«Средь суеты и рутины бумажной в каждой судьбе возникает Однажды…»
В детстве я был мечтательным мальчиком, во всём видел волшебство и верил в чудеса, но мое серьезное увлечение медициной постепенно превратило меня в прагматичного юношу, лишенного романтичного отношения к жизни. Я получил научную степень в области акушерства и гинекологии, досконально изучил психологию людей, давно осознал, как на самом деле устроен homosapiens и что им движет, но однажды встретил человека, судьба и поступки которого не попадали в заученные мною шаблоны личности. Эта случайная встреча не изменила моей судьбы, но позволила иначе посмотреть на свою жизнь…
Для того чтобы возглавить одну из лучших гинекологических клиник Москвы, мне пришлось много работать в городских больницах и родильных домах. Профессию акушера-гинеколога мои родители не приняли, поэтому к моменту моего переезда в столицу нашей страны мы много лет не общались. Мои успехи родню не интересовали, их судьбы мне были тоже безразличны. В мегаполисе жизнь приобрела совершенно иной ритм: частые ночные дежурства и вызовы, невероятная конкуренция, бесконечная необходимость повышения квалификации превращали месяца в мгновения, а годы – в дни. Только поседевшие виски и перекидной календарь на столе напоминали о моём возрасте и времени, которое я прожил в Москве. Несмотря на то, что любой медицинский коллектив состоял в основном из представительниц прекрасного пола, создать крепкую настоящую семью мне так и не удалось. Жить под одной крышей с коллегой мне было неинтересно, крутить романы с пациентками неэтично, на улицах я не знакомился, культурные заведения не посещал, от надоедливых особ быстро уставал – и к сорока пяти годам жил один, среди приятелей слыл махровым холостяком. Мне удалось приобрести неплохую квартиру рядом с клиникой. Я оформил её на свой вкус и крайне редко впускал в свою берлогу гостей.
Однажды, отработав целый день в клинике, я собрался поужинать в любимом ресторане и выпить хорошего вина, но вдруг в кабинет заскочила медицинская сестра Верочка и стала умолять принять еще одну пациентку. Я равнодушно посмотрел на молоденькую сестричку и предложил показать больную Анне Михайловне, своему заместителю. Верочка напомнила, что утром Анне Михайловне не здоровилось, и она отпросилась, чтобы отлежаться. Не дожидаясь моей реакции, Верочка продолжила, что Тамара Ильинична и Инна Васильевна заняты на приеме, а женщине нужно срочная помощь, а возможно, экстренная операция. Аромат стейка из тунца, который кружился в моей голове в предвкушении ужина, испарился, вместо терпкого вина употребить пришлось стакан воды. Я снова одел халат и отправился к пациентке. По дороге до смотровой Верочка уверяла, что это странный, но очень тяжелый случай. «Разберемся», – ответил я. У стойки регистрации я увидел высокого крепкого мужчину старше меня лет на пять. Он заметно нервничал и был натянут словно струна. Я подошел к незнакомцу, представился. Он протянул свою руку, назвался Геннадием Романовичем, потом отвел меня в сторонку и тихонько сказал, что у него деликатное дело, которое не подлежит огласке. Немного помялся и продолжил: «Дело в том, что у моей мамы… как Вам сказать, ну, в общем… подозрение на внематочную беременность». «Сколько же Вашей маме лет?» – обескуражено спросил я. «Семьдесят», – грустно ответил Геннадий Романович. Он снова стал просить о помощи. Я успокоил взволнованного сына и предложил маме пройти в смотровой кабинет. Геннадий Романович выскочил на улицу, открыл дверь такси и помог выйти немолодой женщине из машины. Держа под руку сына, она зашла в клинику. Я представился и предложил пройти на осмотр. Обеспокоенного сына оставил в холле и распорядился, чтобы его напоили чаем. «Какой, к черту, чай, впору коньяк пить», – расстроенным голосом ответил Геннадий Романович и сел на удобный диван возле окна.
