребёнком на руках, мне неизвестны. Я родилась в начале девяностых годов, когда маме исполнилось тридцать два года. К тому времени у неё была трёхкомнатная кооперативная квартира, японский микроавтобус и торговая точка на рынке по продаже постельного белья. Отца своего я не знала, но, судя по своей смуглой коже и чёрным кудрявым волосам, ещё в раннем детстве я поняла, что он был из другой страны. В детском саду меня дразнили шоколадкой, но дома называли арабской принцессой.

Мама всем сердцем любила своих детей, но старший брат, которому к моменту моего рождения исполнилось четырнадцать лет, часто обижался, когда мне доставались самые лакомые кусочки любых блюд, покупались обновки и дарилось, по его мнению, больше внимания и тепла, чем ему.

Опытная предпринимательница сама ездила за товаром в Турцию и торговала им в любую погоду, оставляя маленькую дочь на старшего сына. Лёша с рождения заботился обо мне, стирал и гладил пелёнки, водил в детский сад, лечил от любых недугов. В нашем доме часто собирались шумные компании, состоящие из весёлых подруг мамы, с кем она работала на рынке. Женщины любили выпить и вкусно закусить, а наутро приводили себя в порядок и шли работать по двенадцать часов за прилавком, чтобы обеспечить своим детям достойную жизнь.

К своим родителям мама ездила неохотно, при встрече старалась меньше говорить и долго не задерживалась в родном доме. Внуков бабушка с дедушкой почему-то не любили принимать. Мама не спрашивала про жизнь учителей истории, они не интересовались курсом валют и спросом на турецкий текстиль. Разные интересы, жизненные приоритеты и место жительства отдалили маму от родителей. По сути, это были далёкие и чужие друг другу люди. Даже когда маме диагностировали рак груди, она не стала делиться этой новостью с родными. Единственный человек, которому она могла открыть свою душу, был Лёша.

После окончания школы он поступил в лучшую финансово-экономическую академию нашего города. Алексей мечтал уехать в столицу, чтобы работать в крупнейшем коммерческом банке, но его планам не суждено было сбыться. Получив заключение врача, содержащего страшный диагноз, мама стала готовиться к дорогостоящей операции и лечению. Чтобы не выдёргивать деньги из товарооборота, она решила занять нужную сумму у своей приятельницы, содержащей соседнюю лавку на рынке. Долг мама взяла в долларах США и прогадала, поскольку в нашей стране грянул дефолт, когда доллар буквально за сутки подорожал в четыре с половиной раза.

Операция оказалась неудачной, восстановить здоровье у мамы не получилось. В счёт уплаты долга ей пришлось за бесценок распродать остатки товара и отдать своё торговое место на рынке той самой приятельнице, которая одолжила деньги. Так мама лишилась своего бизнеса, но оптимистичная, шустрая женщина не теряла надежды вновь открыть своё дело, однако метастазы стали стремительно разрушать организм молодой женщины. Когда мне исполнилось шесть лет, а Лёша отметил двадцатилетие, мамы не стало…

Я смотрела фильмы, где погибали люди, искренне переживала за киногероев, потерявших близких, но, услышав новость о смерти мамы, не знала, как себя вести и что нужно делать. Подготовкой похорон занимался Алексей. Бабушка приехать не смогла – она ухаживала за дедушкой после инсульта. Соседи предложили взять меня к себе на несколько дней, но брат был убеждён в том, что мне необходимо присутствовать на похоронах. Подружки мамы договорились с заведующей столовой, расположенной на территории рынка, чтобы провести там поминальный обед. Все вокруг плакали, причитали, жалели меня, но я не знала, что сказать в ответ. Алексей был угрюмым, собранным и молчаливым. Вечером перед похоронами он, как обычно, зашёл в мою комнату, присел на краешек кровати и сказал, что завтра будет очень трудный день, перед которым нужно крепко выспаться. Видя измотанный вид брата, я не стала задавать лишних вопросов, но из-за свирепой метели и пурги ещё долго не могла уснуть.

Утром непогода улеглась, но небо по-прежнему было серым и тяжёлым. Мы молча оделись, выпили чай с бутербродами и, дождавшись подругу мамы тётю Олю, которая сама водила машину, отправились с ней в морг. По дороге все молчали, тишину нарушали только всхлипывания водителя и шум двигателя, с трудом преодолевающего снежные заносы на трассе.

