«Средь суеты и рутины бумажной в каждой судьбе возникает Однажды…»
История моей семьи началась с рождения прабабушки Анны Степановны. Она появилась на свет в 1920 году и воспитывалась в детском доме города, расположенного на берегу реки Ангара. Своих родителей она не знала, по настоянию воспитателей искать не стремилась, родных и близких не имела. Анна Степановна закончила только четыре класса и с тринадцати лет бралась за любую работу. Она научилась запрягать лошадей, в соседнем совхозе весной развозила на телеге навоз, а летом и осенью собирала там урожай. На очередной посевной встретила бравого комсомольца Ефима Егоровича и отправилась за своим мужем жить в Брянскую область, где вскоре родила сына Никиту и дочь Нину, которая со временем стала мамой моей мамы. Страшные годы войны надолго разлучили молодых возлюбленных. Прабабушка Анюта осталась одна с двумя детьми на оккупированных немцами территории. Её деревня в скором времени превратилась в руины, залитые кровью односельчан и партизан, но она чудом смогла сохранить жизнь себе и своим детям. Ефим Егорович вернулся с войны в конце 1945 года, был изранен, искалечен и контужен. Он прожил без малого один год и умер на руках у любящей жены. Так прабабушка Анюта снова осталась одна. Через несколько лет молодая вдова смогла завербоваться на работу на Дальний Восток.
Я часто слышала истории про переезд семьи на новое место жительства, но еще долго удивлялась мужеству и оптимизму моей родной прабабули, которая одна с маленькими детьми целый месяц тряслась в холодном товарном вагоне, обогреваемом хилой буржуйкой. Но наша путешественница в конце всех рассказов говорила: «Милая правнучка, за этот месяц я увидела столько красивых мест! И поняла, какая у нас красивая и большая страна». Тогда для неё чудом был хлеб без плесени, сгнившая капуста не выбрасывалась, а шла на солянку, картошка считалась лакомством. Вспоминая жуткий голод, прабабушка Анюта до конца своих дней никогда не выбрасывала черствый хлеб, сушила его на сухари и хранила в ситцевой наволочке, на балконе держала запас консервов, никогда не курила, но папиросы и спички хранила в ящике со специями. Она умела радоваться мелочам и всегда говорила, что страшнее голода бывает только смерть близких людей, на которую прабабушке пришлось насмотреться во время войны и после неё.
Сын прабабушки Анюты Никита, отучившись семь классов и получив водительское удостоверение, устроился работать в леспромхоз шофером, но из-за несчастного случая не дожил до двадцатилетнего возраста. Он не успел жениться и не оставил после себя потомство. Так женщины снова остались без мужского плеча. Дочь Нина (моя бабушка) закончила десятилетку, отправилась работать на жестянобаночную фабрику в бригаду к матери, где трудилась порой в две смены. Женщины работы не боялись, вместе жили в общежитии барачного типа и мечтали когда-нибудь оказаться в Москве и увидеть Красную площадь. Когда Нина из гадкого утенка превратилась в прекрасную девушку, за ней стал ухаживать выпускник морского рыбопромышленного техникума. Красивый перспективный парень по имени Борис сразу приглянулся Александре Степановне. Однако этот союз семья Бориса не признала. Сама мысль, что их единственный сын может связать судьбу с какой-то лимитой, вызывала у мамы Бориса, чопорной секретарши районо (районное отделение исполнительного комитета), гнев и возмущение. Чтобы не ударить в грязь лицом, для знакомства с родителями будущего жениха Анна Степановна на сэкономленные деньги купила отрез черного кримплена и, заплатив соседке по общежитию приличные деньги, заказала для дочери пошив платья. Для торжественности наряда сама связала белые кружева крючком, пришила их вокруг горловины изделия и на манжеты. Такое платье подходило для любого случая: если снять кружева, оно становилось повседневным, если пришить вновь изящный плетеный акцент, можно было отправиться на торжественное мероприятие. Платье оказалось впору и безумно понравилось будущей невесте. В качестве последнего украшения Анна Степановна подарила дочери нитку белого жемчуга. Она объяснила, что смогла сохранить эти бусы, подаренные отцом Нины. Разодетая невеста очаровала родителей жениха, вскоре они дали свое благословение на брак. На свадьбе бабушка Нина надела то самое украшение, которое осталось от отца, и всю свою жизнь хранила этот достойный подарок. Родив дочь Татьяну (мою маму), бабушка Нина решила подарить жемчуг ей. Когда на свет появилась я, всем стало понятным имя будущей обладательницы семейного украшения. Не дожидаясь совершеннолетия, я тайком пробиралась в комнату мамы и примеряла бусы на себя. Когда долгожданное время настало, я с трудом скрывала радость, что наконец-то имею право открыто носить любимое украшение…
У бабушки Нины и дедушки Бориса родилось двое детей. Первой на свет появилась моя мама Татьяна, через три года родился её брат Евгений. Когда ребятишки были еще маленькими, деда Бориса не стало. Судно, на котором он работал, перевернулось. Стихия забрала с собой нескольких моряков, включая моего деда. Единственным мужчиной остался мой дядя Женя, которому тоже была уготована трагичная судьба. Он умер от туберкулеза легких в возрасте шестнадцати лет.