Немолодая женщина была хорошо одета, но выглядела на свой возраст. Мне нужно было уточнить все детали и жалобы пациентки. Она назвалась Валентиной Степановной и смущенно рассказала, что влюбилась в молодого дворника, приехавшего из Узбекистана, окружила его заботой и вскоре стала его женой. Учитывая религиозность избранника, она приняла ислам и всё рассказала сыну, но вдруг почувствовала недомогание и по симптомам предположила наступление внематочной беременности. Я был удивлен этим признанием, спорить о происхождении болей не стал и обследовал пациентку. УЗИ брюшной полости показало наличие камней в почках, по характерным неприятным ощущениям в нижней части живота стало понятно, что солевые отложения начали двигаться и выходить. Валентину Степановну я успокоил, перезвонил в соседнее урологическое отделение и договорился о наблюдении женщины. Она поблагодарила меня за помощь, извинилась за беспокойство. Я предложил одеться, а сам вышел в холл. Геннадий Романович, увидев меня, быстро поднялся навстречу. Подойдя ближе, я рассказал о предполагаемом диагнозе любвеобильной мамы, уточнил наличие финансовой возможности для прохождения лечения, после выписал направление в соседнее отделение. Геннадий Романович поблагодарил за помощь и оставил деньги за осмотр. Валентина Степановна вышла из кабинета и, не произнеся ни одного слова, покорно шла вслед за нами через коридоры, объединяющие оба отделения. После оформления всех бумаг, женщину оставили на ночь под наблюдением, а нам предложили удалиться. Сын очень сухо простился с мамой, сказал, что утром привезет необходимые вещи. Она попыталась что-то объяснить Геннадию Романовичу, но, поймав на себе его суровый взгляд, тихонько сказала: «До завтра…»
Мы развернулись и отправились обратно. Геннадий Романович снова благодарил меня за участие. Потом остановился и сказал: «Доктор, а можно я угощу Вас хорошим коньяком?» Мне вдруг стало невероятно любопытна судьба этих странных людей, я вспомнил, что давно общаюсь только на медицинские темы, поэтому крайне соскучился по историям совершенно чужих семей. Я согласился, порекомендовал свой любимый ресторан, но мужчина настоял на посещении грузинского заведения. Мы сели в такси, которое терпеливо дожидалось своего заказчика, и отправились в соседний квартал. Пышный восточный антураж, яркий аромат специй, выпечки и дорогого вина ошеломили меня. Геннадия Романовича встретили как родного, в ответ он приветствовал администратора грузинскими словами. Когда мы сели за стол, я не выдержал и спросил: «Геннадий Романович, вы не похожи на грузина, откуда Вы знаете их язык?» Мужчина впервые с нашего знакомства улыбнулся и сказал, что носит польскую фамилию, а родился и прожил первые десять лет в Грузии, этот ресторан обожает за разнообразие вкусных блюд. Официанты кружились возле нашего столика, словно заведенные, еще до принятия заказа на нашем столе появился кувшин с ледяным красным вином и сырная тарелка. Видя мое удивление, собеседник объяснил: «Если не хочешь, чтобы тебе плюнули в тарелку, будь щедр с теми, кто тебя обслуживает, и проявляй к ним уважение, ведь это тоже чьи-то дети». Нам разлили вино, первый тост звучал за меня и мое мастерство.
