Однажды в храме

«Средь суеты и рутины бумажной в каждой судьбе возникает Однажды…»

С раннего детства мама хотела сделать из меня настоящего мужчину. Она была убеждена, что правильно сформировать мой характер должны былиспортивные секции, строгий режим питания и сна, отсутствие нежности и развлечений, минимализм в одежде. Еще в детском саду мама записала меня на карате, в школьные годы – на биатлон, в старших классах заставила заниматься боксом. Мой интенсивный график занятий был изматывающим, но жаловаться маме я не имел права. Она была воспитанницей местного детского дома, родителей своих не знала, замужем никогда не была. Историю моего происхождения держала при себе, что вселяло в меня уверенность, будто я усыновленный сирота.

Мы жили в однокомнатной квартире в старом доме на окраине города. Для посещения секций мне приходилось почти три часа в день проводить в дороге. Пропускать занятия мне было запрещено. Дождь и непогода исключениями не являлись. Мама работала на хлебопекарне фасовщицей. Уходила на работу к шести утра, возвращалась с неё к обеду, вечерами мыла подъезды соседних домов. Несколько раз в неделю разносила газеты в почтовые ящики. Из-за физических нагрузок руки мамы были лишены изящности и красоты, они больше напоминали жилистые мужские,чем женские. Она рано поседела, но никогда не красила волосы, отчего выглядела намного старше своих лет. Мама не курила, алкогольными напитками не злоупотребляла, шумных праздников избегала, в дом никого никогда не приглашала, книги читать не любила, свободное время проводила в компании телевизора и полосатых амурских семечек.

Иногда мне хотелось рассказать ей о спортивных неудачах, сложностях в общении с одноклассниками, неуверенности в отношениях с девчонками, даже просто прижаться и услышать нежные слова поддержки, но, глядя на суровый вид матери, всякое желание делиться сокровенным пропадало. Свои проблемы я решал сам, а переживания оставлял в глубине души, отчего сформировался молчаливым, сдержанным, собранным и выносливым человеком.

Даже когда на соревнованиях по боксу я сломал руку, в больницу обратился лишь спустя несколько дней, когда конечность приобрела невероятный размер и синий цвет. На осмотре доктор удивлялся моей терпеливости, ведь, по его убеждениям, люди, получая перелом со смещением кости, от боли теряли сознание и не могли нормально жить без медицинского вмешательства, но я умудрился почти неделю не обращать внимания на невероятную боль.

После осмотра меня срочно госпитализировали и провели экстренную операцию, установили металлический штифт для правильного сращивания костей. За две недели пребывания в больнице мама пришла лишь однажды для передачи предметов первой необходимости и сменной одежды. Она навестила меня, когда я спал. Дожидаться моего пробуждения не стала, оставила пакет с вещами у входа в палату и больше не приходила. К тому времени мне исполнилось пятнадцать лет, но, как и в детстве, мне хотелось почувствовать материнскую заботу и любовь. В одной палате со мной лежали пять мальчишек. Самому младшему было семь лет, старшему семнадцать. Они мучились от разных недугов, но все, кроме меня, были окружены вниманием своих родных. Каждый день родители или бабушки с дедушками носили своим отпрыскам деликатесы, фрукты, овощи и сладости. Мальчишки крутили носами, от многого просто отказывались, своими домашними продуктами угощали меня. Кушать с жадностью было неприлично, я нехотя принимал дары, но с удовольствием поглощал то, что раньше видел лишь на продуктовых витринах дорогих магазинов. Мне в голову не могло прийти, что помидоры бывают такими вкусными, а если их макнуть в янтарный липовый мед, от наслаждения можно было сойти с ума.

Виноград и персики, запеченная курица и расстегаи с яйцом, отварная картошка с зеленью и паровые котлетки из телятины – эти недоступные мне ранее яства стали ежедневным рационом моего больничного меню. За две недели такого питания я даже прибавил пару килограмм, что вызвало у мамы недовольство, которое она не стала скрывать. Увидев мои округленные щечки, она прошипела: «А говорят, в больнице кормят только вареной капустой. Разве от неё так разносит?» В буфете лечебного стационара, где я лежал, действительно подавали крупы, сваренные на воде, или тушеную капусту, которую я терпеть не мог. Рассказывать маме про гостинцы соседских мальчишек я не стал, знал, что за угощения могу получить оплеуху или услышать в свой адрес гадкие слова, которые она часто использовала, обращаясь ко мне.