Мой отец, услышав историю семьи своей невесты, почувствовал какое-то проклятье и, не став дожидаться рокового стечения обстоятельств, просто исчез, когда мама была на третьем месяце беременности мной. Так с самого рождения меня окружали только женщины, которых я любила всем сердцем, а они без ума любили меня. К моменту моего появления на свет ударницам жестянобаночной фабрики, где трудилась моя мама, выделили большую просторную квартиру. Мама получила должность бригадира, а прабабушка Анюта решила уйти на заслуженный отдых, чтобы сполна насладиться воспитанием и образованием своей правнучки. С ранних лет я ходила в музыкальную и художественную школы, занималась танцами. Раньше всех в классе научилась читать и писать, наизусть «шпарила» огромные поэмы, с легкостью познавала новые науки и окончила школу с золотой медалью. В семье все городились мной. Медаль висела на почетном месте в гостиной, дипломы и кубки украшали огромный сервант чехословацкого происхождения. Всё самое вкусненькое отдавалось только мне, на одежде не экономили, хлопоты по дому делили между собой, уберегали от уборки и прочего труда, негативно влияющего на руки талантливой пианистки. Но мои подружки жили по-другому: дома они мыли посуду, выносили мусор, чистили картошку, ходили в детский сад за своими младшими братьями и сестрами, при этом обязаны были хорошо учиться, чтобы избежать родительской ругани и подзатыльников. Иногда я хотела, чтобы в моей жизни появился братик или сестренка, но я понимала, что тогда перестану быть единственным цветочком в доме, ради которого крутится всё вокруг.
Замуж мама так и не вышла, но по новым украшениям в её шкатулке и вечерним задержкам с работы я понимала, что мужчины в её жизни всё же присутствуют. Прабабушка Анюта и бабушка Нина никогда не стремились обрести своих половинок. Каждая из них утверждала, что повторить былое счастье просто невозможно, а принимать кого попало сил уже больше не было. Мне нравилось наше женское царство, но со временем я стала мечтать о создании семьи и рождении дочери, которой бы передала фамильное украшение. Однако учеба в университете порой не давала времени даже на сон, не говоря о флиртах или романах. Я хотела встретить того самого единственного мужчину, с которым должна была прожить всю жизнь и закончить её в глубокой старости на лавочке своего дома, но несерьезные студенты моего экономического факультета на эту роль вовсе не годились. На дискотеки я не ходила, по вечерам занималась музыкой либо учебой. Мне нравилось играть классические произведения в компании своих любимых женщин, которые всегда спорили, с какой композиции начать очередной импровизированный концерт. Иногда мы смотрели старые фотографии. Я заслушивалась историями о традициях, устоях страны, которой к тому времени уже не существовало, и ясно представляла жизни людей, оставшихся в памяти рассказчиц молодыми. Однажды мне вдруг захотелось заняться поиском родни прабабушки Анюты. Анна Степановна, услышав мою затею, посмеялась и рассказала, что детский дом расформировали еще до войны, а после неё здание было уничтожено, архивы утеряны. Она поцеловала меня в щеку и попросила не заниматься ерундой, поскольку вся моя семья помещалась в этой квартире. Я сделала вид, будто успокоилась, но, обладая упрямым характером, решила спустя время вернуться к этой теме.