Судя по манерам и широким жестам, я предположил, что мой собеседник не москвич, выправка, хорошо поставленный голос, выдавали в нём военного. Услышав мои предположения, Геннадий Романович засмеялся в голос и сказал, что я угадал. Передо мной сидел капитан второго ранга Северного Военно-морского флота России в отставке, ныне заместитель руководителя крупнейшего мурманского судоремонтного завода. У сильного волевого мужчины был единственный сын, которому заботливый отец решил подарить возможность жить и учиться в столице, но для адаптации ребенка в новых и непростых условиях Геннадий Романович попросил свою маму на время поселиться вместе с внуком. Потом он вдруг замолчал и продолжил: «Разве я мог представить, что мама снова будет проверять меня на прочность и ставить эксперименты над моим сердцем…»
Я попытался успокоить собеседника, говорил слова, в которые сам не верил, про то, что маму любят любую, прощают всё, хотя до сих пор таил обиду за равнодушие своей матери. «Добрый доктор, если бы Вы знали, сколько мне пришлось пережить с моей милой и такой непростой мамушкой», – сказал мой собеседник и решил открыть душу совершенно постороннему человеку, начав свой рассказ…
«Мама родилась в небольшом поселке Омской области за год до начала Великой Отечественной войны. Её молодые родители были родом из крепких сибирских семей, которые «поставили» собственный дом для новобрачных. Они любили друг друга с детства, рано создали семью. Мечтали родить много детей и окружить их теплом и заботой, но судьба распорядилась иначе. Однажды в зимнюю стужу соседи обратили внимание на отсутствие дыма из трубы дома, где жила молодая семья, забили тревогу. Когда родня зашла в дом, молодые супруги были мертвы. По полу ползала маленькая девчушка, не издавая ни единого звука. Следов насилия на охладевших телах не обнаружили, официальная версия событий была объявлена местным фельдшером. Он уверял, что причиной скоропостижной смерти стала открытая форма туберкулеза, которая в те времена была неизлечима.
Оценив материальное состояние родни, девочку оставили на попечение старшего брата её матери – дяди Кузьмы. Он был женат на красивой девушке Ольге, которая спустя несколько лет родила ему двух сыновей. Родных родителей моя мама не помнила, от них не осталось даже фотографий, но про дядю Кузьму и тетю Ольгу она рассказывала много и часто. В доме жили дружно, никогда не скандалили, но, чтобы прокормить семью, нужно было много работать на огороде. После войны женщинам пришлось осваивать много мужских профессий, они трудились наравне с мужчинами. Так, после получения полного среднего образования мама прошла специальные курсы и устроилась водителем троллейбуса. Вскоре встретила выпускника общевойскового военного училища Романа (моего отца), почти сразу вышла за него замуж и покинула отчий дом в надежде обрести иную жизнь, наполненную семейным счастьем.
Первым местом службы отца была воинская часть в небольшом городке Грузинской Советской Социалистической республики, куда молодожены отправились сразу после свадьбы, где родился я. В моей памяти хорошо сохранились картинки нашего скромного быта, аромат цветущей акации и вкус недозревших плодов и ягод, которые мы с мальчишками добывали в соседних дворах и зарослях на окраине нашего городка. Воспоминания о веселом безмятежном детстве всегда заканчивались одной картиной, когда крепко выпивший отец первый раз избил маму на моих глазах. Мне кажется, в этот день светлый чистый образ отца навсегда исчез из моей жизни. С тех самых пор я мечтал стать взрослым и сильным, чтобы защитить своего самого близкого человека – мою маму. Родители то мирились, то страшно скандалили. Обычный распорядок дня моего отца состоял из похода на службу, выпивки в кругу сослуживцев, игры в покер, иногда в бильярд. Мама была занята бытом: готовкой еды, стиркой бесконечного количество портянок, редких женских посиделок во время военных учений отца и его сослуживцев. Эта череда однообразных будней закончилась, когда мне исполнилось десять лет. Отцу дали направление на обучение в военную академию, и наша семья на несколько лет переехала жить в холодный, но таинственный город Ленинград.