Когда подошло время для заживления сломанной руки,мне сделали рентген, по результатам которого выяснилась неправильная установка металлического штифта. Врачи стали ругать меня за отсутствие жалоб, утверждать, что если бы я рассказал о невероятных болях, которые испытывал каждый день, они спохватились бы намного раньше. Через несколько дней мне сделали новую операцию. Она прошла успешно, меня почти сразу выписали, но предупредили, что гипс на руке останется еще на несколько месяцев, про занятия спортом нужно было забывать до полной реабилитации. Мама этому сообщению, мягко говоря, не обрадовалась, стала кричать, обвинять меня в намеренном переломе, называть слизняком и бесхребетной тряпкой. Она металась по квартире, словно раненый зверь, и возмущалась тому, что из меня никогда ничего не получится. Потом включила свой любимый телевизор и стала бездумно переключать каналы. Приноровившись одеваться одной рукой, я набросил на себя куртку и решил прогуляться, чтобы избавиться от негативных впечатлений.

На лавочке возле нашего подъезда всегда сидела бабушка Нора из соседней квартиры. Она была вдовой. Своего единственного сына бабушка похоронила, когда я был совсем ребенком. Внуков у неё не было, родные к ней не приезжали, соседи называли местной сумасшедшей за то, что она всё время что-то бубнила себе под нос и улыбалась солнцу. Бабушку Нору я безумной не считал, мне казалось, она была обыкновенной несчастной женщиной, вынужденной коротать свой век в одиночестве.

По обыкновению я поздоровался с бабушкой и хотел пройти мимо, но соседка вдруг обратилась ко мне по имени и предложила вместе посидеть и поговорить. Я немного растерялся, но почему-то согласился. Разговор бабушка Нора начала первой. «Ты веришь в Бога?» –спросила она. «Не знаю», –ответил я. «Плохо, внучок, верить нужно, иначе в твоем сердце вместо света божьего появится пустота и злоба, как у твоей матери», –продолжила бабушка. Она рассказала, что давно наблюдает за нашей семьей, очень переживает за мою душу и руку, которая никак не заживет. Потом она помолчала и предложила сходить вместе в молитвенный дом и пройти соборование, которое является одним из семи Таинств Православной Церкви. По её словам, соборование совершается для исцеления духовных и телесных недугов, а также дарует оставление тех грехов, о которых человек забыл. Совершается семикратным крестообразным помазанием лба, ноздрей, щек, губ, груди и рук верующего освященным елеем и сопровождается чтением молитв.

Многих слов я не понял, но осознал, что бабушка предлагает провести какой-то обряд, чтобы помочь заживить раны на руке. «Но ведь я не крещеный», –продолжил я. Бабушка улыбнулась и предложила покреститься в следующее воскресенье. Я растерянно пожал плечами, пообещал подумать над её словами и отправился на прогулку.

В начале девяностых годов прошлого столетия православие медленными неуверенными шагами возвращалось в нашу страну и души россиян, но в школе нам по-прежнему неустанно навязывали основы атеизма и дарвиновского происхождения человека.

Никогда прежде я не бывал в храме, я даже не знал, что такое молитвенный дом, не исповедовался, не причащался, молитв не знал. В нашем доме не было икон, о вере в Бога разговоры с мамой не велись, библию я никогда не видел в глаза, но предложение бабушки Норы покреститься меня почему-то заинтересовало.

Мне приходилось наблюдать за строительством православного храма, который возводили возле моей спортивной школы, но заглянуть вовнутрь я не решался. Я захотел прикоснуться к другому миру, но в тоже время страшно и неловко из-за своей безграмотности в религиозных вопросах. Несколько дней я находился в раздумье, но боли в руке стали настолько невыносимыми, что решение покреститься окрепло во мне. В назначенное время мы с бабушкой Норой отправились в небольшой деревянный дом с крестом, который находился в нашем микрорайоне.