Через несколько месяцев прабабушка Анюта должна была отпраздновать свое восьмидесятилетие. Каждый из нас хотел преподнести какой-нибудь сюрприз имениннице. Спрашивать про подарок было бессмысленным занятием: Анна Степановна наотрез отказывалась произнести вслух свои пожелания. Поэтому мы были вынуждены ломать голову над подарком самостоятельно. Не посоветовавшись с родней, от себя я купила красивую шаль с кистями, а для праздничного стола решила надеть черное кримпленовое платье с белыми кружевами, которое купила на очередной распродаже. Оно было как две капли похоже на то, в котором бабушка Нина была почти на всех черно-белых фотографиях. Надев любимую нитку белого жемчуга, я мечтала погрузить моих бабуль в атмосферу того времени, когда они были молодыми. Едва не выдав свой замысел, я с трудом дождалась праздничного ужина. Когда все расселись по местам, я последняя зашла в гостиную, встала в самом центре и стала ждать комплиментов и слов умиления, но вместо этого бабушка Нина и прабабушка Анюта, словно по команде, расплакались. Мы с мамой ничего не поняли и перепугались. Я разрывалась между бабулями и не знала, что делать. Когда волна переживаний схлынула, мне наконец-то удалось выяснить причину столь ярких эмоций…
Первой успокоилась бабушка Нина. Она рассказала, как любила то черное платье, которое получила в дар от своей мамы, но надевала его лишь потому, что другого платья у неё не было. Весь гардероб женщины состоял из рабочей одежды и трикотажного спортивного костюма. Денег катастрофически не хватало на детей, о себе ей думать не приходилось. Раннее вдовство и куча проблем многие годы не позволяли покупать обновки. На вопрос, сколько оно прослужило хозяйке, бабушка Нина снова всплакнула и сказала, что была вынуждена отдать любимое платье заведующей детским садом, куда нужно было устроить детей. Свободных мест в саду не было, заведующая намекнула на вознаграждение. Денег на взятку семья не имела – оставались долги за похороны деда Бориса, а детей оставлять было не с кем. Так заветное платье попало к другой хозяйке, оставив в сердце бабушки горькие воспоминания. Я пожала плечами и толком не поняла: разве стоит так убиваться из-за шмоток. Потом посмотрела на прабабушку Анюту, которая, успокоившись, бездумно смотрела в одну точку, покачивая головой, и просто молчала. Я погладила её по спине и предложила вернуться к главной теме нашего вечера. Посмотрев на меня, она сказала, что готова открыть самую главную тайну своей жизни. Усмехнувшись в душе, я подумала, что буду слушать очередную историю о ворованной муке в послевоенные годы, но сделала вид, будто заинтригована будущим признанием.
Прабабушка Анюта глубоко вздохнула и снова стала вспоминать про брянские леса, каторжный труд, массовые расстрелы, пожары, бесконечный голод и болезнь легких своего старшего сына. Она описала, как боялась немецких иродов, способных на любую низость и жестокость. Но, видя, как сын тает на глазах, ночью решила пробраться в дом, где немцы организовали лазарет, и попытаться украсть хоть какие-то лекарства, а может, просто еды. Дождавшись, пока очередная попойка фашистов закончилась, она обмотала голову платком и почти ползком отправилась за добычей. Обойдя вокруг дома, она, не увидев свет в окнах, тихонько вошла в сени, оглядевшись, обнаружила шкаф, в котором, судя по всему, хранились лекарства. Оглядев содержимое бутылочек, Анна Степановна поняла, что не может прочесть надписи на чужом языке, стала трясти их, и вдруг за спиной услышала мужской голос. Ужас сковал её тело, она боялась даже пошевелиться, но мужчина резко схватил её за руку и повернул лицом к себе. На ломаном русском он спросил, что ей было нужно. Прабабушка Анюта, понимая, что сейчас может лишиться жизни, стала умолять не стрелять. Она говорила про больного сына и лекарства, которые были ему необходимы. Мужчина потребовал проводить его к ребенку. Анна Степановна понимала, что может получить пулю в лоб, но, приняв безысходность своей судьбы, подчинилась и привела врага в свой сарай. Мужчина стал щупать сына, послушал его легкие и сказал, чтобы она сидела тихо. Вернулся через четверть часа и напоил малыша какой-то микстурой. Потом обратился к измученной женщине и предупредил, что завтра ночью придет проведать маленького пациента. Он стал приходить каждую ночь, и через неделю Никитке полегчало, через две он окончательно поправился. Лекарем оказался немецкий доктор Генрих, который тайком от своих солдат и офицеров решил помочь русской женщине и её безнадежно больному ребенку. В знак благодарности Анна Степановна стала его любовницей и вскоре забеременела. Фашисты в обязательном порядке делали аборты русским женщинам, за исключением тех, кто беременел от немцев. Генрих объяснил, что приходится отцом ребенка русской женщины, поэтому её не тронули, даже освободили от части работы в поле и давали небольшой паек. В назначенное время родилась девочка. Прабабушка Анюта посмотрела на бабушку Нину и, глядя в глаза, сказала: «Ниночка, это родилась ты…» Мы все были в шоке и некоторое время не могли прийти в себя. «Этого не может быть!» – вдруг вскрикнула бабушка Нина. Стала упрекать Анну Степановну в старческом маразме, сбегала за паспортом и, тыкая в раздел «год рождения», требовала объяснения этой глупой истории. Прабабушка Анюта попросила успокоиться и продолжила, что дочку родила не в 1941 году, как указано в паспорте, а в1943 году. Бабушка Нина не унималась и стала спорить и кричать, что просто не может быть дочерью фашиста, потому что с рождения похожа только на своего отца Ефима Егоровича, она уверяла, что помнила его, потому что к моменту окончания войны ей было четыре года, а не два. Мы с мамой попросили успокоиться разгневанную бабушку Нину, чтобы дослушать историю до конца.
