Вести+тв

Итак, с одной стороны. Во-первых, общество «Мемориал» создавалось в 1987 году для того, чтобы установить памятник жертвам репрессий. Все время своего существования оно вызывало негативную реакцию определенных сил.
По нынешним временам у нас товарищ Сталин, вдохновитель и организатор репрессий, – это герой всех времен, а «Мемориал» регулярно пытаются объявить иностранным агентом. Поэтому понятны опасения, что постановку монумента используют для того, чтобы сказать, что общество выполнило свою задачу и теперь должно быть распущено.
Во-вторых, «Мемориал» создал большую программу увековечивания жертв репрессий. Там установление полного списка жертв, установление мест массовых захоронений, меры социальной поддержки выживших жертв репрессий, научные, образовательные и всякие другие мероприятия. Программу эту представляли президенту через совет по правам человека, и не раз, и разным ведомствам чего-то поручали делать. В итоге от нее отрезали все, кроме установления монумента. Поэтому понятны опасения, что установкой монумента государство надеется закрыть тему репрессий и больше ничего уже не делать и делать не разрешать.
В-третьих, в 1990 году общество «Мемориал» уже установило памятник жертвам политических репрессий – Соловецкий камень. Это не просто памятник, но и центр ритуала. Раз в год, 30 октября, люди выходят к этому камню и читают списки жертв  государства. Один год Соловецкий камень простоял на Лубянской площади вместе с памятником Феликсу Дзержинскому, который потом был демонтирован.
Есть люди, которые хотели бы вернуть памятник Дзержинскому на его место и установить напротив основанного им ведомства, а то без него работники ведомства чувствуют себя обделенными. Поэтому понятны опасения, что постановку монумента используют для попытки демонтировать Соловецкий камень.
В-четвертых, это будет памятник, поставленный от имени государства и на государственные деньги. А есть теоретический вопрос: может ли государство, которое продолжает осуществлять политические репрессии, ставить памятник жертвам репрессий. При переносе вопроса в практическую плоскость для людей, которые считают дело о митинге 6 мая,  дело группы Pussy Riot или дело ЮКОСа продолжением сталинской практики репрессий, сама идея установки памятника выглядит кощунственной.
В-пятых, в начале 1990-х годов уже был конкурс на памятник жертвам репрессий. И конкурс этот выявил, что никакого художественного решения, которое было бы соразмерно масштабу совершенного нашим государством, найти не удается.
Больше того, разные группы людей ждут от этого памятника чего-то сов-
сем разного. Кто-то склоняется к идее памятника видному зеку, чему-то вроде всадника в лагерном ватнике, кто-то – к монументу скорби, чему-то вроде могилы неизвестного зека, кто-то – к документально-архивной инсталляции, чему-то вроде бронзовых листов с именами жертв, названиями лагерей, карт, маршрутов, протоколов, приговоров и т. д. Все это совершенно ужасно. А по нынешним временам есть опасения, что это вообще будет символическое сошествие святого Владимира в узилище.
Так что пусть этого лучше не будет вообще. 
С другой стороны. Во-первых, двадцать лет люди требовали, чтобы государство признало факт репрессий и пуб-
лично отмежевалось от прошлого. Это казалось очень важным хотя бы для того, чтобы граждане понимали, почему в конечном итоге рухнул СССР, за что они наказаны – за миллионы невинных жертв, за смерть и мучения которых никто никогда не ответил. Российское государство как правопреемник СССР никак не хотело этого делать, полагая, что это ослабляет авторитет государственной власти. И вот теперь пусть нехотя, пусть с чудовищным опозданием, но оно все-таки готово сделать шаг навстречу покаянию. А мы против? 
Во-вторых, это же и была программа «Мемориала». Да, за 20 лет «Мемориал» сильно ее перерос, в каком-то смысле сама эта организация с собранными ею архивами, музеями, с филиалами по всей стране и есть если не овеществленная, то очеловеченная память о репрессиях – это все правда. Но должна ли она  отказываться от того первого импульса, который вызвал ее к жизни? Он, что, был ложный? Это было лукавство? Говорили о монументе, а хотели создать организацию, которая всегда будет видеть в государстве палача?
В-третьих, есть люди. Родственники погибших в лагерях, их дети и внуки, и у них никогда не было места, где бы они могли почтить память своих убитых.
Можно, наконец, у них будет монумент, который символически заменит могилы их отцов и дедов? Политика – это одно, а есть простое человеческое измерение всей этой чудовищной истории ХХ века – люди, чьих близких уничтожило государство. В этом направлении можно подумать?  
В-четвертых, у нас сейчас такая ситуация, что денег нет. Мотором установки памятника жертвам репрессий был Сергей Капков. Его сняли, и первое, с чего начал его преемник Александр Кибовский, – это изучение вопроса об использовании средств  на культуру из московского бюджета. Если сейчас окажется, что общественность не поддерживает идею памятника жертвам репрессий, то это прекрасная возможность сэкономить, с которой Кибовский пойдет к Собянину. Вы хотите, чтобы этого памятника не было вообще?
Когда слушаешь все эти – и еще многие – соображения с разных сторон, трудно обнаружить в себе что-либо, кроме глубокой растерянности. Со всеми согласен, хотя выводы у всех прямо противоположные. 
Когда ситуация настолько накаленная, имеет смысл умерить пыл и перейти к более конкретным вопросам: а где памятник, какой, как он будет выглядеть? К сожалению, тут тоже мало успокаивающей информации.