После солнечной Грузии, где урожай собирался два раза в год, а снег всегда был сюрпризом, я вдруг оказался в промозглом городе, в котором солнце появлялось, словно чудо – редко и ненадолго. Мы поселились в коммунальной квартире, где вдоль коридора тянулись бельевые веревки с нательным и постельным бельем. Маленькая комнатушка была пустой. Первую ночь родители спали на полу, на матраце, а я на сундуке, привезенном с собой. Отец перестал крепко пить и распускать руки, но в глазах мамы всё равно читалась грусть и тоска. Когда я пошел в третий класс, у меня появилась сестренка Светочка. Нам выделили вторую комнату. Мы стали привыкать к жизни в новом городе. У меня даже появились места, которые я обожал посещать.
Однажды к нам в класс пришел офицер военно-морского флота. Высокий широкоплечий мужчина рассказывал о своей службе и смог в сердцах мальчишек зажечь интерес к морской стихии. С тех пор я стал просто бредить формой военного моряка и мечтать увидеть самые дальние моря и страны.
По окончании военной академии отца распределили служить на Украину. Он хорошо учился, имел отличные организаторские способности, мечтал получить высокую должность и звание, но на службе ему не везло. Молодые шустрые сослуживцы, обладая связями и более уживчивым характером, обходили его, без зазрения совести отнимая заветную мечту. Успехи бездарных, по мнению отца, офицеров подкосили и без того некрепкого духом отца. В новом доме всё началось по-старому… Отец снова стал пить, по вечерам скандалить, но руку на маму больше не поднимал. Она терпела, старалась прятать деньги, чтобы отец не успевал их пропить, из простых продуктов готовила шедевры и порой тихонько плакала за столом нашей кухни.
После окончания восьмого класса я заявил маме, что возвращаюсь в тот самый серый, но очаровательный город, чтобы поступить в Нахимовское военно-морское училище. Мама, которая за все мои детские и юношеские шалости была скора на расправу, вдруг обмякла, села на стул и заплакала. Она боялась моего отца и никак не могла решиться на развод. Я предложил маме развестись немедленно и пообещал, что всегда буду заботиться о ней и Светлане. Мама еще немного пыталась уговорить меня остаться, но вскоре поняла, что это бесполезно.
Отличная учеба в школе позволила пройти вступительные испытания и зачислиться в училище, расположенное на берегу реки Невы. Почти сразу после моего отъезда отец снова попытался ударить маму, но теперь она не дала себя в обиду, разбила бутылку о его голову и объявила о разводе. В первый приезд на каникулы вещей отца в нашем доме уже не было. Заодно он захватил мое пальто, которое ему было впору, и фотоаппарат «ФЭД», подаренный им на мой день рождения.
За этот год мама похорошела, сменила прическу, купила новое платье. Сестричка хвасталась успехами в музыкальной школе и попросила купить ей хорошую виолончель. Увидев меня в курсантской форме, соседские девчонки пришли в восторг. Никогда прежде я не пользовался оглушительным успехом у противоположного пола, но теперь всё изменилось, и мне это нравилось.
Окончив Ленинградское военно-морское училище, я имел привилегию для получения высшего образования. Друзья убеждали меня остаться в культурной столице нашей страны, но, устав от серого тяжелого неба без солнца я уехал учиться в Севастополь. Получив заветный диплом вместе с лейтенантскими погонами, я встретил девушку своей мечты Наташу. Она собиралась замуж за гнусавого студента медницкого института, но не смогла устоять перед моими чарами и шикарной военной формой молодого перспективного офицера. В год выпуска мы поженились. Маме невеста совсем не понравилась, но, надо отдать ей должное, истинного отношения к моей избраннице она не проявила, чего нельзя было сказать о Светульке, которая постоянно язвила и дерзила своей снохе.
Наташа мечтала, чтобы я остался служить в Крыму, признаться, мне самому хотелось жить на берегу Черного моря, однако нужно было помогать маме и сестре (на алименты содержать дочь она не могла). Из-за отсутствия профессии мама работала уборщицей, получала гроши и нуждалась в моей поддержке. Домой в Сибирь возвращаться не хотела, стыдилась своего развода. Мне пришлось приложить все свои усилия, чтобы получить распределение на Северный флот, где довольствие в несколько раз превышало уровень дохода офицеров Черноморского флота. Наташа была в трансе, но после долгих уговоров она отправилась в Мурманск вместе со мной.