Когда мы подъехали к одноэтажному зданию, тётя Оля предложила оставить меня в машине, но Лёша снова настоял на моём присутствии. Зайдя в предбанник помещения, я почувствовала невероятный холод и необъяснимый страх. Мне захотелось прижаться к брату, но он был сильно напряжён и сосредоточен. Когда четверо крепких мужчин, одетых в белые халаты, вынесли гроб, я заглянула вовнутрь и увидела белоснежное лицо мамы с чёрно-синими губами и пятнами за ушами. Страх и ужас охватил мою душу. Неожиданно для себя я закричала в голос и зарыдала навзрыд. Тётя Оля обняла меня и прижала к себе. Мужчины, не обращая внимания на мою истерику, продолжили движение, чтобы поставить гроб в большую чёрную машину, стоящую у выхода, в которой уже висели огромные венки из искусственных цветов. Алексей скомандовал, чтобы я следовала за ним и села в катафалк, но тётя Оля что-то резко сказала брату и забрала меня к себе в машину.

Пока мы ехали на кладбище, она успокаивала меня, говорила про бессмертие души и прочую абракадабру, которую я слышала впервые. Заливаясь слезами, тётя Оля обещала помогать нам, но объяснила, что теперь я должна во всём и всегда слушаться брата, потому как он отказался отдавать меня в детский дом и все хлопоты по моему содержанию и воспитанию взял на себя…

Подробности того разговора я не помню, в памяти осталась лишь острая боль в груди, которая появилась со дня похорон мамы. Несколько раз Лёша проверял работу моего сердца у врачей, но те растерянно разводили руками и утверждали, что я абсолютно здоровый ребёнок. Со временем боль притупилась, давая возможность нормально дышать, но никогда не исчезала совсем.

Вскоре мы привыкли жить вдвоём. Чтобы платить за учёбу, Лёша устроился работать таксистом. Пока мама болела, она настояла, чтобы сын получил водительское удостоверение. После оформления всех документов брат сел за руль микроавтобуса, доставшегося в наследство, и по вечерам развозил пьяную публику из увеселительных заведений. Я тяготилась постоянным одиночеством, но, окончив начальную школу, поняла, что обожаю жизнь без контроля. После окончания академии Лёша устроился работать в филиал банка, в головном офисе которого мечтал когда-то трудиться, но денег катастрофически не хватало, поэтому от вечерней работы таксистом он не отказался.

Пока Алексей работал, я приглашала домой подруг, с которыми мы смотрели мультфильмы и просто наслаждались свободным временем без родительского присмотра. Зная любовь брата к чистоте и порядку в доме, я успевала мыть посуду и выносить мусор к его приходу. С пятого класса я вела два дневника: один предназначался для школы, другой – для брата. На родительские собрания он не ходил, поскольку всё время работал. Глядя на оценки в дневнике, он свято верил в мою успеваемость. Только когда в седьмом классе меня решили отчислить из школы за прогулы и плохие отметки, понял, что я его нагло обманывала. Алексей смог уговорить директрису не выгонять из учебного заведения бедную сиротку, но с тех пор контролировал каждый мой шаг, что сразу стало раздражать меня. В доме начались настоящие скандалы с битьём посуды и выбиванием дверей. За двойки брат стал наказывать меня запретами смотреть телевизор, ходить в кафе, на выходные запирал в комнате, пряча ключи. В ответ я сбегала из дома. Могла несколько дней болтаться у подруг. Иногда толкала спички в скважину замков входной двери. Нарочно курила на балконе, оставляя пепел и окурки сигарет на видном месте. В приступах сильных обид сокрушалась о том, что осталась жить, заключённая в эту крепость вместо детского дома, где, по моему мнению, царили любовь и свобода.

Брат никогда не поднимал на меня руку, но однажды после моего очередного выпада он взбесился и закричал, что ненавидит мать за её бездарно прожитую жизнь, отсутствие отношений с отцом, за пьянки и гулянки. Он обвинял маму в том, что она родила меня с мозгами набекрень от турецкого альфонса, а сама умерла. Услышав эти гадкие слова о маме и себе, я набросилась на брата с кулаками, он отшвырнул меня и влепил увесистую пощёчину, от которой я потеряла равновесие. Слёзы брызнули из моих глаз. Я вскочила на ноги и убежала в свою комнату. Лёша выругался матом, громко хлопнул входной дверью и ушёл из дома, снова оставив меня одну. Он вернулся ночью сильно пьяным, в таком состоянии я его никогда не видела. Едва переступив порог дома, он завалился в коридоре, кое-как добрался до спальни, где я помогла ему раздеться, укрыла одеялом и отправилась спать в свою комнату.