Соседка взяла меня под руку и бодро завела в распахнутые двери необычного и скромного дома. При входе бабушка надела на голову платок, перекрестилась и вошла внутрь. Людей было немного. Все что-то шептали, тихонько здоровались друг с другом, целовали иконы. Это был молитвенный дом, убранство в нём было очень скромным, стены были выполнены из бруса. Запах дерева, ладана, масел и восковых свечей словно окутывали всё небольшое, но такое светлое помещение. Около восьми утра в молитвенный дом зашел мужчина в черной длинной рясе. Он был худощавого телосложения, обладателем длинной черной бороды и живых веселых глаз. Мужчина громко поздоровался. Объяснил суть Таинства крещения, рассказал, как нужно креститься и что это значит. Бабушка Нора подошла к батюшке и, показывая на меня рукой, назвала мое имя. Мужчина кивком головы поздоровался со мной, взял из её рук крестик на веревочке, поговорил с другими прихожанами и попросил тех, кто собирается креститься встать перед ним полукругом. Нас было пять человек.

Батюшка стал молиться, многие слова я слышал впервые, нотембр его голоса успокаивал душу. После омовения прохладной водой в небольшой купели батюшка надел мне на шею крестик, а бабушка Нора протянула новое красивое полотенце, сказав, чтобы я сохранил его на всю жизнь. Когда обряд был завершен, батюшка поздравил нас с крещением и пожелал всем крепкого здоровья.

По дороге домой соседка рассказала про отца Афанасия, который крестил меня. Он родился в обыкновенной семье, но еще в школе понял, что будет учиться в духовной семинарии. Атеисты-родители идею сына не поддержали и прекратили с ним всякое общение. После завершения обучения Афанасий несколько лет был отшельником, после чего получил право принять свой приход. Возглавить строительство основного православного храма нашего города ему не дали, предложили переоборудовать заброшенный дом на окраине города в место, где прихожане могли принять крещение, помолиться, очиститься или уйти из этой жизни с миром. Пять долгих лет ему потребовалось, чтобы заброшенный дом стал местом отдохновения мирян. Прихожан было немного, но на их средства молитвенный дом преобразился, однако всё равно уступал по своей красоте новому храму. Бабушка Нора рассказала, что отец Афанасий смог молитвами и добрыми словами излечить её душевные раны. Расставаясь, она напомнила о необходимости пройти соборование и протянула книжку в мягком переплете, в которой простым языком описывались все основные обряды и таинства православной церкви.

С этого дня моя жизнь наполнилась светом. Я прошел соборование. Несмотря на то, что Таинство длилось больше трех часов, которые нужно было провести стоя, я не чувствовал усталости. Мне захотелось выучить несколько молитв, которые помогали справиться с болью в руке. Отец Афанасий стал моим духовным наставником. Он учил меня прощать и щадить мать, которая к тому времени окончательно отдалилась от меня, достойно принимать трудные повороты судьбы, рассказывал интересные и поучительные притчи, истории из жизни Святых. Через полтора месяца повторный рентген показал чудесный результат: рука была восстановлена, можно было снимать гипс, но впереди ждал долгий процесс реабилитации…

Два года до окончания школы я исправно посещал молитвенный дом, бывал на службах, при необходимости помогал отцу Афанасию по хозяйству. Перед выпускными экзаменами духовный наставник благословил меня, потом посмотрел в глаза и сказал, что я должен посвятить свою жизнь помощи людям. Я растерянно пожал плечами, стал уверять, будто к медицине не имею тяги. Он улыбнулся, перекрестил меня и напоследок сказал: «Никого никогда ни в чем не вини, это судьба». Этих слов я не понял, улыбнулся в ответ и отправился сдавать последний экзамен. Живым отца Афанасия я больше не видел…

Той же ночью местный алкаш залез в молитвенный дом, чтобы украсть иконы и деньги, которые хранились в кассе. Отец Афанасий пытался вразумить воришку, предлагал добровольно отказаться от его замысла, но преступник ударил священника по голове топором, который прихватил с собой, вынес из дома всё ценное и поджег место своего преступления. Молитвенный дом сгорел дотла, обгоревшее тело отца Афанасия хоронили в закрытом гробу.

Эта была оглушающая трагедия для меня и многих людей. Я вместе с другими мужчинами нес гроб и не мог поверить, что в нём лежал человек, ставший для меня самым близким на этой земле. Мою душу переполняла ненависть к убийце духовного наставника. Я непременно должен был найти этого злодея и наказать, только последние пророческие слова отца Афанасия заставляли сомневаться в своих намерениях…

После похорон духовного наставника я еще долго не мог прийти в себя. Проходя мимо руин молитвенного дома, мое сердце испытывало физическую боль, душа обливалась слезами. Мой удрученный вид маму не волновал, её интерес состоял только в том, где я буду учиться дальше. Я планировал поступать в педагогическое училище на физкультурное отделение. Мне казалось, моя будущая профессия будет связана с защитой людей, о которой говорил отец Афанасий. Но судьба распорядилась иначе. Мне было уготовано испытание, после которого я решил посвятить свою жизнь другой профессии.