Служба на корабле оказалась не такой романтичной, как рассказывал когда-то нам, мальчишкам, офицер ВМФ, но я гордился профессией и служил своей стране верой и правдой. Продолжительные боевые походы, постоянное пребывание на корабле не способствовали укреплению семейной жизни, через год после свадьбы Наталья заявила, что втайне от меня сделала аборт и подала на развод. Это был гром посреди ясного неба. Мне казалась, мы с Наташей были счастливой парой, но, узнав об изменах жены и уничтожении нашего ребенка, я понимал, что не смогу больше любить эту женщину. В сердцах Наталья обвинила меня в обмане своих надежд, собрала вещи и уехала навсегда.
Я был раздавлен и разбит, мне нужно было поделиться своим несчастьем, но горевать оказалось некогда – маме и Светочке нужны были деньги. Моя милая сестричка решила уехать за границу для учебы в консерватории. Учитывая недооформленный развод родителей, влияющий в те годы на получение соответствующей визы и необходимость оформления кучи документов, я взял несколько дней в счет отпуска и отправился на помощь своей семье. Посетив массу государственных заведений и архивов, я смог подготовить нужный пакет документов, после чего мама заявила, что решила не отправлять девочку на чужбину. Перед отъездом я узнал, что Светочка влюбилась в безработного байкера и решила выйти за него замуж. Свадьба не состоялась, потому что Светочка погибла в автокатастрофе. Она сидела на заднем сидении злосчастного мотоцикла, когда её пижон решил обогнать какую-то фуру. Мне снова пришлось залезть в долги, чтобы проводить сестричку в последний путь…
Воспоминания о моей маленькой пипеточке, которой в детстве заплетал косички и для которой выстаивал бесконечные очереди, чтобы купить детское питание в молочной кухне, больно терзали душу. Я не мог поверить в эту потерю и несправедливость судьбы, но страшнее всего было увидеть молодую красивую сестру в гробу. Всю дорогу от Мурманска до маминого городка свое горе я заливал водкой и не знал, что сказать маме при встрече, но она снова поразила меня своей стойкостью. Осунувшаяся и седая, она встретила меня на вокзале, посмотрела на меня и грозно спросила: «Ты что, пил?» В ответ я утвердительно замотал головой и сказал: «Мне больно…» Мама погладила меня по небритой щеке и сказала: «Мне тоже, но я же не пью и тебе не позволю, это не выход…»
Она вскользь спросила про жену, после чего махнула рукой и попросила не переживать, поскольку немного обрадовалась нашему разводу. Мама мужественно пережила день похорон, лишь ночью я слышал, как она тихонько плакала у себя в комнате. Отец на похороны дочери не приехал. К тому времени он снова женился. Его супруга родила дочку, которую отец зачем-то назвал Светой, а про нас он так больше и не вспоминал.
Мне было страшно оставлять маму одну. Я предложил ей переехать в Мурманск и пожить у меня. Мама грустно улыбнулась и ответила, что теперь не сможет оставить могилу дочери, и пообещала не впадать в уныние, потому как искренне считала это смертным грехом. Я еще немного побыл с мамой и вернулся к месту службы.
Из писем я узнал, что мама увлеклась какой-то религиозной организацией, вступив в её ряды, обрела покой, но часть денег, которые получала от меня, она дарила новым духовным братьям и сестрам, чем вызывала у меня бурю негодования. Вскоре она влюбилась и в сорок семь лет снова решила стать мамой. Я пытался вразумить немолодую женщину, просил не связывать свою жизнь с малограмотным, к тому же хорошо пьющим работягой. Но решительная мама заявила, что не отступит. Вскоре у влюбленных родилась девочка Ольга. Мне нужно было придумать, где брать деньги на содержание своей маленькой сестры Ольги, поскольку возлюбленный мамы оказался не готов к столь серьезным отношениям и вскоре уехал на заработки в Европу.