Когда я легла в постель, вдруг задумалась о брате. В будущем году ему должно было исполниться тридцать лет, к этому времени он не создал свою семью, а возился только со мной, стараясь обеспечить меня всем необходимым. Алексей не смог воплотить главную мечту всей жизни: он не уехал в Москву, остался здесь, но, как и я, был одиноким, несчастным человеком. Мне вдруг стало жалко его и стыдно за свои поступки. Я прожила с ним под одной крышей больше времени, чем знала маму, но никогда не интересовалась его личной жизнью, друзьями и другой информацией, которая должна сближать родных людей.

Для себя я решила взяться за ум, успешно сдать экзамены в девятом классе, поступить в училище технологий пищевых производств, в простонародье – поварское училище, на летних каникулах поработать на рыбоконсервном заводе, чтобы самой начать зарабатывать себе на одежду и пропитание.

Утром Лёша проснулся разбитый и помятый. Перед его пробуждением я сбегала в ларёк, чтобы купить минеральной воды и мороженое, которое, по мнению самодеятельных экспертов, которых я слушала по телевизору, лучше всего помогало от похмелья. Брат удивился такому проявлению заботы, извинился за вчерашний скандал и предложил помириться. Я смотрела на своего брата и понимала, что доставила ему много хлопот. Его русые виски были обсыпаны серебром, а глаза потеряли яркий свет и тепло. В ответ я тоже извинилась за свои выпады и дурной характер. Мы обнялись, я предложила позавтракать, чтобы за столом поделиться своими планами, задуманными накануне.

Алексей внимательно выслушал мои затеи, всё одобрил, кроме работы на рыбоконсервном заводе. По его мнению, там трудились хамоватые мужики, изголодавшиеся по женской ласке, и женщины, прошедшие Крым и рым. Завод находился в другом населённом пункте, до которого нужно было добираться несколько часов, располагался он в глухой местности и был небезопасен для шестнадцатилетней неискушённой девчонки. Я объяснила, что завод частично принадлежал отцу моей одноклассницы, которая собиралась летом там подработать и предлагала составить ей компанию. Подруга гарантировала нашу безопасность и уверяла, что отец щедро вознаграждает своих работников, если они не филонят и не пьют. Лёша сказал, что всё обдумает, свяжется с владельцем завода, а потом даст свой ответ.

Спустя несколько недель брат дал своё согласие на мой отъезд, но предупредил, что работа будет очень тяжёлой, правда, хорошо оплачиваемой. Я поблагодарила брата за понимание и не могла дождаться, когда учебный год завершится.

С того времени мы с Лёшей больше не ссорились, но по-настоящему близкими людьми так и не стали. Выпускные экзамены я сдала на четвёрки, за что была поощрена братом новым мобильным телефоном. В июне я забрала документы из школы и отнесла их в училище. Купила тёплые вещи для работы и отправилась на служебном автобусе на рыбоконсервный завод, где мне предстояло проработать два с половиной месяца…

Дорогу, по которой мы ехали, сложно было назвать трассой, эта насыпь, состоящая из щебня, песка и грязи, больше напоминала направление, которое петляло между деревьями и кустарниками. К моменту приезда всех изрядно укачало. Мы остановились в небольшом посёлке на берегу огромной реки. Водитель открыл двери, и пассажиры автобуса потянулись на выход, чтобы взять свои вещи из багажника. Моя одноклассница, отец которой был соучредителем завода, в последний момент отказалась ехать со мной, поэтому в автобусе я никого не знала. За три часа пути я разглядела попутчиков и отметила, что отчасти брат оказался прав, говоря о моих будущих коллегах. С одного взгляда трудно было определить их внутренний мир, но я отметила, что вокруг меня образовывалось сборище взрослых и некрасивых людей.