Анна Степановна немного помолчала и продолжила. После освобождения Брянщины от фашистской оккупации Генрих был расстрелян партизанами. Буквально перед смертью он поблагодарил Анну Степановну за дочку и подарил ту самую нитку жемчуга, которую женщина смогла сохранить, невзирая на голод и трудности жизни после войны. Оказывается, это украшение принадлежало роду семьи Генриха, и перед началом войны было передано его матерью как талисман, предназначенный для сохранения жизни молодого врача.
После окончательного освобождения деревни оставшимся в живых жителям пришлось с нуля восстанавливать свои жилища, заниматься сбором дикоросов, распахивать земли для выращивания хоть каких-нибудь сельскохозяйственных культур. Несмотря на тяжкий труд, соседям хватало времени на сплетни, пересуды и даже расправы. Первыми, кто попал под гнев освобожденных жителей, стали те, кто работал переводчиками в комендатуре у фашистов, следом шли любовницы немецких солдат. Анну Степановну снова спасло чудо. Тот факт, что Генрих не участвовал в пытках и казнях, рискуя жизнью, иногда выхаживал безнадежно больных русских детей, позволило сохранить ей жизнь. Однако, чтобы уязвить маленькую Ниночку, соседи стали звать её немецкой байстрючкой. Но Анне Степановне были безразличны «уколы» односельчан, ей нужно было жить дальше и думать, как объясняться с мужем.
Долгожданная Победа стала для всех жителей Советского Союза не просто выдающимся мировым событием, но и главным праздником каждой семьи. Все ликовали, плакали, поздравляли друг друга и верили, что вскоре снова обретут свое счастье. Когда вернулся Ефим Егорович, прабабушка Анюта, зная про пересуды соседей, решила сама рассказать всё, что случилось с ней в годы разлуки. До войны прадедушка был собранным и сдержанным человеком, после таких испытаний, получив столько увечий, он стал замкнутым молчаливым мужчиной. Всю ночь он курил в сенях, а после поблагодарил жену за спасение сына и предложил изменить дату рождения дочери, чтобы никто и никогда не смог усомниться в том, что Нина была его ребенком. После потери архивов, многим пришлось восстанавливать документы на себя и своих детей. Работа загсов только восстанавливалась, само учреждение находилось в районном центре, записи делали со слов. Так в первой метрике у бабушки Нины годом рождения стал 1941, вместо 1943 года. Дату рождения решили оставить настоящую 20 апреля. Вскоре Ефим Егорович окончательно занемог и осенью следующего года умер, забрав с собой в могилу эту тайну.