Как только зачисление в педагогическое училище состоялось, я устроился на работу продавцом мороженого в детский парк аттракционов, чтобы немного подкопить денег для покупки нового спортивного костюма и кроссовок. Медицинскую комиссию я сдал, когда поступал в учебное заведение, оставалось освоить работу кассового аппарата. Хозяин торговой точки объяснил, что пробивать чеки нужно не на весь товар, поэтому мудреная штука была только аксессуаром, необходимым для предъявления контролерам и проверяющим. Летняя погода, музыка, смех посетителей парка отвлекали меня от грустных воспоминаний и тяжелых мыслей. На аттракционах работали молодые веселые парни, официантками в кафетерии напротив, трудились симпатичные девчонки в легких белоснежных коротеньких платьях. Мы быстро перезнакомились и пообещали помогать в трудной ситуации, которой не пришлось долго ждать.

Через две недели после открытия парка аттракционов колесо обозрений вышло из строя. Его механизм заклинило, оставив конструкцию, наполненную людьми, неподвижной. Дети и взрослые, которые находились близко к земле, успели спрыгнуть со своих сидений. На высоте около десяти метров оставались двое ребятишек разного возраста. Пока работники аттракциона пытались самостоятельно починить двигатель колеса, дети наверху стали истошно кричать и звать на помощь. Директор парка пытался успокоить посетителей, но вызывать наряд пожарных машин не спешил, поскольку не хотел стать фигурантом административного или уголовного дела. Аттракционы в парке были построены лет двадцать назад и скорее всего не проходили технический осмотр и дорогостоящий ремонт перед открытием.

Когда детские тапочки полетели на землю и плач стал еще пронзительней, я решил действовать. Учитывая мою физическую подготовку и выносливость, я смог без труда залезть на металлическую конструкцию. На деревянной лавочке сидел мальчик лет восьми и крепко держал пятилетнюю девочку, которая рыдала навзрыд. Я поздоровался с ребятишками, назвал свое имя и спросил про родителей. Оказалось, старший брат тайком ушел со двора и, взяв сестричку с собой, без ведома родителей отправился с ней на аттракционы. Мальчик боялся, что ему влетит от мамы, девчушка страшилась разбиться. Двоих детей сразу спустить на землю мне бы не удалось, я принял решение спасать ребятишек по очереди. Первой спустить на землю я решил девчонку. Она с трудом оторвалась от брата, но потом мертвой хваткой вцепилась в меня, руками обвила шею, ноги закрутила вокруг талии. Я плотно обвязал её ремнем и стал медленно и аккуратно спускаться с металлической конструкции. Все посетители парка вдруг замерли и практически не издавали звуков. Когда моя нога случайно сорвалась с перекладины, послышался женский крик. Девочка прижалась ко мне еще крепче. Я успокоил её, сказав, что самый сильный на свете, поэтому всё будет хорошо. Она посмотрела заплаканными глазами в мои глаза и сказала, что больше не боится. Её абсолютное доверие тронуло мою душу. Я собрался и без труда спустился на землю. Когда отправился за её братом, конструкция стала скрипеть, сиденья начало мотать во все стороны. Посетители начали шептаться, кто-то из толпы вызвал пожарных, но я не мог подвести маленькую девчонку, которая умоляла спасти брата. Когда мальчик стоял на земле, к парку подъехал расчет пожарных машин…

Крепкие высокие мужчины, услышав рассказ о молодом герое, стали хвалить меня, хлопать по спине, говорить приятные слова – я гордился собой. Начальник отряда подошел ко мне и спросил, где я учусь. Услышав про педагогическое училище, поморщил нос и сказал, чтобы я срочно подавал документы в пожарно-техническое училище. Он обещал похлопотать за меня, однако нужно было срочно принимать решение, поскольку начальник собирался уходить в отпуск.

Жить с матерью под одной крышей я устал, смотреть на пепелище своего духовного пристанища больше не было сил, поэтому я, не раздумывая, забрал документы из педагогического училища и отправился в другой город, чтобы получить профессию пожарного. В училище уже знали мое имя, поскольку начальник пожарного отряда выполнил свое обещание и направил ходатайство о моем зачислении…

(Продолжение следует)

Ариша ЗИМА