Из багажника я взяла свою сумку и отправилась к большому зданию, где уже толпился народ. На крыльце нас приветствовал молодой мужчина, он объяснил, что и где располагается, а также ознакомил с правилами проживания в общежитии, которое находилось около здания завода. После инструктажа все потянулись в отдел кадров для оформления документов. Старая полноватая кадровичка принимала сотрудников, не вынимая папиросу изо рта. На её губах была нанесена вульгарная малиновая помада, седые волосы отливали синим оттенком. Высокие ботфорты на шпильке, колготки в сетку и полупрозрачная водолазка, облегающая немолодое рыхлое тело, выдавали в ней модницу девяностых годов. Увидев дату моего рождения, она подняла глаза с неровно подведёнными стрелками и спросила, что мне здесь нужно. Я объяснила, что решила заработать денег на обновки. Женщина попыталась съязвить, но приступ кашля не позволил ей сказать в мою сторону гадость. Когда она откашлялась и сплюнула жуткую мокроту в мусорное ведро, снова прикурила папиросу и сказала, чтобы я спрятала ценные вещи подальше от чужих глаз. Криво улыбнулась, снова закашлялась и, протянув ключи, махнула мне рукой. Я вышла в коридор и отправилась искать свою комнату.

В ней проживали ещё две женщины лет пятидесяти. Худую брюнетку звали Кира Владимировна, рыжеволосую пампушку – Анна Ильинична. Обе разрешили звать их по имени и при общении говорить «ты», но мне было неловко проявлять панибратство к женщинам старше меня почти в три раза, поэтому я предпочла обращаться к соседкам по имени-отчеству, что вызвало у них уважение.

Из разговора я поняла, что обе будущие коллеги впервые работали на этом заводе и раньше не знали друг друга. Женщины доброжелательно отнеслись ко мне и предложили занять свободную кровать. Начальник бригады поставил нас работать в одну смену и предупредил о недопустимости конфликтов.

Моя первая в жизни работа началась в восемь утра следующего дня. Перед цехом сырой продукции нам выдали спецодежду: резиновые перчатки, сапоги и длинный фартук. Моя работа состояла в том, чтобы из потока свежей рыбы, идущей по конвейеру, была удалена мелкая рыбёшка, называемая «нестандарт». Она удалялась вручную и бросалась в огромное ведро, стоящее на полу. По мере наполнения ведро отставлялось в сторону, и заполнялось новое. Грохот движущейся ленты и холодильных установок действовали мне на нервы. Ледяная вода, которой мыли ленты транспортёра и рыбу, попадала везде, отчего в конце смены я была мокрой с головы до ног. В первый рабочий день я смертельно устала, кое-как доплелась до столовой, после ужина рухнула на кровать, словно подкошенная, и уснула мертвецким сном. Сновидения в ту ночь меня не посещали.

На следующее утро нужно было снова идти на работу, но тело ломило от вчерашнего труда. Мои соседки бодро приветствовали меня, увидев помятый вид, в голос стали громко смеяться и подкалывать дурацкими шутками. Я сползла с кровати, добралась до санузла, который находился в конце коридора, и, глянув на своё отражение, ахнула. В зеркале на меня смотрела не молодая цветущая арабская принцесса, а замученная старуха, но я не имела права сдаваться. За несколько недель работы я вошла в ритм, научилась беречь силы и без нытья справлялась с нормой, установленной для взрослых женщин. Со временем я познакомилась с соседями по этажу, но проводить с ними время не решалась. Большинство женщин собирались в пищеблоке, где любили крепко выпить и громко петь, их пошлые шутки не поднимались выше мужских гениталий. Споры и рассуждения о смысле жизни заканчивались слезами или рыданиями по несчастной бабьей доле. Те, кому удавалось найти кавалера из числа грубых, необразованных мужиков-рыбообработчиков, на ночь сбегали. Ночные утехи не раз становились темой для пересудов или драк между отвергнутыми поклонниками немолодых и некрасивых женщин. Такие развлечения были не для меня и казались отвратительными. Так что вечера я проводила в компании книг, которые брала у коменданта общежития.

Мои соседки в пищеблоковских посиделках не участвовали. Выпивали редко, и только закрывшись в нашей комнате. Зная мой возраст, алкоголь не предлагали, обе называли меня Малой. Я к ним в душу не лезла, они не трогали меня, но перед завершением трудового контракта женщины всё же решили выпытать причину моего присутствия на этом сложном и вовсе не женском производстве. Перед отъездом мы накрыли шикарный стол в своей комнате и решили с размахом отметить окончание рабочей смены. Последние деньки холодного лета заканчивались, женщины планировали остаться работать на осень, но я должна была вернуться домой.