«Зачем же ты ее открыла?» – вдруг прокричала бабушка Нина. Прабабушка Анюта ответила, что хочет уйти из жизни с чистой совестью и свободным сердцем. Еще несколько минут в нашей комнате стояла звенящая тишина. Я тихонько прикасалась к бусам и не могла поверить, что на мне украшение с огромной историей немецкой рода, и в моих жилах течет их кровь. Бабушка Нина не справилась со своим гневом и обидой, встала из-за стола и пошла к себе в комнату, мама отправилась за ней. С прабабушкой Анютой мы остались вдвоем. Мне сложно было представить тот уровень ненависти к немцам, который присутствовал в каждом советском ребенке, изучающем уроки истории Великой Отечественной войны, не ясна причина вспышки гнева и ненависти бабушки Нины за свое происхождение. Мое знакомство с этим страшным периодом для страны происходило через кадры старых фильмов и рассказы прабабушки Анюты. Но её героизм для спасения сына вызывал у меня невероятное уважение. Её простил даже собственный муж, который все четыре года самоотверженно боролся с врагами русской земли, приняв как родную дочь, появившуюся на свет от порочной преступной связи, поэтому обсуждать и осуждать поступки этой сильной женщины я просто не имела права, мне хотелось поддержать прабабушку, вручить шаль и выпить за юбилей этого светлого человека.
Прабабушка пила редко, но из всех горячительных напитков предпочитала только водочку. Наполнив бокалы, я произнесла трогательный тост за крепкое здоровье своей любимой юбилярши. Пригубив напитки, мы немного перекусили. После я решила задать вопрос, который мучил меня с начала этого рассказа: «Бабушка Анюта, а ты любила его?» Она вдруг засмущалась и ответила, что, когда выходила замуж за Ефима Егоровича, была совсем девчонкой, про жизнь между мужчиной и женщиной ничего не знала. Всегда испытывала стеснение и неловкость, когда ложилась в постель. Почти сразу забеременела, после родов долго восстанавливалась, потом проводила мужа на фронт и вовсе забыла, что рождена женщиной. Немецкий врач, спасая больного сына, разглядел в ней прекрасную женщину, окружил мужским теплом и нежностью, которые смогли наполнить восторгом неопытную женщину, измотанную трудом и проблемами. Она понимала, что поступала неправильно, но отказать себе в этой радости не смогла.
Вернувшись домой, весь израненный Ефим Егорович не смог подарить счастье, о котором мечтала каждая женщина, но дочь он принял как свою, любил всем сердцем и никогда ни в чём не упрекнул жену. Анна Александровна была благодарна мужу, его благородство придавало ей сил искать в жизни иные радости. Когда Анна Степановна овдовела, поняла, что теперь должна думать только о своих детях. К сожалению, сохранить смогла только дочку достойного красивого врача Генриха, который перед смертью сказал, что будет любить своего ангела и на небесах.
Мы обнялись с прабабушкой, по моим щекам катились слезы. Из соседней комнаты вернулись мама и бабушка Нина. В открытую дверь они слышали рассказ Анны Степановны и решили поддержать её. Без лишних уговоров и слов женщины сели на свои места и предложили выпить за виновницу торжества. Вечер прошел в приятной атмосфере, без взаимных упреков, обид и разборок. Женщины пели народные песни, прабабушка вспомнила частушки с матерком, все смеялись, наконец-то похвалили моё платье, просили сохранить нитку жемчуга и старинные фотографии нашей немногочисленной женской семьи.
Это был последний вечер, когда мы все вместе сидели за одним столом. Через несколько месяцев после юбилея у прабабушка Анюты случился обширный инфаркт, после которого она прожила несколько дней и умерла в своей постели. Возможно, её сердце, всю жизнь запертое в темном чулане, не выдержало воспоминаний, нахлынувших в день собственного юбилея, быть может, оно просто устало биться без любви, но его тепла и нежности мне не хватает до сих пор…
Прошло еще какое-то время, прежде чем мы научились жить без главы нашей женской семьи. Бабушка Нина так и не признала родство с немцами, отцом до конца своих дней считала только Ефима Егоровича и в доме категорически пресекала разговоры о поисках германских корней. Вскоре я перестала спорить и погрузилась в процесс трудоустройства. Учитывая отсутствие опыта, приличную работу я смогла найти спустя несколько лет, по той же причине встретила достойного мужчину только с четвертого раза. Нашего первенца я назвала в честь немецкого прадедушки Генриха, который сохранил жизнь моей любимой Анны Степановны и дал возможность продлить свой род совсем в другой стране. Чтобы не обижать бабушку Нину, нашего сына мы назвали на русский манер Андреем. Надеюсь, череда потерь мужской половины нашей семьи минует меня, и я буду счастлива до конца своих дней, но моя душа всё еще неспокойна, ведь на свет пока не появилась новая обладательница семейного украшения. Я убеждена, что смогу родить дочь, ведь у неё уже есть имя – Анна, черное кримпленовое платье с белыми кружевами и нитка роскошного жемчуга…
Ариша ЗИМА