Выбрано место. Это внутренняя сторона Садового кольца на пересечении с проспектом Сахарова, напротив монументального брежневского здания, которое сегодня занимает национальный банк «Траст». Единственное, что можно сказать про это место определенно, – оно никакое, никак и ничем не отмеченное, это случайно возникший в процессе прокладывания Новокировского проспекта пустырь. Это само  по себе плохое решение.
Памятник, чтобы он был заметен, нужно располагать в каком-то символическом месте. Вернее, он будет работать тем сильнее, чем более символическое место для него выбрано. Здесь же место максимально ослабляет потенциальное значение памятника. Кроме того, банк «Траст» – очень большое и очень некрасивое здание, а любой памятник будет восприниматься как скульп-
тура на фоне его фасада (если только не построить бронзовой стены с именами умученных во всю высоту банка). Знаете, если против входа в универмаг поставить Богоматерь с Младенцем, получится реклама детских товаров. А тут, что ни поставь, все равно будет вход в райком.
Объявлен конкурс. Конкурс проводит музей ГУЛАГа, точнее, его новый директор Роман Романов. Вероятно, у него нет большого опыта в организации конкурсов. Когда вы заходите на сайт конкурса, появляется ролик, где на площадке перед банком сначала появляется обелиск, потом – некоторая скульптура в балахоне, потом – ряд  столбиков, отдаленно напоминающих Монумент холокоста в Берлине. С точки зрения юридической процедуры, это основание для того, чтобы опротестовать любой результат конкурса, поскольку организаторы заранее предложили три варианта. В жюри конкурса участвует 27 человек. Такое жюри работать не может – это слишком  много, любой профессионал с опытом работы в конкурсных жюри знает, что оптимальное число – это семь-девять человек. Зато такое большое жюри создает  возможность манипулировать решением как угодно в соответствии с предпочтениями какого-нибудь первого лица. На первом этапе судят архитекторы и скульпторы, которые должны определить техническую исполнимость проекта, на втором — видные деятели общественности, культуры, политики и отдельно подчеркнутые кинематографисты. Меня, архитектурного критика, однажды почему-то позвали в комиссию Министерства культуры по киносценариям, я решил, что это недоразумение, и отказался. А зря, как выясняется, это у них такая политика, чтобы архитектуроведы судили кино, а киношники – архитектуру. Это гарантирует качество. Можно найти еще десяток несообразностей в объявлении о конкурсе. Это досадно, потому что конкурс — это юридическая формальная процедура, ее нужно уметь делать, иначе ничего, кроме общей неудовлетворенности результатами, вы не получите. 
Какой памятник наше государство сегодня может поставить жертвам репрессий, такой и поставит, и это будет больше всего характеризовать его. Пока оно сделало довольно много, чтобы поставить плохой. Установка памятника – это ритуальное  действие, а ритуал значим настолько, насколько много людей удалось им увлечь. Пока сделано много, чтобы как можно больше людей от этого оттолкнуть – и общественность, и профессионалов. И, тем не менее, я считаю, что ничего страшного не происходит.
Я напомню одну историю, которая мне показалась подходящей к случаю. После войны товарищ Сталин предполагал снести здание ГУМа и на его месте возвести некий храм Победы, в котором должны были быть отражены все победы русского народа, начиная с Ледового побоища и Куликовской битвы и заканчивая взятием Берлина. Но было много дел и мало денег, мы делали атомную бомбу, до смерти вождя народов этого как-то не успели, а после никто не стал реализовывать этот абсурдный замысел. И у нас до сих пор нет монумента победы на Красной площади, что даже странно.
Это было странно и Никите Хрущеву, так в 1961 году в Александровском саду появилась Могила неизвестного солдата – несколько двойственный по замыслу  монумент. С одной стороны, человечный, монумент скорби по павшим, а не монумент славы победившего государства, не характерный для нас подход. С другой – это была  именно Могила неизвестного солдата, созданная тогда, когда сотни их истлевали непогребенными в лесах нашей родины, а тысячи лежали в безымянных могилах. Они числились пропавшими без вести, и родственники их не могли ни претендовать на помощь со стороны государства, ни даже на могилу не могли прийти. Могила как бы закрывала вопрос: вот сюда приходите и здесь вспоминайте своих мертвых, а больше ничего не будет.
Закрывала, но не закрыла. Следующие полвека и по сию пору люди по всей стране устанавливают имена, ищут захоронения, создают еще тысячи монументов –  постепенно эти памятники появились в каждом населенном пункте. Идея закрыть вопрос о тысячах непогребенных погибших одной Могилой неизвестного солдата кажется несколько наивной. Война – это серьезная травма, она долго не излечивается. 
Ровно то же будет с памятником жертвам репрессий. Невозможно поставить памятник – и закрыть «Мемориал», поставить памятник – и закрыть тему репрессий, поставить  памятник – и уничтожить Соловецкий камень.
Любое из этих действий – плевок в могилу невинноубиенных. На это никто не решится. Наоборот, чем неудачнее и неуместнее будет это творение, тем большее желание вспоминать наших мертвых и наших палачей будет возникать у людей по всей стране.
Если государство способно покаяться в неудачной форме, это лучше, чем если оно неспособно покаяться вообще.

В обсуждении
поучаствовал
специальный
корреспондент ИД
«Коммерсантъ»
Григорий РЕВЗИН.