Кира Владимировна наполнила бокалы шампанским, которое смогла-таки отыскать в посёлке, и предложила выпить за моё здоровье. Я удивилась, но спорить не стала. Пригубив шипящий напиток, я почувствовала, как пузырики ударили мне в нос и по телу разлилось приятное тепло. Анна Ильинична в обед нажарила вкусных блинов, которые предложила кушать с красной икрой нашего рыбоконсервного завода. Кира Владимировна назвала шампанское баловством, отставила бутылку в сторону и достала «родимую», так она называла водку, которую разлила по стопкам. Рыжая пампушка засмеялась и предложила компот оставить детям. После нескольких рюмок соседки почти в голос спросили про мою семью…

Я не стала томить собеседниц молчанием и рассказала всё, что помнила с раннего детства до дня, когда получила пощёчину от родного брата. Рассказывая о маме, я вспоминала её улыбку, подарки, которые она обожала дарить, и день похорон, навсегда оставивший неизгладимый отпечаток в моём израненном сердце. Женщины слушали меня, не задавая лишних вопросов. Они пили без тостов, не чокаясь, а после того как мой рассказ был закончен, предложили выпить за брата. После чего наступила тишина, которую я боялась нарушить. Анна Ильинична вдруг закрыла руками лицо и горько заплакала. Мы стали успокаивать впечатлительную пампушку, но сделать это было непросто. Женщина долго не могла прийти себя, а когда успокоилась, рассказала, что в возрасте шести лет попала в детский дом.

Она была поздним ребёнком у своих родителей, старшего брата Анна Ильинична почти не знала. К моменту её рождения он учился в институте в другом городе. По рассказам её мамы, брат был отличником и планировал стать послом в какой-то стране. К родителям он приезжал редко, к ним особой тяги не испытывал. Когда Анне Ильиничне исполнилось шесть лет, её родители попали в автокатастрофу и погибли на трассе до приезда скорой помощи. Её брат на похороны приехать не смог, по словам соседей, он сдавал государственные экзамены. Когда сын погибших родителей «нарисовался», он быстро распродал мебель, вещи родителей и забрал маленькую сестричку с собой. Она думала, что будет жить вместе с братом, но ошиблась. Через несколько дней он отвёл малышку в детский дом, объяснив, что по роду службы уезжает из Советского Союза и просит опытных людей присмотреть за сестрой. Он пообещал ей вернуться через год, чтобы забрать к себе, но больше никогда не появлялся в жизни Анны Ильиничны. Потом она рассказала про все ужасы детдомовской жестокой голодной жизни, от которых меня бросало в дрожь, снова, не чокаясь, выпила содержимое стопки и замолчала, вытирая слёзы с лица.

Кира Владимировна достала пачку папирос и, подойдя к открытому окну, закурила. «Ко мне тоже судьба была неблагосклонна…» – начала свой рассказ молчаливая брюнетка. В молодости она любила мужчину, который стал ей мужем. До рождения ребёнка их роман был образцом любви, верности и нежности, но после того как в доме появилась малютка, в мужчину словно вселился бес. Его раздражало абсолютно всё: детский плач, пелёнки, которые сушились по всей квартире, вечно замотанный вид молодой мамаши и отсутствие внимания, так необходимого свежеиспечённому отцу. Вскоре супруг загулял и бросил женщину с годовалой дочерью, оставив их без средств к существованию. Со временем раны затянулись, стали появляться мужчины, способные подарить тепло и заботу. Самый настойчивый и умелый в постели получил право быть сожителем Киры Владимировны. Первые годы безоблачного счастья придавали уверенность в правильности выбора, но потом она стала замечать странное поведение дочери в присутствии отчима. Когда он входил в дом, девочка замолкала и замыкалась в себе. На все расспросы она отнекивалась и просила маму выгнать этого урода из дома. Наивная женщина списывала негативное настроение дочери на подростковый период развития девочки, пока однажды не пришла домой раньше обычного времени. Кира Владимировна сделала затяжку и замолчала. «Он изнасиловал вашу дочь?» – робко спросила я. «Нет, – со слезами в голосе ответила брюнетка, – не успел. Я остановила этого негодяя и убила его, ударив утюгом по голове…»