Свой очередной отпуск я провел с мамой, чтобы немного разгрузить уже немолодую, но энергичную роженицу. Мама переживала за мое душевное состояние и просила поскорее встретить ту единственную, которая украсила бы мою жизнь, но забота о моей семье не позволяла тратить время на поиски своей половинки.
Вторую жену Маргариту я встретил спустя десять лет после рождения младшей сестры. Мне казалось, я обрел счастье на всю свою жизнь после рождения сына Сережки, практически парил в облаках, но вскоре стал замечать, что мы с супругой начали отдаляться друг от друга. Она мечтала покинуть Мурманск, упрекала за мои неудачи на службе. Её раздражала наша маленькая квартира, утомляли заботы о сыне, выводили из себя денежные переводы маме и сестре. После очередного скандала, возникшего на ровном месте, супруга заявила, что должна отдохнуть от нас и решить, как жить дальше. Я предложил ей съездить развеяться к сестре в другой город, но сына оставить со мной. Супруга вдруг заметно повеселела, спорить со мной не стала и на следующий день, оставив прощальную записку, исчезла в неизвестном направлении. Я не ожидал такого резкого поворота в своей судьбе, мне не верилось, что Марго смогла бросить собственного сына. Я сидел на полу, играя с малышом, и не знал, что делать дальше. Мои мысли прервал телефонный звонок. Взяв трубку, я услышал приятный нежный голос мамы, способный вселять надежду в самой безвыходной ситуации. Она спокойно выслушала меня и сказала: «Сынуля, не переживай, Марго мне никогда не нравилась, собирай Сереньку и вези ко мне». Взяв несколько дней за свой счет, я полетел к маме…
В её квартире меня встретила огромная собака, напоминающая пони. Псина рыкнула на меня и преградила путь. «Ева, фу», – послышался детский голос из кухни. Навстречу выскочила Оля и стала звать маму. От неожиданности я обомлел, стал расспрашивать маму о происхождении этого монстра в доме. Мама стала улыбаться, что-то невнятно объяснять, а потом сказала, что собачку захотела доченька. «СОБАЧКУ?! – вскрикнул я, – это же маленькая лошадь». Мама начала смеяться, стала уверять, что желание детей – закон. Я глубоко вздохнул и спросил, откуда взялись деньги на чистокровного скакуна. Мама расхохоталась в голос, потом поцеловала меня в щеку и виновато ответила: «Сыночка, это те денежки, которые ты мне на шубу присылал». Моему возмущению не было предела. О покупке шубы мама мечтала смолоду, а потом с легкостью поменяла мечту на какую-то псину. Мама еще долго говорила про интеллект и ум собачки, а потом, устав оправдываться, пригласила всех к столу на ужин.
Сережка быстро освоился в новом доме и подружился с собакой. Перед моим отъездом на улице случилась гроза, я боялся, что сынок испугается неизвестного грохота, но вместо страха, он подполз к Еве, крепко обнял её и что-то «по-птичьи», стал говорить животному. Псина тихонько поскуливала и прятала морду подмышку сыну. Я смотрел на эту странную картину и не мог понять, что происходит. Оказалась, эта «лошадь» боялась грозы, а маленький ребенок, почувствовав её страх, решил утешить и защитить «беспомощную собачку». Махнув рукой, я перестал злиться, собрал вещи и пообещал маме в ближайшее время придумать, как устраивать свою жизнь.