В комнате вновь наступила тишина. Защитница дочери потушила папиросу и продолжила рассказ о том, как побывала в СИЗО и познакомилась с миром, который видела лишь в кино. Ей достался порядочный адвокат, предоставленный властью бесплатно, благодаря которому обвинительный приговор судьи содержал условный срок, но мать погибшего обратилась в гражданский суд с требованием компенсировать потерю любимого сына. Несмотря на то, что родственники долгие годы не общались друг с другом, суд встал на сторону забулдыги и обязал Киру Владимировну выплатить несостоявшейся свекровке кругленькую сумму. После вынесения приговора коллеги по работе жалели женщину, но трудиться с убийцей отказались, заставив написать заявление об увольнении по собственному желанию. Для оплаты долга ей пришлось найти место, где вопросы о прошлом никто не задавал. Дочь осталась жить у соседки, но обещала хорошо учиться, чтобы мама могла ею гордиться. Женщина замолчала, мы все погрузились в тяжёлые мысли и воспоминания…

Перед поездкой на завод я уже осознала, как сильно вымотала брата, но всё равно считала себя самым несчастным человеком на свете. Я ненавидела свою судьбу, лишившую меня родителей, материнского тепла и семейного счастья, но после услышанных историй поняла, как ошибалась. В моей голове появилась бескрайняя благодарность к единственному родному человеку, который сохранил мою душу и ради меня отказался от своей мечты. Слёзы невольно текли из моих глаз. Я потянулась за салфеткой и случайно уронила стакан, из которого пила шампанское. Бокал разлетелся вдребезги. Резкий звук битого стекла развеял гнетущую обстановку в комнате, мы засмеялись и хором произнесли: «На счастье…» Собрав осколки, наша тёплая компания поменяла тему разговора и продолжила пировать. На следующий день, получив приличный расчёт, я уехала домой.

С тех самых пор наша жизнь с Алексеем сильно изменилась. Он гордился моими успехами в училище, я поощряла его походы на свидания. Через несколько лет мы успешно разменяли квартиру мамы на две, расположенные в соседних домах. Лёша встретил женщину Ларису, которая стала его женой. Она не понравилась мне, но выбор брата я не имела право обсуждать. Со временем у них родились две дочери, которыми с момента появления занимался только молодой отец. Домашние хлопоты Лариса не любила, её пленили развлечения, наряды и вечеринки, но она обожала своего супруга и боготворила дочерей, за что ей можно было простить любые слабости.

Свою личную жизнь я не спешила устраивать. Красивые речи молодых парней меня не впечатляли, в них я слышала фальшивые ноты и пошлый подтекст. Я не знала, как правильно выбрать мужчину, не представляла, как буду жить под одной крышей с чужим человеком, но, как и все, мечтала выйти замуж раз и навсегда. К сожалению, этому желанию не суждено было сбыться. Как и мама, я родила двоих детей от разных мужей. Семейная жизнь не принесла мне радости и длилась недолго, лишь материнство наполнило душу теплом и нежностью. Возвращаясь домой после рабочего дня, я вижу две пары родных и любимых глаз, которые с восторгом встречают меня у порога. Мои сыновья в голос кричат: «Ура!!! Мама пришла!» – и моё сердце ликует от счастья.

С отцами своих детей отношения я не поддерживанию, воспитываю их одна. Возможно, моим сыновьям не хватает мужского крепкого плеча, но я предпочитаю вырастить их в спокойной и душевной обстановке, без пьяных выходок первого мужа и неуёмного желания распускать руки второго. Глядя на другие семьи, я понимаю, что сама выбрала не самых достойных мужчин и виновата в своей слепоте, но горе-спутники подарили мне лучшие подарки в мире, навсегда окружив хорошенькими ребятишками. В моей душе больше нет обиды на судьбу, лишившую мамы, которая не успела научить меня любить и быть любимой, есть лишь одно желание – сохранить благополучную жизнь и здоровье всей моей семье…

Возможно, я когда-нибудь заработаю своё женское счастье и встречу настоящую любовь всей жизни, но пока с душевными экспериментами покончено. Теперь я заморозила своё сердце для любви, чтобы не испытывать вновь душевные муки и страдания. Но, надеюсь, оно когда-нибудь оттает и после долгой зимы обязательно наступит долгожданная весна…

Ариша Зима,
член Союза писателей России