Забрать сына я смог только через два года, когда развелся с Маргаритой, уволился со службы и устроился работать на судоремонтный завод. Помогать маме я не перестал, копил деньги на ремонт её квартиры, покупку мебели, техники и посуды, но, когда, приезжая в гости, видел пустые старые стены, возмущался и требовал объяснений. Мама снова отшучивалась, говорила, что Олечке нужны денежки на развитие и развлечения. Я злился, грозился перестать присылать деньги, которые мне давались с огромным трудом, но каждый раз, слыша слезы мамы в трубке телефона, нарушал свою клятву, понимая, что снова буду обманут.
И теперь, когда мне нужна была помощь, мама так странно распорядилась своей новой жизнью, поставив под удар единственного сына. Ведь новый возлюбленный мамы был на двадцать лет моложе её, мог обокрасть или даже убить ради денег и наживы маму и сына…»
Геннадий Романович замолчал, тем временем официанты принесли лучшие закуски на стол. Он извинился за излишнюю откровенность и предложил начать наш ужин. Весь вечер я слушал флотские истории своего собеседника и получал удовольствие от общения с таким необычным человеком. О себе я почти ничего не говорил, мне никогда не приходилось жертвовать своей мечтой ради кого-то. Обида на родителей, так давно сидевшая в моей душе, превратила меня в настоящего сироту. Я хорошо зарабатывал, но никогда не задумывался, нуждается моя семья в помощи или нет. За отсутствие поддержки и понимания со стороны родных я решил их наказать своим молчанием, хотя только теперь стал понимать, насколько одинок. Моя мама тоже прожила тяжелую жизнь, в которой, кроме бесконечного труда на стройке, не видела ничего. Отец никогда не проявлял особой нежности, был сдержан в общении. Но почему-то маму Геннадия Романовича я пожалел больше, чем свою, и попросил не ругать беззащитную женщину, которая до последнего вздоха хочет любить и быть любимой. Мой собеседник, немного захмелев, ответил, что не может долго злиться на эту родную женщину, которую в детстве безошибочно узнавал по шагам, но для прекращения этой порочной связи он решил вернуть её домой. Я попросил не спешить, пройти все обследования, только потом решить, что делать дальше. Геннадий Романович согласился, и мы продолжили разговор про мечты и планы на будущее.
Мы разошлись почти перед самым закрытием ресторана. Официанты, получившие достойные чаевые, приглашали нас посетить заведение снова. Простившись, мы пожелали друг другу крепкого здоровья, сели в разные такси и разъехались каждый в свою сторону. Из окон моего дома приветливо горел теплый свет, лишь окна моей квартиры были похожими на черные непроницаемые дыры, таящие одиночество и холод, в который не хотелось возвращаться. Вдруг в душе возникло резкое желание услышать голос мамы, почувствовать тепло её рук. Не дожидаясь приезда лифта, я кинулся на лестничную площадку. Переступая через несколько ступеней, я заскочил в квартиру, включил везде свет и лихорадочно стал искать старую записную книжку. Найдя нужный номер, я набрал давно забытую комбинацию цифр. После третьего гудка в трубке раздалось родное тихое: «Алло…»
Я нашел в себе силы просить моих родных и вновь стать частью одной семьи. Вскоре после нашего примирения отца не стало, и мне пришлось взять заботы о маме на себя. Она переехала в Москву и украсила мое одиночество своей заботой и теплом.
С Геннадием Романовичем мы больше не встречались. Лишь через несколько лет на почтовый адрес клиники, где я работал, пришел конверт, в котором лежали несколько свадебных фотографий. На снимках красовалась молодая улыбчивая женщина в подвенечном платье, под руку она держала счастливого мужчину, который нежно смотрел на свою возлюбленную. На обороте фотографии была оставлена размашистая надпись: «Услада моего сердца очень понравилась маме. Уверен, что теперь буду счастлив по-настоящему. Будьте счастливы и Вы. С уважением, Славский Г. Р.».
Это послание из далекого сурового города Мурманска стало для меня словно пророчеством. В моей жизни появилась вторая половинка, осветившая мою жизнь, подарившая настоящее волшебство любить и быть любимым…
Ариша ЗИМА